– Мне кажется, вечер у костра мы можем провести, рассказывая страшилки.
Меня резко вырвало из неги. Я покосилась на Женю, он выглядел немного более напряженным, чем следует, и я забеспокоилась. Он боится страшилок? Зачем тогда предлагает?
– Думаю, вместе мы уже через многое прошли, – многозначительно добавил он, – чтобы разделить некоторые страшные истории между нами тремя.
Мне не очень понравилось, как это звучало – совсем не для дня рождения, – но Саша, пристально посмотрев на Женю, помолчал и сказал, что не против. Я поняла, что это должны быть не просто страшилки, а наши истории.
– Но чур, – добавил наш именинник, – страшилки будут на тему русских сказок, ага!
– Как инициатор, я начну первым, – даже в тусклом свете я видела, что Женя снова покраснел.
Мне было немного любопытно то, что сейчас должно прозвучать, но больше боязно. Я не хотела рассказывать свою страшную сказку. Конечно, из-за необычной жизни ребят меня терзали вопросы, но я их никогда не задавала, потому что знала: задав хотя бы один, должна буду поделиться и своей историей. Неужели пришло время и никак не отвертеться? За этими мыслями я чуть не упустила самое начало Жениной страшилки.
– В общем, да… – он кашлянул, приставил включенный фонарик к подбородку и начал несколько игривым тоном: – Жила-была в лесном озере прекрасная русалка. Красоту ее сложно описать словами. И положил на нее глаз водяной, – голос парня утратил веселость и налился горечью. – Кто его знает, что русалка нашла в этом довольно неприятном на вид существе, но сыграли они свадьбу, какой не видывал еще водяной народ. Родила русалка водяному сына, наследника, но вышел он какой-то неказистый, – Женя усмехнулся. – Вроде как не водяной, а больше на тритона похож, слащавый больно.
Мне показалось, что последние слова принадлежали не Жене, а словно он их с чужого языка снял.
– Так вот, – продолжил друг, убрав фонарик от лица. – Решил водяной во что бы то ни стало воспитать из сына достойного преемника. А для этого все средства хороши, так сказать. Взял водяной самую крепкую ветку с острым концом и тяжелый камень да стал вытесывать из противоестественного тритона настоящего мужчину… – Женя запнулся, но тут же поправился: – Точнее, настоящего водяного. Но сущность любого живого создания не так просто изменить, даже если на первый взгляд кажется иначе. А потому нет больше покоя и счастья в водном краю. Расколол неправильный сын счастливую семью, ожесточилось сердце водяного, и проснулась в нем ненависть. Так и отрывается по сей день на русалке и безобразном тритоне, пытаясь приличных жителей водного царства из них сделать.
Последнюю фразу Женя закончил с иронией и кривой улыбкой, вновь вернув фонарик к подбородку. Но никому из нас троих не было смешно. Я даже немного разозлилась: он портил праздничный вечер такими откровениями. Но теперь стали более понятны частые синяки на его лице и постоянный испуг, если вдруг звонил его мобильный. Когда он бывал у нас по вечерам, то каждый раз в то или иное время раздавался телефонный звонок, и он поспешно убегал, иногда даже забыв попрощаться. Теперь всё это приобретало смысл и причину.
– Ага, короче, я бы сказал: дамы вперед, но, чувствую, сейчас мне придется сочинять, – подал голос Саша со своего спального мешка.
Он не стал приставлять фонарик к лицу, как сделал Жека, а просто улегся на спину и пустил кружок света в пляс по темному потолку. Пятнышко скакало из угла в угол тревожно, будто у Саши тряслись руки, и я заразилась этим напряжением, внутренне собираясь. Будто сейчас необходимо нарастить броню.
– Жили, значит, были медведь с медведицей в самом дремучем лесу, – Саша начал свою историю ровным голосом, без эмоций. – Любовь у них была до небес, медведь разве что пятки медведице не лизал. Настоящими хозяевами леса были звери эти и не знали горя и несчастий. Сначала родился первый медвежонок, потом второй, – на этом месте он запнулся, немного помолчал и продолжил: – Совсем шумно стало в лесу. Веселятся медвежата, заняты своими играми. Тот, что постарше, зануда знатный, а младший – та еще заноза в… – Женя легко пнул Сашу, и тот снова замешкался: —…в одном месте. Всё бы хорошо, но любила медведица лыжи, а медведь ей отказать не мог. Раз в год они оставляли медвежат бабушке-медведице и сваливали в романтический отпуск на горнолыжный курорт.
По обрывистым резким фразам картинка уже почти-почти сошлась в моей голове, я знала, что сейчас последует что-то совсем-совсем горестное. Голос Саши стал глухим и отстраненным, Женя заерзал на своем месте, возможно, уже сожалея, что из-за его затеи вечер так удручающе заканчивался.
