– Да, играла на флейте, – в ее голосе послышалась грусть. – Вообще, я обожаю виолончель, но отчи… – она осеклась, будто сказала слишком много, и, замявшись, быстро закончила: – Она много места занимала. Флейта практичнее.
– Где же флейта теперь? – я задал вопрос, но в попытке отвлечь Лису от неприятных мыслей не подумал, и вышло еще хуже.
– Продала ее, когда готовилась к побегу.
Голова подруги сокрушенно поникла, и я пожалел, что спросил, но теперь прояснилось то, что мучило нас с Сашкой: откуда у Василисы была приличная сумма денег (хотя, конечно, это совсем не наше дело). Подруга, кажется, не заметила моего внутреннего монолога и грустно продолжила:
– Это очень дорогой инструмент во всех смыслах. Из лучших времен.
Она затихла, и ее несчастный вид сделал меня почти больным.
После этого Лиса замкнулась и долго молчала, а я расстроился, поскольку разговор о том, что она любит, вдруг неожиданно для меня самого вышел неудачным и опечалил ее. Но вот что я осознал: совершенно точно оперу придется смотреть и слушать. Почти со злорадством я представил лицо Сашки, который ненавидел школьные посещения театра всей душой, и как он будет скрежетать зубами на просмотре оперы, и, несмотря на сгустившуюся атмосферу напряженности, мне захотелось не к месту рассмеяться, но я сдержался и завел разговор на самую безопасную тему, которая никогда никого не расстраивала, то есть на тему готовки. Повеселевшая Василиса поддержала беседу с чуть большим энтузиазмом, чем та того требовала, хотя кого я обманываю: готовка требует всего энтузиазма, который есть в тебе, особенно если планируешь печь именинный торт.
Василиса
Я любовалась домашним «походным лагерем». Мы полдня готовили гостиную. Саша утром ушел в школу, даже не сообщив о своем дне рождения. Забыл или просто не привык с кем-то делиться радостными новостями. А раз он думает, что я не в курсе, то и подарка не ждет. Особенно такого оригинального. Я впервые за несколько месяцев чувствовала приятное возбуждение, праздник – это, безусловно, то, что мне нужно. Даже такой необычный.
Палатка занимала почти всё свободное пространство, даже пришлось передвинуть кресла к стене. Я предлагала ее вовсе не ставить, потому что она останется пустой на протяжении всего якобы похода. Спать мы собирались в мешках, но не в ней, а вокруг импровизированного костра. Когда я делала уборку, то даже не поняла, что это за приспособление такое, которое сейчас гордо стояло по центру всей инсталляции. Женя объяснил мне, что это раклетница. Что-то вроде среднего размера электрической плитки, на которой на миниатюрных сковородках можно жарить сыр и другие продукты, а потом набирать их себе в тарелку или на кусочек хлеба. Довольно забавно, никогда такого не видела. Мы решили, что раклетница будет костром.
Я сверилась со списком: казалось, что всё готово. Припасы собраны в походный рюкзак, фонарики стояли рядом. Спальные мешки и палатка на месте, расстеленная на полу скатерть играла роль стола. Костер тоже в наличии. Чем не поход?
Время близилось к двум, и Саша должен был вот-вот вернуться из школы. Я сбегала и еще раз проверила торт в холодильнике. Мне казалось, что неожиданным образом он может развалиться под силой тяжести или по любым другим необоснованным причинам. Женин подарок был не настолько хрупким и ожидал между подушек дивана, упакованный в газету вместо подарочной бумаги. А мой подарок в виде торта вот-вот могли разрушить какие-нибудь злые чары. Я очень волновалась. Хотелось, чтобы этот «поход» прошел идеально, словно таким образом я пыталась сказать спасибо Саше. Он столько для меня сделал, что мне казалось, я никогда не смогу отплатить ему тем же, и жалкий торт был просто пародией на подарок. Тем более он будто бы немного завалился набок, напоминая Пизанскую башню из коржей и крема, и грозился рухнуть.
– Идет… Идет! – просигнализировал Женя, который караулил у окна.
Мы метнулись в коридор, и Женя вырубил пробки. На улице было пасмурно и довольно сумрачно, даже погода играла на нашей стороне. Плюс закрытые шторы добавляли темноты. Я подхватила надутые заранее шарики, а Женя встал у двери с хлопушкой наизготовку, во рту у нас были пищалки. Меня немного беспокоила именно эта часть поздравления, но Женя настаивал и сказал, что здесь личные счеты. Ну и кто я такая, чтобы лезть в мальчишеские разборки. Поэтому сделала то, что могла, – была образцовым сообщником.
Ключ провернулся в двери, затем ручку дернули, но дверь не открылась. Женя с укоризной посмотрел на меня, я виновато пожала плечами. У меня не получалось бросить эту привычку: закрывать все замки казалось безопасным. Наконец входная дверь распахнулась, и Саша, чертыхаясь, ввалился в прихожую. Не успел он понять, что происходит, как с оглушительным грохотом разорвалась хлопушка, осыпав его снопом конфетти. И хотя я была морально готова к громкому звуку, но все равно вздрогнула, и моя пищалка загудела чуть с опозданием. Выплюнув наконец пищалки, мы закричали «С днем рождения!» прямо в ошарашенное лицо Саши. Женя довольно ухмылялся, а я подбросила шары, которые глупо разлетелись по всему коридору, совсем не киношно – а в моем стиле.
– В рот компот, – Сашин голос звучал недовольно, но на лице расползалась улыбка. – Вы что тут устроили?
