Я сидел в брюках и рубашке в актовом зале школы и сжимал результат последних десяти лет[2] моей жизни, Лиса сидела рядом и нервно теребила рукава; ее фамилия шла после моей, и она нервничала перед выходом на сцену. Сделав небольшую уступку, она все же надела платье, в котором была на ужине с моими родителями, но наотрез отказалась делать прическу и макияж и даже покупать новые туфли. Когда прозвучала ее фамилия, я наблюдал, как подруга, слегка запнувшись, прошла к ступенькам, задержалась перед ними, глубоко вздохнула, поднялась на сцену и по сравнению с другими девушками, которые вырядились, будто это была репетиция их собственной свадьбы, выглядела более чем скромно. Простое платье немодного уже фасона и розовые кеды.
Но она была милой. И красивой.
Когда директор протянул ей руку, чтобы поздравить с окончанием школы, подруга замешкалась, но все же подала в ответ свою ладонь для быстрого рукопожатия и, как только получила документ об окончании школы, почти побежала назад, но все же ее глаза светились неподдельным счастьем, когда она вернулась на кресло рядом со мной.
Я знал, что где-то в конце зала сидит Сашка и разделяет наши радость и энтузиазм.
После вручения аттестатов должна была начаться увеселительная программа, но у нас были свои планы. Сначала я расстраивался, что Василиса не хочет идти на празднование выпускного, но она раз за разом продолжала стоять на своем, и я сдался; подруга предложила мне сходить одному, но эта идея не воодушевляла, даже не знаю, зачем я столько времени настаивал, чтобы мы пошли, ведь все люди, которых я хотел видеть в этот день, туда не собирались. Когда прозвучала последняя фамилия и заключительные слова от директора, весь актовый зал загудел.
Я обернулся и увидел Сашку на заднем ряду, почти у самых дверей, он жестами показал, что будет ждать на улице, все повскакивали с мест, началась настоящая давка, мы с Лисой и не думали спешить, я знал, что мы выйдем последними, поэтому повернулся к подруге и спросил, пока у нас была возможность поболтать:
– Ну что, ты счастлива?
Она ненавидела школу.
– Еще бы, – засмеялась Лиса. – Впереди, правда, нас ждет еще пять лет точно такой же учебы, но сейчас я не хочу об этом думать.
– Может, после школы будет проще, – предположил я. – Мы стали старше, и деление на группки, сплетни и все такое остались позади.
– Ты иногда такой наивный, – усмехнулась подруга. – Люди никогда не устанут сплетничать.
– Тогда у меня для тебя плохая новость, – ее негативный настрой к обществу прямо-таки убивал. – Тебя ждет очень-очень неприятная жизнь. Может, все же стоит дать людям шанс?
– Я так не думаю, – она хитро улыбнулась.
Мне хотелось уточнить, что Лиса имела в виду, но зал уже опустел, и она поднялась со своего места, протянув мне руку.
– Пошли, Сашка ждет, – сказала она.
Он стоял прямо на крыльце, Лиса, не задерживаясь, подхватила его за руку, и мы спустились вниз. Когда отошли от здания, в котором прошла большая часть моей жизни, я невольно оглянулся и заметил, что все увлеченно переговариваются, обнимаются, смеются и предвкушают праздник, но несколько человек удивленно смотрели нам вслед. Наверное, их смущало то, как странно мы идем: раньше мы не держались за руки на публике, и сейчас я впервые заметил любопытные, расширенные в изумлении глаза, которые устремились на нас. Василиса перехватила Сашку под руку и крепко сжала мою ладонь, у меня на секунду возникло желание выдернуть кисть, и я удивился сам себе: неужели меня так сильно волнует, что думают эти люди? Большинство из них я больше никогда не увижу.
– Эй, – из раздумий меня вырвал голос Сашки. – Ты чего завис?
– Ты заметил, как они на нас смотрят? – мне было неловко.
– Кто смотрит? – удивился друг.
– Бывшие одноклассники, – уточнил я.
– Я не заметила, чтобы кто-то смотрел, – сказала Василиса.
– Да и что такого – держать за руку одновременно своего парня и двоюродного брата? – насмешливо спросил Сашка.
– Не думаю, что все были в курсе этой легенды, – заметила Василиса.
– Да и в рот им ноги, – фыркнул Сашка, – ты что, напрягся из-за этого?
Я пожал плечами. Когда я сообщил о своем беспокойстве, мне стало казаться, что я раздул из мухи слона. Действительно, большинство ребят в школе думали, что Сашка и Лиса – брат и сестра, а мы с ней – пара, накрутил себя на пустом месте прямо-таки. Может, Василиса права и никто и не смотрел.
Господи, что за странные мысли: смотрели, не смотрели. Какая разница!
Мы должны веселиться и праздновать, а не предаваться тревожным мыслям; кажется, нервное напряжение последних месяцев сказалось на мне не лучшим образом.
– Забудь ты уже эту школу, – посоветовал мне Сашка, – все, это пройденный этап.
– Наверное, я после нервяка с ЕГЭ и экзаменами превратился в настоящего психа с манией преследования, – улыбнулся я.
– А мне понравился ЕГЭ, – Василиса озвучила мнение, которого я от нее никак не ожидал.
– Да уж, помню, как тебе он нравился, ты меня чуть не загрызла во время подготовки, – засмеялся я.
– Имею в виду не сам процесс, – уточнила она, – а то, что это одновременно и выпускные экзамены, и вступительные. Теперь все, что нужно, – отнести эту бумажку с баллами в техникум. Больше никаких экзаменов этим летом.
– Слушай, точно! – воскликнул я, не задумывался об этом в таком ключе.
– Я же говорю: ЕГЭ – это прикольно, – утвердительно кивнула Лиса.
– Прикольно? – переспросил Сашка потрясенно. – С каких пор ты употребляешь подростковый сленг? Я сплю? – друг с преувеличенным недоумением пощипал себя за руку, театрально округлив глаза.
– Знаешь, как говорят, – засмеялась Василиса, – с кем поведешься, от того и наберешься.
– О кладезь мудрости! – воскликнул Сашка. – Наша Василиса!
Я засмеялся, потому что они всегда знали, как поднять мне настроение; мне было легко и хорошо с ними обоими, я мог поделиться всем, что меня беспокоит, и получить совет или дружескую подначку.
Страх и неуверенность, одолевавшие меня пятью минутами ранее, были забыты.
– Ну а теперь ты нам расскажешь, как мы будем праздновать? – спросила Василиса у Сашки, который держал все это в секрете от нас двоих, хотя Лиса его изводила с самой Пасхи вопросами.
– Да-а-а, – протянул Сашка. – Идем в ресторан!
И у нас действительно был лучший выпускной со своим фейерверком, состоящим из трех переплетенных в горячих объятиях тел, стонов и даже пары вскриков. Никакие «Алые паруса» не смогли бы тягаться с ним, тем более что в этом году их так и не успели подготовить и перенесли открытие на следующий.
Дни после выпуска тянулись медленно и вольготно, мы наконец смогли расслабиться и выдохнуть. Лиса была права: поступление в техникум заняло всего один день, мы подали документы, прошли по баллам, и нас зачислили. У Сашки дела обстояли сложнее, он сдал сессию только к началу июля, поэтому выполнение обещания, которое мы дали Василисе (посетить могилу ее матери), затянулось, но, как только Сашка сдал последний зачет, мы решили ехать на кладбище на следующий же день.
С самого утра Лиса была грустной и рассеянной, в метро она теребила лямки рюкзака и за все время пути не сказала ни слова. Сашка был напряженным и с беспокойством косился на подругу, я же просто убрал ее ладонь от несчастной лямки и крепко сжал (слова утешения не шли, да и что здесь скажешь).
На самом кладбище Сашка перестал нервничать и принял деловой вид: здесь он знал, что делать, и четкое понимание того, чем он может быть полезен, делало его собранным и обстоятельным. Мы быстро нашли работника, который отвечал за заключение договоров, Сашка назвал фамилию Василисы и место, которое значилось в документах о смерти ее отца: ее мама, как жена военного, была подзахоронена к нему на участок. Все документы были на руках у Василисы, об этом она позаботилась еще два года назад, когда планировала сбежать от отчима. Сашка говорил с работником кладбища, уточнял услуги, которые хотел бы заказать, а мы с Лисой просто сидели рядом, как два ребенка, которые слушают разговор взрослых; я был совершенно бесполезен в таких вещах, поэтому делал то, что мог: гладил подругу по спине.
Когда речь зашла о памятнике и изображении, то Сашка посетовал, что фотографии нет, тут Лиса встрепенулась, словно очнувшись ото сна, и спросила:
– А можно сделать портрет на памятнике по рисунку?
– Конечно, – ответил мужчина. – Никаких проблем.
– Да, сейчас, – Василиса начала рыться в рюкзаке и достала пластиковую папку, в которой лежал альбом, она пролистала несколько страниц, на которых я мельком увидел рисунки, и аккуратно отделила одну, протянув мужчине. – Вот этот, пожалуйста.
Сашка взял из ее рук рисунок, посмотрел на него несколько секунд, передал работнику кладбища, после чего уточнил последние детали, расплатился, а мужчина объяснил нам, как пройти к могиле, потому что Василиса плохо помнила дорогу.
– Ты хочешь сходить одна или с нами? – спросил я, как только мы вышли из здания администрации.
Сашка задержался, будто вспомнил что-то, и махнул нам рукой, мол, догоню.
– Я даже не знаю… – голос Лисы был дрожащим, я понял, что она с трудом сдерживает слезы.
Показался Сашка, в руках у него были несколько граблей, ведро, садовые перчатки и какие-то тряпки.
– Вот, взял напрокат, – уточнил он. – Там же нужно будет привести все в порядок.
Василиса вдруг громко всхлипнула и бросилась к Сашке, обняла его и уткнулась лицом в шею, ведро звякнуло, и Сашка испуганно замер, расставил руки в стороны, чтобы Лиса смогла обнять его. Мы грустно переглянулись, пока подруга рыдала у него на плече, а я выхватил у него ведро, чтобы он смог приобнять Лису.
В этот день было много слез.
Пока мы рвали траву и убирали сор на могиле, слезы беззвучно капали из глаз Василисы прямо на землю, она пыталась отмыть простой деревянный крест с именем и датами, мы бегали менять воду, а когда вернулись, то ее глаза уже сильно покраснели, а