– Да-а-а… В таком виде тебе только в морозную ночь на прогулку, – заметил я. – Ты можешь остаться. – Она затравленно вскинула на меня взгляд. – Так… Нет, ничего такого. Обработаем твои раны, отлежишься. Здесь никого нет, кроме меня. Вернется еще тот чувак, который ускакал за люлями. Мы хотим помочь. – Выходило, будто я оправдывался, только не знал за что.
– Помочь. – эхом повторила она за мной.
С одной стороны, девчонка выглядела настороженной и напряженной, будто готова рвануть в любой момент. Но с другой, таксиста она о помощи не просила. Нам не доверяла, но ему доверяла еще меньше.
Она продолжила сидеть без движения. Меня же беспокоило только одно: идет ли еще та ярко-красная кровь и можно ли умереть от такой кровопотери. Можно или нет? Как я должен это спросить?
– Э-э-э… Слушай, не хочешь ли промыть раны и сменить одежду? – я постарался зайти издалека.
Почему в такие моменты людей беспокоят приличия, блин? Но я просто не мог выдавить из себя волнующий вопрос.
– Сменить одежду?.. – снова эхом повторила она, только теперь полувопросительно.
Мне надоело это напряжение. Я не похож на Жеку. Во мне настолько мало терпения и деликатности, что иногда я делаю, прежде чем подумать. Но тогда я не понимал, что шок от травмирующих событий может проявляться по-разному. В тот вечер я был просто напуганным пятнадцатилетним пацаном, который не знал, что ему делать, поэтому психанул.
– Короче, твоя одежда грязная и в крови, ты не можешь сидеть здесь вечно. Надо помыться, а потом обработать раны, а то может инфекция попасть! – рявкнул я. – Я дам тебе чистую одежду и не собираюсь трогать тебя и пальцем. Или можем вызвать скорую и ты расскажешь врачам, что случилось, а они окажут тебе помощь.
После длинной яростной тирады я даже слегка запыхался.
– Выбираю чистую одежду, – через несколько секунд молчания тихо ответила девчонка.
Стало неловко. Я молча прошел в свою комнату и достал из комода еще одни спортивки, футболку и толстовку. Абсолютно чистые. Лидия Петровна приходила на прошлой неделе, и вся одежда в комоде пахла альпийскими, мать их, лугами.
Вернувшись в коридор, я увидел, что девчонка безуспешно пытается развязать шнурки. Но, чуть наклонившись, вдруг замирает и возвращается в исходное положение.
– Давай помогу, – буркнул я, все еще испытывая неловкость.
Убедившись, что она не собирается снова отталкивать меня, как у библиотеки, я сделал осторожный шаг и присел перед ней на корточки, стараясь двигаться медленно. Сердце почему-то колотилось в горле. Она не стала меня отпихивать, и я бережно взял ее сначала за одну ногу, а потом за другую, по очереди стягивая ботинки. И хоть она и ожидала прикосновений, но все равно испуганно дернулась.
За ботинками пришла очередь куртки. Шапку она стянула сама, как ранее в метро. Я не удержался и еще раз пробежал взглядом по коротко стриженной макушке. Поднял девчонку на ноги и быстро глянул на свою куртку, на которой она сидела, но так и не понял, осталось ли там кровавое пятно, – слишком темный подклад. Разозлился и небрежно швырнул пуховик девчонки сверху своего.
Она нерешительно замерла, привалившись к стене. Стоять прямо ей было то ли больно, то ли трудно. Я прошел к двери ванной и распахнул ее. Приготовив девчонке полотенце, вернулся в коридор за чистой одеждой.
– Итак, одежда, полотенце, ванна, – от неловкости момента я скатился к паясничанью, сопровождая слова театральными указательными жестами.
Она смотрела на меня с опаской, и я застремался.
– В общем, разберешься сама. Дверь запирается, поэтому закрывайся и ничего не бойся.
Я вышел из ванной, а девчонка, тяжело переваливаясь, вошла, пытаясь не касаться меня. После чего тихо и нерешительно закрыла дверь, и послышался звук проворачивающегося замка.
Стараясь быть тихим, я перевел дыхание. Писе-е-ец. Во что мы вляпались?! И где этот олень? Неужели отец не клюнул на нашу байку?.. Я не мог в это поверить.
Батю Жеки в жизни беспокоило только одно: как бы сделать из сына мужика, такую мини-копию себя. А Жека немного не вписывался. Мы прям два сапога пара, вечное разочарование для своих родных. Мой, вон, меня даже видеть не мог, умотал аж на другой конец мира, лишь бы не сталкиваться поутру в коридоре. Я прогнал неприятные мысли и прислушался.
Из ванной раздавались шум воды и тихие сдавленные то ли всхлипы, то ли вскрики. Лучше расслышать мешали звук работающего душа и гул газовой колонки, плюс у нас были довольно массивные двери, которые хреново проводили звук. Поэтому я плохо понимал, что там происходит. До тех пор, пока она не начала плакать гораздо-гораздо громче.
– Эй. – позвал я и понял, что даже не додумался спросить ее имя. Что за дебил! – Эй! – я повысил голос. – Ты в порядке? Нужна помощь?
Она не отвечала, только сдавленно рыдала и говорила-говорила-говорила. Я не понимал ни слова через дверь. Жеваный крот, и я предложил ей закрыться. Дважды дебил! Но я думал о том, чтобы она ощущала себя в безопасности, а не о предполагаемой истерике. Что делать-то? Жеки нет, я один на один с этими рыданиями и должен туда зайти? До этого она ведь не плакала, значит, случилось еще что-то более страшное. Что там могло случиться-то?
