– Ты в порядке? – осторожно спросила я ее. Вид у девушки был все еще какой-то отрешенный, словно она была здесь и где-то далеко одновременно.
– Буду в порядке, – заверила она и вдруг спросила: – Ты подслушивала под дверью?
– Что? – я смутилась и не знала, куда деть глаза.
– Твой шампунь очень сильно пахнет, – невесело рассмеялась она. – Я выходила на кухню и почувствовала запах, плюс под нашей дверью остались отпечатки мокрых ног.
– Я… не специально… – я попыталась оправдаться.
– Да ладно, – она махнула рукой. – Извини, что тебе пришлось это услышать. Миша… довольно сложный человек.
– Я это заметила, – мне не хотелось, но в голосе проскользнуло осуждение. Уверена, он был причиной ее сегодняшнего состояния.
– Брак – это не всегда простая вещь, – она говорила как старуха. В голосе было столько тоски и боли, а еще… одиночества. Но потом она встрепенулась, затоптала почти дотлевшую сигарету и поднялась со скамьи. – Ладно, увидимся. Спокойной ночи.
Я просто кивнула в ответ и проследила, как она скрылась за тем же углом ресторана, где ждали меня парни. Покачав головой, я двинулась следом. Мне было одновременно грустно и радостно. Грустно из-за Анны-Марии и радостно потому, что в наших отношениях царило больше принятия и гармонии. Я с тревогой вспомнила препирательства Сашки и Жеки за последние месяцы, но быстро выкинула это из головы. Разные взгляды на некоторые вопросы – это не одно и то же, что непримиримые противоречия. Но тревога не отпускала.
Приняв душ, я вернулась в нашу комнату и застала парней за шутливой потасовкой, которая, конечно, переросла в поцелуи и обжимания. Я любила наблюдать за соприкосновением их тел, за сплетением рук и ног. Это возвращало меня к самому первому разу, когда я увидела их вместе. И сразу пальцы зазудели от необходимости взять карандаш и запечатлеть этот момент. Но рано или поздно один из них слепо выбрасывал руку в сторону, пытаясь найти мое тело, приглашая присоединиться к ним. И мне становилось не до мыслей о рисунках – я всегда соглашалась, принимала эту руку с благодарностью и любовью.
Мы были сложным и многофункциональным шестируким организмом о трех головах. И я молилась. Молилась, чтобы эту конструкцию никогда не заклинило и она не сломалась.
Женя
Первая наша крупная ссора, к моему удивлению, пришлась на это счастливое лето. Мы, конечно, не были теми ребятами, которые вообще никогда не ссорятся: небольшие споры, маленькие недовольства, ежедневное ворчание и подначки составляют жизнь любых людей. Но, даже учитывая ту открытость, которую демонстрировали все трое друг другу, были вещи, о которых мы просто не говорили: например, о ссоре Сани и Олега, после которой их общение просто прекратилось, или о страхах Василисы, с которыми она в какой-то момент прекратила бороться и пустила всё на самотек, несмотря на большой прогресс; и я всегда думал, что мой острый угол – это непростые отношения с родителями. Но оказалось, что Сашка был другого мнения, и выяснилось это совершенно случайно.
Мне сложно сказать, что явилось спусковым механизмом ссоры. Может, Сашка переутомился и был не в меру раздражен, или я ляпнул что-то не вовремя… Мы просто смотрели новости (Василиса принимала душ), развалившись в креслах-мешках, Сашка лениво листал каналы. Мы всё еще были в рабочей одежде, и я думал пропустить в ванную Сашку, а самому еще поваляться, а потом можно партию-другую сыграть в приставку, но неожиданно Сашка задержался на канале, который передавал новости из Нью-Йорка. В репортаже рассказывалось о сегодняшнем Марше достоинства, участники которого с помпой шествовали по улицам города, я внимательно слушал корреспондентку, которая углубилась в историю и вспомнила о Стоунволлском восстании, положившем начало традиции ежегодных прайдов в городах Америки.
– Интересно было бы поучаствовать в таком шествии, – сказал я неожиданно даже для себя самого.
Пока я соображал, откуда во мне возникла эта мысль, Сашка лишь хмыкнул и искоса глянул на меня.
– Что? – мне не понравилось выражение его лица, будто он хотел что-то сказать, но сдерживался.
– Сам знаешь что, – раздраженно буркнул он.
– Не понял? – я пнул его мешок полушутливо, но с долей злости, потому что мне не нравились такие его взгляды.
– Ты бы пошел на гей-парад как участник? Чтобы заявить миру о своей ориентации? – с сарказмом спросил Сашка. – Да ты ведь даже себе не можешь признаться.
– В чем? – от его слов по спине пробежал холодок.
– Ты знаешь в чем, – небрежно бросил Сашка и, будто пытаясь сдержаться изо всех своих сил, добавил: – Забей…
– Нет, договаривай, – уперся я, мне было крайне важно услышать, что он скажет.
– Отлично! – психанул Сашка. – Твоя бисексуальность сильно смещена в сторону гомо. Но мы делаем вид, что это не так.
– Это неправда! – меня разозлило, что каким-то образом он присоединился к моему отцу.
– Жека, – примирительно поднял руки Сашка. – Какая разница, если это даже и так? Никто не ходит с прибором и не замеряет что-то. Нам комфортно в наших отношениях всем троим, так почему ты, блин, просто не можешь сказать все так, как есть?