В темноте я видела конфетти в его рыжих волосах. Наклонив голову набок, он попрыгал на одной ноге.
– Чува-а-ак, тебе конец в декабре, – пригрозил он Жене и повернулся ко мне. – А ты! Мелкая подпевала!
Я видела, что он не злится, а лишь рассыпает пустые угрозы, и ухмыльнулась ему в лицо с самым наглым видом. По крайней мере, я надеялась, что мне и правда удалось выглядеть наглой.
– Так, – Саша попытался щелкнуть выключателем. – А че темень-то такая?
– Это потому что, – заговорил Женя замогильным голосом, – мы отправляемся в поход в темный лес.
– В поход? – скептично спросил Саша.
– Да! – внезапно рявкнул Женя. – И у тебя есть минута, чтобы переодеться в соответствующую одежду. Три, два, один, пошел!
Саша быстро включился в игру и со сноровкой ниндзя метнулся в свою комнату. Я слышала, как хлопают ящики комода, живо представляя, как друг расшвыривает вещи, роясь в поисках подходящей одежды.
Женя считал преувеличенно громко. Я, желая подыграть, начала выстукивать ритм марша по наличнику. И раз! И раз! И раз, два, три! Пошевеливайся, солдат, время на исходе!
С последними цифрами счета Саша вылетел из своей комнаты. На нем был такой микс из разной несочетающейся одежды, что мы покатились со смеху. Камуфляжные штаны, заправленные в ярко-желтые носки. К ним друг натянул старый детский свитер, который был откровенно мал. Саня пытался это скрыть, закатав рукава, но выглядел великаном в гномьей одежде. Венчала образ милая полосатая шапочка с помпоном. Саша натянул ее довольно низко, выставив наружу уши.
Весь наряд казался настолько глупым, что я не могла перестать смеяться. Женя вторил мне, задыхаясь.
– Рядовой к походу готов, мой генерал! – вытянувшись по стойке смирно, гаркнул Саша.
– Вольно! – прохрипел Женя сквозь смех.
Шутливое переодевание задало тон всему вечеру. Мы не просто хорошо проводили время, а по-настоящему веселились: хохотали до колик, прыгали как дети и кричали уморительные речевки. Раклеты оказались очень вкусной и вполне походной идеей. Толкаясь у нашего «костра», мы наперебой жарили сыр, перепелиные яйца, кусочки бекона, а после добавляли к ним соленые огурчики, маслины и помидоры, вываливая содержимое миниатюрных сковородок на тостовый хлеб. А потом, обжигая нёбо, пытались поскорее съесть свой праздничный обед.
Когда приступ обжорства остался позади, мы решили посмотреть видеокассету, взятую днем ранее в прокате. Это был фильм о волшебном турнире единоборств в параллельной Вселенной, с магическими приемами. Стоило заиграть главной теме, парни подскакивали и замирали друг напротив друга в дурацких позах, а в конце проигрыша хором кричали: «Мортал Комбат!» Когда они увидели, что их кривляния никак мною не оценены, то наперебой стали расспрашивать меня, неужели я никогда не играла в приставку. Пришлось признаться в этой постыдной части своей биографии. Они пообещали, что передо мной еще откроется мир и я узнаю, что значит жить полноценной жизнью. Я скептично приподняла брови на такое смелое заявление.
За окном почти стемнело, и пришло время открывать подарки, но Саша вдруг подскочил и со словами, что ему необходимо в кустики, умчался в уборную.
– Прекрасная часть этого похода, – довольно сказал он, вернувшись, – что все блага цивилизации прямо под рукой.
– Что-то я не слышала, как после туалета ты пользовался таким благом, как раковина, – сурово намекнула я, ударив его по предплечью, когда он потянулся к остаткам еды.
– То есть ты считаешь, что у меня руки грязные? – преувеличенно возмущенно спросил он.
– Да, – я была непоколебима.
– Вот эти руки? – он начал угрожающе надвигаться на меня, показывая мне раскрытые ладони.
Я завизжала и вскочила с ногами на диван, пытаясь отбиться деревянной лопаткой для еды. Фу, ни за что! Некоторое время под дикий гогот Жени мы наматывали круги вокруг нашего походного лагеря, после чего Саша наконец согласился помыть руки. Кошмар, мальчишки иногда такие мальчишки. Фе!
Саша принял подарки с огромной радостью, которую даже не пытался скрыть. Женя подарил ему книгу, где были описаны особые приемы сражений в этой их компьютерной игре. Особенно меня рассмешило слово «бабалити». Не знаю почему, но я так смеялась, что чуть не описалась, услышав его, за что меня прожгли два уничижительных взгляда. Я же говорю: мальчишки! Торт мы ели прямо с блюда, зачерпывая большими ложками огромные куски, а потом повалились каждый на свой мешок, стеная, что больше никогда не прикоснемся к еде.
На улице стало совсем темно, и квартира наполнилась мраком. Мы зажгли фонарики и гирлянду, которую перекинули через палатку. Разноцветные огоньки заплясали вокруг, подмигивая. Пам-пам-пам. Меня переполнило теплое счастье и покой, каких я не чувствовала уже очень давно. В череде ужаса и страха последних лет я совсем забыла, как ощущается умиротворение. Сонной тяжестью в полном животе, вялым ерзаньем на спальном мешке и ленивым бормотанием ни о чем. Я закрыла глаза, и меня заполнили звуки колыбельной из детства, то ощущение, когда тебя вот-вот унесет в мир снов. Но внезапно Женя очень громко сказал: