Башмаки у него мигом расхватали. На вырученные деньги сапожник накупил кучу подарков своей, семье, сложил их все в мешок, закинул за спину и пустился в обратный путь. Идет, а мешок с подарками стук-бряк по горбу, стук-бряк по горбу.
«Нет, — думает сапожник, — все-таки горб мне ни к чему».
Тем временем начало смеркаться. А до дому еще далеко. Решил сапожник свернуть в лес и пойти к своему селению прямиком. Пока шел лесом, совсем стемнело. Хорошо еще, что луна взошла. И вот при свете луны сапожник увидел. Кого бы вы думали? Лесную фею. Она была маленькая-маленькая. Фея сидела на пенечке и плакала.
— Отчего ты плачешь? — спросил ее сапожник.
— Мне скучно, — ответила фея.
— Скучно? А вот мне никогда скучно не бывает.
И он запел:
Я молотком стучу — тук-тук —
Не покладая рук.
Работу кончу и тотчас
Пущусь в веселый пляс.
Фея утерла слезы и улыбнулась.
— Но это еще не все, — сказал сапожник. — Слушай дальше:
Тружусь, танцую — столько дел.
Что некогда скучать…
Кто башмаки мои надел.
Тот будет век плясать.
— Так сшей мне скорей башмачки! — воскликнула фея.
— Мигом сошью, — ответил сапожник.
Он сорвал два листика подорожника, вместо дратвы в дело пошел сухой стебелек, вместо иголки — сосновая хвоинка. Скоро башмаки были готовы. Фея начала их примерять. Сапожник посмотрел, а феи нет.
— Ой! — послышался голосок из левого башмака. — Они мне, кажется, велики.
— Да, немножко велики, — сказал сапожник. — Ну, ничего. Я сейчас сошью тебе другие.
Он нагнулся, сорвал два маленьких листочка клевера и сшил башмачки точно по ножке феи. Только она их надела, как сапожник запел свою песенку, и фея пустилась в пляс.
Всю ночь танцевали фея и сапожник. А когда занялась заря, фея сказала:
— Ох, и наплясалась же я! Славно ты меня повеселил. Скажи, что тебе дать за это?
— Дать? — удивился сапожник. — Да мне ничего не надо.
Потом он подумал немножко и сказал:
— А не можешь ли ты у меня взять? Я бы с удовольствием избавился от моего горба.
— Так за чем же дело стало! — ответила фея.
Она вскочила на пенек и дотронулась волшебной палочкой до горба сапожника. Горб мигом исчез, словно его и не бывало.
— Вот спасибо! — воскликнул сапожник, расцеловал фею и отправился домой.
Едва он вошел в селение, навстречу ему попалась старуха соседка. У нее тоже был горб. Только не сзади, а спереди. Увидела она сапожника, и глаза у нее разгорелись от зависти.
— Э, куманек! Ты это или не ты? Где твой горб?
Тут сапожник рассказал старухе, как все произошло.
На следующую ночь старуха отправилась в лес.
— Как хорошо, что ты пришла! — закричала фея, увидев старуху. — Мне не с кем сегодня поплясать.
— Только у меня и заботы, что плясать с тобой, — сердито ответила старуха.
— А сапожник со мной плясал, — сказала фея. — Но если ты не хочешь, давай споем песенку.
— Еще что выдумала! — проворчала старуха.
— А сапожник со мной пел, — сказала фея.
— Бездельник твой сапожник, да и ты бездельница. Вам бы все петь да плясать. Поработай лучше своей волшебной палочкой.
— Хорошо, — согласилась фея. — Только знай: моя палочка может дать, может и взять. Так что же — дать или взять?
«Скажу — взять!» — подумала старуха.
Раскрыла рот и крикнула:
— Дать! Дать! — Недаром она слыла самой жадной женщиной в селении.
— Ну что ж! Получай, — усмехнулась фея.
Она вскочила на пенек и дотронулась до старухи волшебной палочкой. На спине старухи мигом вырос горб.
Старуха и кричала, и бранилась, — ничего не помогало.
Так и осталась старуха жить с двумя горбами — один спереди, другой сзади.
Как Кортезе заплатил за обед
лучилось это лет сто тому назад, уж никак не меньше.
Шел по дороге из Поло в Попильяно благородный кавальере. Звали его Кортезе. Почему шел? Да очень просто — коня у него не было. На голове у кавальере шляпа с пером, на ногах туфли с пряжками, на плечах бархатный камзол, а в кармане камзола — ни одного сольдо. Со знатными господами это частенько бывает. Однако не только в кармане у Кортезе было пусто, пусто было у него и в животе. До того пусто, что он, пожалуй, съел бы печеный камень.
То-то он обрадовался, когда увидел при дороге харчевню.
— Пербакко! Неплохо бы тут перекусить, — сказал он сам себе и открыл дверь харчевни.
Хозяин бросился знатному гостю навстречу, усадил его наилучшее место и принялся подавать одно блюдо за другим: спагетти — длинные тонкие макароны, голубей в соусе, жареного поросенка, бутылку белого вина и бутылку красного вина.
Съев все это, Кортезе закинул ногу на ногу, открыл табакерку и, сделав добрую понюшку, громко позвал хозяина.
— Не знаешь ли, любезный, — начал он, — какие порядки в ваших краях? Если один человек даст другому хорошую затрещину, что скажет об этом судья?