– А на лыжном курорте медведица разбилась о дерево, слетев с трассы на полной скорости, – сдавленно продолжил Саша. – И всё покатилось под откос для веселого медвежьего семейства. Бабушка-медведица померла следом от инфаркта, а у папы-медведя потекла крыша, – тут в голос друга добавилась злость, и Саша оживился. – В общем, папа-медведь, в рот ему ноги, начал мед лакать просто-таки литрами. А шестилетний и тринадцатилетний медвежата как хотите живите. В общем, бедный несчастный медведь, которого и отцом-то не назовешь, еле дотерпел до совершеннолетия старшего медвежонка и отвалил работать в другой лес, канадский, чтобы как можно дальше. А то на одном континенте пересечься в лесах можно, а так уж наверняка, – тут Сашин голос приобрел даже некую веселость, но она казалось несколько нездоровой. – Старший братец-медведь получал круглую сумму на содержание себя и младшего братца, но хотелось и ему свою жизнь устроить. Провел он младшенькому курс молодого бойца и тоже отвалил, посчитав свой братский долг выполненным, – Саша хохотнул безрадостно. – А младший медведка тоже неплохо устроился: деньги ему отчисляют, квартира своя есть, осталось дождаться восемнадцатилетия, и ух как младший медвежонок заживет со своими друзьями тритоном и-и-и?..
На этой вопросительной ноте он прервался и почти весело глянул на меня. Части его истории я слышала обрывками, что-то додумала сама, но сердце отчаянно сжалось от его напускного беспечного взгляда. Я даже не могла себе представить, насколько одиноким он себя чувствовал. С самого детства не иметь возможности обратиться за поддержкой, спрятаться на чьем-то плече, поделиться страхами и обидами. Обе их сказки были страшными, каждая по-своему. Мне хотелось обнять их и отдать всё тепло, которое я могу, но наступило время рассказывать собственную страшилку. Собравшись с духом, я кивнула и ответила на незаданный вопрос.
– Ведьмой. Моя история будет о доброй волшебнице и ее дочери ведьме, – мой голос дрожал и казался писклявым до отвращения. – Но начнем с самого начала. В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жила добрая волшебница, которую все любили. Волшебница та была замужем за царевичем, и рука об руку правили они своим народом и землями. Народ ценил и уважал правителей за справедливость и мудрость.
Переведя дыхание, я взглянула на парней. Фонарики валялись включенные и всеми забытые. Женя и Саша, сев на своих мешках, наклонились ко мне с одинаковым выражением на лицах. Не любопытство, а что-то сродни потребности в знании.
– В свое время родилась у волшебницы и царевича дочь, – продолжила я. – Была это милая малютка без особых талантов. Но любили родители свое дитя, холили и лелеяли. И всё шло прекрасно в том королевстве, пока не случилась война. Ушел царевич во главе армии защищать родные земли, и не стало его на поле брани. Безутешна была добрая волшебница, горе сломило ее, а бремя правления и одиночества подточило и без того слабый дух. И объявился в королевстве Колдун. – Я услышала, как парни резко выдохнули. – Черным было его сердце, а облик – величественным и пугающим. Склонил он волшебницу на свою сторону и обманом втерся ей в доверие. С тех самых пор царство пришло в упадок, сурово своей железной рукой держал Колдун всех его жителей. Доброй волшебнице необходимо было соответствовать его стандартам: ела она мало, чтобы оставаться стройною, работала много, содержала дворец в чистоте и порядке.
Я замолчала, раздумывая, как бы рассказать о страшной моей тайне, о самой большой вине. Женя затряс ногой – я заметила, что у него бывает такое в минуты сильных волнений.
– Тем временем подросла дочь доброй волшебницы, и оказалась она мерзкой ведьмой, – я решила, что самая неприятная часть будет короткой. – Постоянно нашептывал Колдун девочке, что видит ее насквозь, все черные грязные помыслы, обвинял ее в кокетстве и жеманстве, – не удержавшись, я всхлипнула. – Молодая ведьма была крайне осторожна, старалась не попадаться на глаза Колдуну, но ничего не помогало. Он твердил и твердил о том, что ведьма распутна и соблазняет своим видом честного Колдуна, и что вся вина на ведьме, на ее гнилом нутре, и как разобьется сердце доброй волшебницы, когда она узнает, какую змею пригрела на груди, – слезы текли по щекам, я была не в силах остановить их. – От напряженной работы и плохого питания вскоре добрая волшебница заболела, и пришлось ей покинуть дворец, дабы обратиться к целителям. Те ничего не смогли сделать, и волшебница умерла, – последнее слово я прорыдала, захлебнувшись. – Колдун остался полноправным хозяином молодой ведьмы. Он выбивал из нее греховность, но это не помогло. И, сдавшись наконец, Колдун пошел на поводу у своей слабости, потому что ведьма соблазняла его и…
Я не смогла закончить. Рыдания душили меня, снова возникло ощущение, что я вывалялась в грязи и никогда от этого не отмыться.
Саша был на полсекунды быстрее Жени. Одним рывком он передвинулся со своего спального мешка на мой и, обхватив меня руками, стал поглаживать плечи. Продолжая рыдать, я обняла его в ответ, но этого казалось недостаточно. Мне хотелось поделиться своей болью, раздробить ее, потому что одной такое вынести казалось невозможным. Захлебываясь слезами и соплями, я забралась к Саше на колени, утыкаясь лицом в шею, а он продолжал успокаивающе гладить мои плечи. Но и этого было недостаточно, я чувствовала, как моя боль пе