Привели самого древнего старца.
Грантэста повторил свой вопрос.
Старик долго припоминал, потом кивнул головой.
— Я слышал о ней от своего деда. Хорошая она была, говорят, женщина, добрая и сердечная. Вырастила она сына, а тот уехал и, видно, позабыл о ней. Так она, бедная, и умерла в слезах и горе.
— А как звали ее сына? — спросил Грантэста.
— К чему помнить имя дурного человека, — ответил старик.
— Но ведь он великий ученый.
— А что он сделал доброго для людей?
— Он искал и обрел бессмертие.
— Для одного себя? Мудрено ли, что люди не помнят его имени, если он не думал о них. Он ничтожнее мухи.
— Глупый старик! — закричал ученый. — Меня, Грантэсту, ты осмелился сравнить с ничтожной мухой!
Не помня себя от гнева, он спрыгнул с коня, чтобы проучить обидчика.
Но в тот же миг крылатый конь исчез, а Грантэста рассыпался в прах, стал горсткой пыли. Налетел легкий ветерок и развеял пыль. Не осталось и следа от бессмертного Грантэсты.
Кочан капусты
самого моря стояла старая-престарая хижина, а в хижине жил старый-престарый рыбак со своей женой. Были они бедняки. Наловит старик рыбы, старуха сварит уху — тем и сыты.
Вот однажды вернулся старик вечером с рыбалки домой, принес десяток макрелей. Старуха уже и котелок на уху приготовила, да вдруг посмотрела на рыбу и разохалась:
— Каждый день рыба да рыба! Как же она мне надоела. До смерти мне капустки хочется.
— Не дури, жена! Есть рыба, и то хорошо.
Вздохнула старуха и принялась раздувать огонь в очаге.
Тут заговорил старик:
— Мне и самому капустки до смерти хочется…
— А где ее взять! — отозвалась старуха. — Был бы у нас огород. Вон у соседки какие кочаны на грядках сидят, большие да круглые, что поросята!
— Так то у соседки! А море не огород, его не вспашешь, волны — не грядки, их не засеешь. Э, да что с тобой говорить! Пойду сети на просушку развешивать.
Вышел старик из хижины, остановился за дверью и раздумался: «Жалко мне мою старуху. Хоть бы раз ее капусткой побаловать. А не забраться ли мне в соседский огород? Вечер темный, кто меня там увидит».
Решил так старик и пошел по тропинке.
А старуха тем временем тоже раздумалась: «Жалко мне моего старика. Хоть бы раз его капусткой побаловать. У соседки капуста хороша уродилась. Одним кочаном меньше, она и не заметит».
Подумала так старуха и побрела к соседскому огороду.
Немного прошло времени — вернулся старик домой, хмурый, как осеннее море. А следом за ним и старуха пришла, дрожит вся, что пожелтевший лист на ветру.
Старик на старуху набросился:
— Я из-за тебя чуть со стыда не умер! Капусты ей, видишь, захотелось! А я, старый дурак, и отправился в чужой огород за капустой. Нагнулся кочан сорвать, гляжу — женщина над грядкой наклонилась, не иначе, как хозяйка. Пустился я назад, едва меня ноги домой принесли. И все ты виновата!
— Я же у него и виновата! Да я сама от страха опомниться не могу. Зашла я в соседский огород для тебя кочан срезать, гляжу — мужчина на грядке копошится, не иначе, как хозяин. Я бежать. До сих пор ноги подгибаются.
Тут отворилась дверь, и в хижину вошла соседка, та самая, у которой в огороде капуста на диво уродилась.
Рыбак и его жена так и обмерли. А соседка сказала:
— Каждый день у нас капуста да капуста. До смерти нам с мужем рыбы захотелось. Не дадите ли нам на уху?
Старик обрадовался.
— Бери, бери, сегодня хорошая макрель уловилась!
Взяла соседка рыбу и сказала:
— Не обидьте и вы нас. Принесла я вам капустки, самый лучший кочан выбрала.
Рыбак и его жена переглянулись.
Сварила старуха на ужин душистую капустную похлебку. Начал рыбак есть и вдруг опустил ложку.
— Постой, постой, жена! Ты с какой стороны зашла на огород?
— С левой.
— Ну, значит, нам обоим стыд старые глаза застлал. Я-то на чужой огород справа заходил. Вот и не узнали мы друг друга. Только страху натерпелись. А чего бы проще — пойти попросить капустки. Соседка-то умнее нас оказалась!
Храбрый Мазино и ведьма
лучилось все это в Покапалье — маленьком горном селении. Его домишки толпятся на самой макушке высокого холма. Склоны холма до того круты, что, когда курам приходит время нести яйца, жители Покапальи каждой несушке подвязывают полотняный мешочек. А не подвяжи — яйца так и покатятся вниз по склону, прямо к подножию холма, поросшему густым лесом. По одному этому видно, что жители Покапальи вовсе не такие лежебоки, какими они слывут.
О беднягах вообще много чего рассказывают. Сложили даже поговорку: «В Покапалье все наоборот — осел погоняет, хозяин ревет». Но поговорку эту придумали крестьяне из долины. Ведь жители долин только и ищут случая посмеяться над жителями гор. А над покапальцами смеялись особенно охотно. «За что же?» — спросите вы. Да только за то, что те были людьми покладистыми и никому ни в чем не перечили.