Хозяин ответил:
— Хорошая затрещина стоит одного скудо штрафа.
— А сколько стоит обед, который я съел? — продолжал спрашивать Кортезе.
— Без двух сольди скудо, — ответил, кланяясь, хозяин и протянул руку за платой.
— Так за чем же дело стало! — вскричал благородный кавальере. — Дай мне скорее затрещину, а два сольди оставь себе на чай.
Хозяин побагровел от злости.
— Хватит шутки шутить, синьор голодранец, плати за обед, а не то плохо придется! — И хозяин стал засучивать рукава на своих огромных ручищах.
Однако Кортезе ничуть не испугался.
— Отнеси свой гнев в погреб, где ты хранишь свое прокисшее вино, — сказал он спокойно. — Там твоя злость поостынет. А не то я заставлю тебя бегать.
— То есть как это бегать?! — запыхтел хозяин.
— Да так. Как зайца. Или еще быстрее.
— Пятьдесят тысяч дьяволов, я не буду бегать!
Но Кортезе стоял на своем.
— Клянусь кровью поросенка, которым я только что закусил, ты будешь бегать.
— А если нет?
— А если да?
— А если я ни разу в жизни не бегал?
— Ну так побежишь в первый раз.
— А если я не хочу?
— Сейчас захочешь.
— Бьюсь об заклад на стоимость твоего обеда, что я не сдвинусь с места, — заревел выведенный из терпения хозяин.
Тогда благородный кавальере Кортезе поднял кулаки, вскочил и бросился в открытую дверь.
— Держи его, держи! — закричал хозяин и устремился вслед за Кортезе.
Но кавальере отсчитывал плату за обед пятками с такой быстротой, что хозяин все время оставался далеко позади. Когда Кортезе насчитал таким образом целый скудо, он остановился, поджидая хозяина.
— Ну что, куманек, — сказал кавальере, — а ведь заклад-то выиграл я. Ты бежал побыстрее зайца. Так что не сердись, а понюхай лучше моего табачку.
И он поднес раскрытую табакерку к носу хозяина.
Хозяин рассмеялся. Что же другое оставалось ему делать?
Легенда о сокровище Кьяпаццы
самого селения Кьяпаццы, там, где кончается его единственная улица, поднимается холм. На холме стоит старинный замок. Сейчас от него остались одни развалины и в его темных башнях гнездятся только совы да летучие мыши.
Жители селения рассказывают об этом замке удивительные истории. Лет сто тому назад, каждый день ровно в двенадцать часов отодвигался ржавый засов. Тяжелые двери со скрипом растворялись, и на порог выходил старик. Его длинная белая борода спускалась ниже пояса. Он был одет в куртку с пышными рукавами, короткие штаны, на голове у него был красный колпак, на ногах — туфли с пряжками. Старик кряхтя усаживался на ступенях лестницы, чтобы погреть на солнышке свои кости. А кости были очень-очень старые — никто не знал, сколько ему лет, да он и сам не смог бы их сосчитать.
В этот час к замку сбегались все дети селений Кьяпаццы. Они влезали старику на колени, теребили его бороду, стаскивали с головы красный колпак. Но старик не сердился на детей. А иногда, когда солнце припекало особенно жарко и кости старика переставали ныть, он лукаво подмигивал ребятам, и те начинали, приплясывая, просить:
— Покажи, дедушка!
— Пусти нас, дедушка!
— Дай, дедушка, поиграть!
Старик поднимался и входил в темные двери, ребята на цыпочках шли за ним. Они проходили гулкими залами, сводчатыми коридорами, потом долго спускались по узкой лестнице. Старик с трудом отодвигал железную дверь. Ребята переступали порог, и дверь захлопывалась за ними. И каждый раз рты и глаза их широко раскрывались от восхищения. Ведь в подземелье хранились сокровища Кьяпаццы. Грудами лежали золотые и серебряные старинные монеты, сундуки с откинутыми крышками были доверху полны драгоценными камнями. От камней шло такое сияние, что в темном подземелье казалось светло, как днем.
Старик позволял детям играть сокровищами. Мальчики в шутку устраивали сражение. Одни размахивали мечами с золотыми рукоятками, другие прикрывались огромными щитами с затейливым узором. Девочки украшали себя самоцветами, надевали дорогие уборы. Платьица были у них старенькие, но девочки сразу будто превращались в маленьких принцесс.
А старик, глядя на все это, тихонько посмеивался. Потом он брал в руки серебряный колокольчик и звонил. Принцессы снова становились маленькими оборванными девочками, храбрые воины — простыми мальчишками. Все быстро клали драгоценности на место и выходили из подземелья. И никогда никто из детей не уносил с собой ни одной монетки, ни одного камешка. Только один раз семилетний мальчик, который попал в подземелье впервые, положил в карман монету с квадратной дырочкой, чтобы сделать из нее грузило для удочки. И удивительное дело, железная дверь ни за что не хотела открываться. Тогда старик сказал:
— Кто взял, — пусть отдаст.
Мальчик, покраснев, бросил монетку в кучу монет. Дверь тотчас распахнулась.
Но в одну темную ночь в замок все-таки пробрались три вора. Эти воры болели страшной болезнью — их сжигала жажда богатства. Пришли они издалека, потому что в тех краях, откуда они были родом, стало нечего красть. Все, что можно было украсть, они уже украли.