Блин-блин-блин.
Я метнулся к шкафу, распахнул створки и безумным взглядом зашарил по инструментам, оставшимся от отца. Схватив отвертку, ломанулся назад к двери ванной и попытался провернуть замок снаружи. Защелка типовая, и не должно было возникнуть проблем с этой кругленькой штукой, но мои руки так тряслись, что успеха удалось добиться лишь с четвертой попытки.
– Слушай! – прокричал я, отшвыривая отвертку. – Я сейчас войду, чтобы помочь тебе. Ты там чем-то прикройся!
И рванул дверь. Прикрываться она и не собиралась, а просто всхлипывала и причитала. Но я и не думал пялиться на нее, потому что мой взгляд застыл на кровавой луже на дне ванны.
Контраст алого на ослепительно-белой поверхности был таким ярким, что мозг просто взорвался. Боюсь, эта картина врезалась в мою память на всю оставшуюся жизнь, и я не сразу услышал слова.
– Столько крови… – рыдала она. – Так должно быть? Так бывает? Я не знаю. Это же ненормально, да?
– Давай вызовем скорую, – прохрипел я не своим голосом. – Я… это ж просто звездец!
– Нет! Нет! Не надо скорую! – закричала она, пытаясь выбраться из ванны, забыв о своей наготе. – Они вернут меня к нему, вернут, как в прошлый раз. Я больше не мо-гу-у-у. – В конце она завыла, завалившись на кафельную стену, и сползла в эту лужу, закрывая лицо руками и продолжая громко рыдать.
От вида ее голого, покрытого синяками и ссадинами тела, трясущегося в луже крови, и от металлического запаха замутило. К такому жизнь меня не готовила. Я ничего не понимал. Девчонка боялась, что скорая увезет ее к тому, кто причинил ей вред? Как это вообще возможно?
Я опустился перед ванной на колени и попытался оторвать ее ладони от избитого лица.
– Слушай, скорая, конечно, сообщит твоим родителям, но они помогут тебе, и ты вернешься домой, в безопасность.
– В том-то и дело, – прорыдала девчонка, дернувшись мне навстречу. В агонии она будто не ощущала, что ее голое тело слишком близко ко мне, и никак на это не реагировала. – Скорая вернет меня домой.
Меня будто ударили по башке чем-то тяжелым. Врачи уведомят ее родителей и вернут домой. Она предпочитает умереть от кровопотери, только бы этого не случилось. С ней сотворили такое… дома?
На минуту я выронил ее скользкие ладони из своих рук. Кто может сделать что-то подобное со своим родным?
Я почувствовал, что вот-вот блевану. Никогда не замечал за собой такой чувствительности. Но кровь и расчлененка на экране – вообще не то же самое, что в реальности. Когда ты смотришь треш по телеку или в кино, то понимаешь, что это не с тобой, ну, типа понарошку. А когда видишь избитое тело в двадцати сантиметрах, чувствуешь запах крови и, кажется, даже испачкался в ней, то это совсем-совсем другая тема.
Я сглотнул подкатившую к горлу желчь и попытался взять себя руки.
– Давай, – тихо сказал я, и нежность моего голоса поразила меня самого. – Нужно ополоснуться и вытащить тебя отсюда.
– Что мы будем делать? – тихо прорыдала она, и для меня это «мы» прозвучало так правильно, что я сразу же успокоился.
Она перестала быть настороженной, будто разом решила довериться мне. Я помог ей выбраться из ванны и закутаться в полотенце. В этот самый момент я понял, что должен – обязан – защитить ее. Теперь мы были связаны. Гребаной кровью.
– Позвоним моему брату, – решительно сказал я. Пришло время обратиться к нему за помощью.
Женя
Не успел я убрать палец с кнопки звонка, как дверь распахнулась и появилось страдальческое мамино лицо, красное и заплаканное. Я понял, что за эти два часа она уже получила свое. Мама посторонилась и пропустила меня в квартиру, я попытался ей ободряюще улыбнуться, но вышло не очень, тогда я скинул ботинки и куртку и прошел в зал, откуда раздавались звуки телепередачи, лучше с этим не тянуть. Отец сидел в кресле, устремив тяжелый взгляд в телевизор, и делал вид, что не замечает меня, но со своего места я отметил, как на его виске бьется жилка, а это явный признак того, что он в ярости.
– Добрый вечер, пап. – В прошлый раз я долго молчал, потому что не знал, что сказать, и ничем хорошим это не закончилось. – Прости за опоздание. На тренировке случилась экстренная ситуация.
– На кой черт я купил тебе мобильный телефон? – процедил он, но не удостоил меня и взглядом.
Отец ненавидел длинные объяснения, в прошлый раз он разбил мне губу так, что пару дней мне даже не удавалось принимать пищу, и сейчас я переминался с ноги на ногу и размышлял, как покороче рассказать Сашкину байку.
– Джинсы порвались по шву, и Сашке… – Как только я произнес имя друга, отец ввинтил в меня полный ненависти взгляд, и я поспешил продолжить: – Пришлось бежать к нашему приятелю, который живет неподалеку, тот одолжил мне спортивные штаны, а телефон остался в джинсах в шкафчике раздевалки.