— Где площадь? — подскочил Алёша.
— Так ведь там — махнули ему рукой.
С низкого старта рванул Алёша в ту сторону. Только пыль столбом поднялась.
— От как приспичило то болезного — удивились мужики — видать, серьезно припекло, что он боится так, что не хватит.
Вся площадь была битком забита народом. В центре заканчивали сооружать огромный костер, на котором к огромному вертелу был привязан цепями горыныч. На всех трех его головах были нацеплены намордники, из которых были видны только его глаза, которые жалобно смотрели на мир.
Изо всех сил заработал локтями Алёша, пробиваясь к другу. Люди как кегли разлетались от его толчков. И всё же… И всё же, он не успевал… Вот уже факел понесли к костру.
— Стойте! — орал богатырь, но в этой огромной шумной толпе его никто не услышал. Вот уже факел собрались кинуть в костер, но тут… какая-то девчушка подскочила к Змею, уперлась спиной в его бок, и с жаром что-то стала рассказывать факелоносцу.
— Тьфу ты… — сплюнул стоявший рядом с Алёшей мужичок в телогрейке. — Опять она праздник людям испортить хочет.
— Кто, она? — в недоумении переспросил Алёша
— Да дочка старосты же. Защитница сирых, убогих и обездоленных. Кому бы еще в голову то пришло бы за поганого змея заступаться? Эх… Ну вот. Что я говорил?
Алёша посмотрел на костер, и точно, факел уже погасили, девчушка пыталась снять со Змея намордник. Толпа недовольно загудела.
— Да что мы её слушаем-то? В охапку и в сарай её! Пусть там пересидит, раз смотреть на это не может! Нету такого закона, людёв праздника и лекарства столь нужного лишать! — завопил кто-то в толпе.
— Ага…, а потом папаня её тоже тебя куда-нибудь запрёт и чего-нибудь лишит. Так, что и лекарство потом это и не к чему тебе окажется — ответил кто-то в толпе.
— Да староста на ярмарку в Новгород уехал, только через неделю приедет! А к тому времени всё и позабудется. К тому же, мы же со всем вежеством и почтением запрём.
Народ явно задумался. Обстановка накалялась. Алёша продолжил пробиваться к Змею. Девушка отчаялась сама развязать горыныча и повернулась к толпе. Толпа медленно сжимала круг, приближаясь к костру. Кто-то уже потянул руки к девушке… И тут круг разомкнул Алёша. Богатырь как пушечное ядро вылетел из толпы к горынычу, разметав всех вокруг, и бросился снимать с того цепи.
— Алешенька… — жалобно простонал Змей, едва одна из его голов оказалась на свободе.
— Потерпи, друже… Сейчас я тебя освобожу.
И тут за спиной яростно взывала толпа. Алёше пришлось отвлечься, потому что в сторону Змея полетели первые вилы. Девчушка испуганно ахнула, и спряталась за спину богатырю. В толпе явно начали готовить сети, что-бы спеленать защитников горыныча. Алёша перехватил одни из пролетавших вил и приготовился к бою…
— Стоять! — раздался грозный окрик на площади. — Что здесь происходит? Вы тут без меня и недели что ли спокойно прожить не можете?
Алеша присмотрелся. На краю площади стоял уперев руки в боги огромный мужик, комплекцией не уступающий не то, что Алёше, а пожалуй, и Илье Муромцу.
— А ну разошлись все, пока я не начал причинять добро направо и налево! Устроили мне тут марш несогласных.
И удивительное дело. Толпа, которая ещё минуту назад готова была растерзать богатыря на клочки, разом присмирела, и начала расползаться в разные стороны.
— Ты, Алеша, не серчай на них. У нас народ простой. Вспыльчивый, но отходчивый. А ты тут ещё со змеем своим. Этот гад давно уже повадился у нас коров таскать, а корова для нас это не просто животное, а настоящая кормилица! Нет коровы — и все. Считай голод в семье гарантирован. Понимать надо! — поднял палец вверх староста, которого, как оказалось, звали Иван Силантьевич. Алеша находился у него в гостях, на обеде. Горыныч по причине своего не маленького роста остался на улице, где ему принесли целый мешок жареной рыбы, куда немедленно залезла левая голова. Правая голова после пережитого стресса находилась в бессознательном состоянии. Средняя голова подслушивала у окна.
— Да я понимаю! Понимаю. Тут Горыныч конечно не прав и ущерб за свои действия возместит. Ведь возместит?! — крикнул Алеша в сторону окна.
— Возместит… — раздался виноватый вздох от окна.
— Но все же, с вилами на людей — это перебор. Ну ладно ещё на меня, но на беззащитную девушку?
— Да ты не переживай. Ей бы народ ничего не сделал. Как бы кто на нее не ворчал — но большинство в ней души не чает. Она же у нас защитница всех ущербных и обездоленных. Всех голодных готова накормить, а нищих — денежкой наградить. — из груди Ивана Силантьевич раздался невольный вздох.
— Веришь, нет, даже за бандитов готова заступаться. На прошлой неделе целую банду судили. Сколько народу они сгубили! Всем виселица грозила. Так она такую речь жалостливую толкнула про жизнь их обездоленную, что даже судья прослезился! В итоге виселицу заменили каторгой. А если б я ее вовремя с суда не увел, так и не известно чем дело могло кончиться! Могли и совсем отпустить. Были прецеденты. — Алеша не знал, кто такие прецеденты и где они были, но на всякий случай согласно покивал головой.