– Потому что нечего говорить! – взорвался я. – Ты сейчас как мой отец в точности!
– Знаешь, не надо перекидывать на меня вину, если твой отец промыл тебе мозги! – удивительно: Сашка говорил раздраженно, но не выходил из себя. – Мы принимаем тебя таким, какой ты есть. Что нельзя сказать о тебе самом.
– Это бред! – возмутился я.
– То есть хочешь сказать, что папка с двадцатью разными порнороликами, где парни жарят друг друга, – это случайность? – Сашка начал выходить из себя, а я проклял тот день, когда попросил его разобраться, что не так с моим компом.
– Мы же с тобой… знаешь ли… не…
Он знал, о чем я говорю.
– А-а-а, – протянул он. – То есть только анал делает тебя геем? А поцелуи, взаимная дрочка и отсосы – это так, понарошку типа?
– Мы занимаемся этим и с Лисой! – выпалил я.
– Да, остановимся на ней, – он обернул мой же аргумент против меня. – Давай будем честными: если бы Васа отрастила себе грудь пятого размера и здоровый такой афедрон, вряд ли бы ты пылал к ней прежней страстью.
– Я люблю ее! – я перешел на крик. – И она меня привлекает точно так же, как и ты!
– Я не сказал, что это не так, – Сашка будто сразу сдулся и продолжил устало: – Мы вообще сейчас говорим о разных вещах.
– Да неужели? – я уже не мог быть спокойным, все его намеки были просто возмутительными. Я жил с кучей мужчин в казарме целый год и ни на кого там не кидался.
– Слушай, нет ничего плохого в том, чтобы залипать на гей-порно, любить спать с Василисой и со мной, вообще в наших действиях нет ничего плохого, – сказал Сашка, и я почти успокоился, но потом он все испортил. – Плохо то, что ты считаешь постыдными некоторые моменты и скрываешь их.
– Я ничего не скрываю! – припечатал я. – Или что? Мне докладывать о каждом своем шаге?
– Жеваный крот, че ж ты так завелся-то? – Сашка устало закрыл лицо ладонями, но меня теперь раздражало абсолютно все.
В кои-то веки мой вспыльчивый друг решил проявить терпение и заняться сеансом психоанализа, который мне был совершенно не нужен. Да, я завелся, и меня уже несло.
– Давай определимся. Если уж мы должны быть до конца откровенными друг с другом, – я услышал в своем голосе издевательские нотки и захотел замолчать, но остановиться не смог. – Возможно, это тебе было бы комфортнее, если бы между тобой и Василисой не стоял кто-то третий?
Сашка поднял на меня глаза, и в них была настоящая мука, он сокрушенно покачал головой, но я продолжал, хотя самое время было закрыть рот.
– Или, возможно, тогда нам стоит более откровенно поговорить о тебе и свадьбе твоего брата? О твоем отце? О твоем нежелании, чтобы Лиса проходила психотерапию? – мне следовало захлопнуть рот ладонью, чтобы эти злые слова не вырывались наружу, но я ничего не мог с собой поделать. – Все мы знаем твою склонность к контролю и делению людей на тех, кто с тобой и кто против те…
– Осторожнее! – Сашкин голос зазвучал угрожающе.
Я знал, что это больные темы, но и он обвинил меня в том, от чего я должен был отбиваться чуть ли не всю свою жизнь. В этот момент дверь комнаты хлопнула и ничего не подозревающая Василиса вошла, весело насвистывая, после душа она была в прекрасном расположении духа, разрумяненная и свежая, но, как только заметила наши напряженные позы, нахмурилась:
– Что произошло?
– Ничего, – быстро ответил Сашка, стрельнув в меня глазами. – Поспорили по поводу политики.
– Может, вам нужно воспользоваться ногофоном доверия? – шутливо спросила подруга, но даже это меня сейчас раздражало, и, чтобы не наломать дров еще и с Лисой, я схватил полотенце и почти побежал в сторону ванной.
Нет, да как он смеет! Я любил Василису, и мне нравилось обнимать ее, целовать и делать с ней все те же вещи, что и с Сашкой. На минуточку: у меня были девушки и до Василисы, чего о Сашке сказать нельзя. Может, он хочет списать меня со счетов? Провел с ней год, пока я был в армии, и ему это слишком понравилось? И он решил от меня избавиться?
Я стоял под струями теплой воды и старался урезонить бешено скачущие в голове мысли. Это ерунда! Гнев сейчас заведет меня в совершенно другое русло. Мы планировали открыть ресторан, я никогда не чувствовал, чтобы Сашка тянул одеяло на себя в наших отношениях. Возможно, его действительно беспокоило гей-порно? Может, он переживал о чем-то своем? Учитывая характер наших отношений, вряд ли он осуждал меня. Я вспомнил время, которое провел в казарме, наполненной парнями, и судорожно виновато сглотнул. Да, мне хотелось секса с другими… людьми, но фантазии – это не то же самое, что реальность. В реальности для меня существовали только Лиса и Сашка. Поэтому его обвинения в том, что я бы предпочел воображаемых парней, – просто бред. Я не был геем ни тогда, когда об этом орал мой отец, ни сейчас, когда этого боится мой парень.