— Э-э, — отвечали они насмешникам, — дайте срок, вернется наш Мазино, посмотрим тогда, кто заревет громче — мы или вы!
Но покапальцы знают, кто такой Мазино, а вы не знаете. Ну так вот. Мазино — это любимец всего селения. Не подумайте, что он какой-нибудь богатырь. Вовсе нет.
Мазино родился сущим заморышем, маленьким и хилым. Мать испугалась, что он совсем раздумает жить на свете, и решила выкупать его в теплом вине. Отец Мазино докрасна раскалил на огне подкову и сунул ее в лохань с вином, чтобы оно нагрелось. После такого купанья Мазино и стал хитрым, как вино, и крепким, как железо. А в люльку маленького Мазино положили скорлупки незрелого каштана. Ведь всякому известно, что горькие зеленые каштаны делают человека умным. И верно, Мазино ума занимать не надо было — своего хватало.
Вот каков Мазино! Откуда же он должен был приехать? Из Африки. Он там служил в солдатах.
А между тем в Покапалье начало твориться что-то непонятное. Каждый вечер ведьма Мичиллина похищала из стада покапальцев то корову, то быка.
Страшная ведьма Мичиллина жила в лесу у самого подножия холма. Стоило ей только дунуть, и коровы как не бывало. Крестьяне, слыша, как с наступлением темноты ведьма шуршит и возится в лесу, стучали от страха зубами и падали на колени, призывая всех святых. Они даже стихи сложили:
Осел погоняет.
Хозяин ревет,
Внизу под горой
Мичиллина живет.
Мы ночью боимся
Ступить на порог:
Чихнет Мичиллина —
Мы валимся с ног.
Глухими ночами
Все снова и снова
У нас исчезают
Быки и коровы.
Ужасная ведьма
Всех бедствий причина!
Дрожите, бегите, —
Идет Мичиллина!
Раньше в Покапалье коровы паслись, сколько хотели и когда хотели, а ночевали, где придется. Теперь их на ночь сгоняли на полянку, выставляли дозорных и разводили огромные костры. Но и это не помогало. Потому что стоило проклятой ведьме Мичиллине зашевелиться в кустарнике, как дозорные жались к костру, затыкали себе уши пальцами и зажмуривали глаза. А чуть рассветет, глядь — опять в стаде не хватает одной, а то и двух коров. Тут дозорные принимались вопить и плакать, трясли кулаками и посылали ведьме проклятья.
Не подумайте, что коров не искали. Крестьяне Покапальи устраивали даже облавы, только, разумеется, днем. Но ни коров, ни самой Мичиллины они так ни разу и не видели. С наступлением дня Мичиллина исчезала, оставляя только следы огромных сапог на сырой земле да пряди длинных черных волос на колючих ветках кустарника.
Пришлось бедным покапальцам запереть своих коров в хлевах и ни на шаг не выпускать оттуда.
Шли недели и месяцы. Коровы взаперти совсем захирели. Они так отощали, что вместо скребницы их можно было чистить граблями — зубья грабель как по мерке приходились между торчавшими ребрами.
Никто не отваживался водить скотину на пастбище, никто не ходил в лес, и грибы, которых никто не собирал, вырастали величиной с зонтик.
Жители Покапальи каждый вечер сходились на деревенской площади, чтобы решить, что же им делать. Вечера в горах холодные, и покапальцы разводили костер. Сидя у огня, они чесали затылки и на все лады кляли свою несчастную судьбу, а заодно и ведьму Мичиллину.
Чесали они затылки семь дней, чесали дважды семь дней, чесали трижды семь дней и, наконец, надумали просить защиты у самого графа.
Граф жил в круглом замке на вершине соседнего холма. Замок был обнесен высокой каменной стеной, густо утыканной поверху гвоздями и битым стеклом.
Вот в одно прекрасное утро покапальцы подошли к воротам замка. Они сняли свои круглые рваные шляпы и только потом осмелились постучать в ворота. Им открыли, и покапальцы очутились во дворе замка. Они увидели множество графских наемных солдат. Солдаты сидели на земле и мазали свои пышные рыжие усы оливковым маслом. А посреди двора в бархатном кресле восседал сам граф. Четыре солдата, могучие, как молодые дубы, старательно расчесывали графу его длинную-предлинную черную бороду четырьмя гребешками. Чесали они ее с самого верху до самого низу, а потом опять с самого верху до самого низу.
Старший из покапальцев долго переминался с ноги на ногу, наконец набрался храбрости и заговорил:
— Мы пришли, чтобы просить у вашей светлости помощи.
Граф не промолвил ни слова.
— Проклятая ведьма Мичиллина, — продолжал старик, — совсем нас замучила.
Граф не промолвил ни слова.
— Мы хотим, — добавил старик, — просить вашу светлость о великой милости. Прикажите своим солдатам изловить ведьму Мичиллину, чтобы мы спокойно могли пасти наших коров.
Тут граф открыл рот.
— Если я пошлю в лес солдат, мне придется послать и капитана… — Крестьяне радостно заулыбались. — Но если я пошлю капитана, — сказал граф, — с кем же я буду играть по вечерам в лото?