— А в прошлый мой отъезд что учудила? — продолжал изливать душу о наболевшем староста. — через деревню обоз шел в Киев с людьми из деревни Погореловка. У них в очередной раз деревня сгорела, и они за помощью к князю ехали. Так она залезла в мой сундук, где все наши сбережения лежали, и все раздала! И так постоянно. Постоянно! И что с ней делать? Ума не приложу. — схватился за голову Иван.
— А что тут думать? — удивился Алеша. — Замуж ее отдать, да и всех делов. В замужестве то у нее времени ерундой страдать не будет. А там глядишь и детки пойдут — совсем не до того будет!
— Возьмёшь? — с тихой надеждой в голосе спросил староста.
— Не не не! -поспешил откреститься богатырь — я женат! Кого другого присмотри.
— Было бы кого… Она же на все княжество известна. Все ее любят, ценят и уважают, но почему-то только на расстоянии. Очереди из женихов нет. Все боятся, что она их разорит!
— Так ты отдай ее за богатого. Она у вас девушка видная. И по характеру, сразу видно, добрая. И готовит вон как вкусно — показал Алеша на ломящийся от угощений стол, которые наготовила к его приходу Настенька. — Настоящее сокровище! — и тут его осенило — О! А ты отдай ее за князя! Он у нас мужик видный, богатый, холостой, да и как раз недавно говорил, что ему нужен кто-то, кто навёл бы у него в тереме порядок. Бардак, мол, творится. А кто ж лучше жены порядок может поддерживать?
— Думаешь? — с надеждой в голосе спросил староста.
— Уверен! Думаю что Князь просто счастлив будет такому подарку! Да и Настеньке будучи княжной гораздо легче о народе будет заботиться. И народ будет рад такой княжне. А хотя чего гадать? Мы как раз завтра с Горынычем в Киев летим, вот и осчастливим как раз его! Пусть Настенька собирается…
Князь Владимир и народная петиция.
- Князя! Князя! Князя! – доносились крики толпы снизу. Князь Владимир на цыпочках подошел к окну и аккуратно выглянул из-за ставни. Повсюду, куда простирался взгляд, толпился народ, что-то скандировал, выкрикивал какие-то не понятные лозунги. Вверх летели шапки, яйца, огурцы и прочее… непотребство.
- Вот ведь… народ у нас. А я же ведь все для людей, все для людей. Бывало встанешь с утра прямо, как раз к обеду, и как начнешь… об народе думать! Под наливочку то так хорошо думается о них, болезных. А они мне вот так за доброту мою сердешную отплатили. Ведь написано же на дверях – не приемный день! Ведь написано же?! – Князь сурово глянул на Антипку.
- Написано! Как есть, написано! Вот те крест, Князь-батюшка – бухнулся тот на колени, лбом в пол.
- Ну вот! Завтра приходите. Завтра! – выкрикнул Князь в окно и тут же отшатнулся обратно от пролетавшего мимо огурца.
- Вот ведь… Ироды окаянные. Ну и чего тогда они тут это непотребство творят? Хотят-то чего?
- Дык… ведь петицию вот принесли тебе, батюшка – не отрывая лба от пола произнес Антипка.
- Петицию?? Так ведь это жалоба вроде как? А на кого жалуются то, болезные?
- Так… ведь… на тебя, Княже - шепотом произнес Антипка, и еще сильнее вжал лоб в пол.
- На меня-я-я?? Это что же… бунт получается? Куда стрельцы смотрят? Разогнать всех, к чертовой бабушке! Ведь я же им как отец родной! Последнее от сердца отрываю… Стрельцов сюда, живо!
- Не вели казнить, Князь-батюшка! А только стрельцы там уже… С этими вместе. Тоже бунтуют. Мы же им зарплату уже два месяца как не платим… Вот и…- Антипка замолчал, в предчувствии неминуемой грозы. Князь молчал. Как рыба, вытащенная на лед, он то открывал рот, то закрывал. Прошла минута. Другая. Наконец выдохнув, Князь опустился в кресло.
- А ведь я же к ним как к родным, как родным… троюродным племянникам. Последнюю рубашку отдать готов был! А они? Ведь два месяца всего не платили. Два месяца! Ну должны же были понять! Времена нынче тяжелые. Политическая обстановка опять же… Ведь кругом враги, кругом враги! Казна опять же пустая… Ведь всего месяцочек – другой не могли потерпеть…
- Так ведь, казна-то, Князь-батюшка… - прошептал Антипка, вспоминая забитую сундуками с золотом казну.
- Цыц мне тут! – аж подскочил Князь с кресла – Это все на черный день. На черный день! Это, как это по-научному… стабилизационный фонд, во! Понимать же надо! Вдруг война, или голод, или катаклизм какой. А тут мы рраз – и на помощь придем. Подсобим денежкой-то! Под процентик маленький… Короче, денег – нет! – Князь бухнулся обратно в кресло. Над головой пронеслось яйцо, и врезалось в любимую картину князя на стене.
- Вот жешь… изверги. Что же делать, что же делать… Так! Богатырей сюда, живо!
- Не вели казнить, Князь-батюшка,– бухнулся опять лбом в пол Антипк, – А только их тоже… нет.
- Да что ж ты, гад, на корню прям мои инициативы режешь! – аж приподнялся Князь в кресле и зашарил рукой в поисках чего-нибудь тяжелого, чтоб запустить тому в лоб.