– Прошу, замолчи!
– Сколько раз я говорила, что надо продать дом и купить нам нормальную квартиру! Ведь ты можешь это сделать, документы на дом оформлены на тебя.
В ее голосе зазвучали жалобные нотки, она помнила, что метод кнута необходимо сочетать с методом пряника.
– Пожалуйста! – добавила Лена просящим тоном маленького ребенка.
– Я не могу, извини! И потом девочки никогда не согласятся, – тихо, но твердо ответил он.
– Девочки! Почему ты никогда не думаешь о своей дочери?!
Андрей сжал в руках карандаш, стараясь не поддаваться на провокацию.
– Тонкая натура! Все вы тут тонкие натуры, непризнанные гении, загубленные дарования! Такие умные, честные, благородные! Меня просто тошнит от вас!
Она вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Андрей ходил по кругу и мерил комнату шагами. Истерика жены оказалась последней каплей. В чаше с ядом. Вот он выпил его и почувствовал, как внутри разливается смертельная усталость. Усталость хроническая, изматывающая. По ночам – переводы. Днем – разъезды по городу: институты, как на грех, расположены в разных его концах, и Андрею все время приходится бежать, чтобы успеть. «Беги, кролик, беги»… Он усмехнулся, вспомнив одноименный роман.
Кто он, Андрей Басманов, печальный человек в старомодном плаще, с намечающейся лысиной? Проволочный кролик, которого дергают за проволочку как хотят. И бежит он читать лекции в одном институте, в другом, делает переводы для Сомова; бег по кругу, разомкнуть который невозможно. А внутри круга время идет фантастически быстро. Излюбленный сюжет сказок: путник заблудился, прилег отдохнуть в каком-нибудь очень странном месте, проснулся через час, вернулся наконец в свой город и ничего не узнает! Город стал другим, дома, улицы, люди – все другое. Оказывается, пока путник спал, прошло сто лет. Вот и он словно застыл в безвременье. А может, от времени заслонился руками? Бывает, на миг очнется и с ужасом отметит: прошло еще столько-то лет. Последние годы он исповедует принцип страуса – личное изобретение Андрея Басманова, собственная философская система для внутреннего пользования. Принцип нехитрый: закрываешь голову руками – весь мир в себе, иногда высовываешь башку, чтобы оглядеться, а испугавшись, тут же прячешь.
Он никак не может понять, куда все уходит?! Былой трепет, нежность? Отчего накал чувств стихает? (А ведь когда-то жарило, как в домне! Горело так, что можно было спалить город!) Почему температура отношений снижается и после года супружеской жизни застывает на скучной нормальной отметке 36,6?! Когда его семейная жизнь дала трещину, как вообще началось то, отчего он сейчас прячется?
Андрей был удивительно счастлив в первый год супружества – не сводил с жены глаз, любуясь ее красотой, шептал ей восторженные стихи и думал, самонадеянный идиот, что она тоже любит его. А потом Лена вдруг стала нервной и раздражительной. Андрея удивляла ее способность устроить сцену из совершенного пустяка. Сначала он находил это забавным и даже пикантным, говорил, смеясь, что Еленочка, как истинная француженка, из ничего умеет сделать шляпку, салат и скандал. За ссорой обычно следовало бурное примирение и какой-нибудь горячий сексуальный эпизод, что придавало остроты их отношениям – «милые бранятся – только тешатся!». А после особенно сокрушительной сцены Лена делалась тихой, молчаливой, виноватой и нежной. Но после рождения дочери все изменилось. Милые капризы Лены превратились в затяжные истерики, которые его удивляли и печалили. Она часто закатывала глаза кверху и вопрошала то ли небо, то ли Андрея: «Неужели сраные пеленки – то, о чем я мечтала когда-то?!» Андрей терялся, бежал стирать пеленки, убеждал ее, что это временные трудности, но Лена как-то не спешила выходить из полюбившегося образа молодой прекрасной женщины, бессовестно принесенной в жертву мужу-тирану. Его отчаянные попытки понять томления жены пресекались презрительным: «Ах, оставь, ты не поймешь!» В последний год он смирился, придя к выводу, что истерики Лены иррациональны и, раз предвидеть или предотвратить их нельзя, к ним надо относиться как к неизбежному стихийному явлению: попросту пережидать, как грозу или ураган.
Нет, однажды он попытался поставить ее на место, сказав, что нервы, Леночка, бывают от распущенности и дурного воспитания! Но его попытка образумить жену оказалась неудачной (уж лучше бы и не пытался), потому что в ответ она зарыдала с утроенной силой, заперлась в спальне и наглоталась снотворного. Ужасная история. Он не любит об этом вспоминать. Когда Лене промывали желудок два врача «Скорой помощи», Андрей дал себе слово впредь не ввязываться в семейные сцены. Потому что пошло. А главное – бессмысленно. Ибо тогда Андрей уже догадывался о главном (хотя все еще боялся озвучить это даже себе самому) – она не любит его.
Говорят, что Чехов советовал брату написать роман о том, как двое любили друг друга, поженились и всю жизнь потом были несчастливы. Да… В их случае выходит несколько иначе. Любил он один, а несчастливы оба.
Глава 2
– Танюша! – раздался в трубке голос Гришина. – Вечером у нас праздник!
Татьяна удивилась: с чего бы? Сегодня будний день, к тому же среда, а они встречаются по вторникам и четвергам.
– Неужели ты забыла? Годовщина нашего знакомства!
– Надо же… Как трогательно, что ты помнишь!
– В семь часов жду тебя в нашем ресторане!
Положив трубку, она прикинула, что заехать домой переодеться не успеет.
– Мышка, я сегодня уйду пораньше. У меня встреча!
Младший редактор Люда Мышкина посмотрела на Татьяну с завистью, как будто знала, о какой встрече идет речь.
– Счастливая вы, Татьяна!
– Почему ты так считаешь?
– Ну как же! Рядом с вами такой мужчина!
Ей стало неловко: Люда испытывает странный интерес к ее отношениям с Гришиным и непоколебимо уверена в том, что старшая коллега очень счастливая женщина. Хотя Татьяне непонятно, что может знать о женском счастье Людочка в свои двадцать три года? Кстати, когда Татьяна познакомилась с Гришиным, ей было примерно столько же.
…Это произошло в ту пору, когда Олег был начинающим, никому не известным литератором, смиренно обивающим пороги издательств в надежде опубликовать истории о майоре Глухове. Татьяна в то время только что устроилась в издательство на работу, и именно к ней попали творения Гришина. Когда было принято решение об их публикации, Татьяне поручили редактировать эти опусы.
Олег произвел на нее сильное впечатление в первую же встречу. Приятное лицо, широкие плечи, дорогой костюм, манеры и обходительность – чистая засада для барышни! В каком-то смысле она понимает Люду Мышкину – сама не смогла устоять перед обаянием и напором Гришина.
– За тебя! За эти девять лет! Между прочим, ты принесла мне удачу. – Он поднял бокал с дорогим вином.
Олег вообще любит все дорогое: рестораны, вина, брендовую одежду. Вот и сейчас он со вкусом и дорого одет и ресторан выбрал соответствующий… «Не какой-нибудь кабак из дешевых!»
– Помнишь то время, Танечка?
Еще бы она не помнила!
…Татьяна занялась редактурой. Роман Олега надо было подготовить за месяц, и, когда Гришин предложил работать по вечерам, она согласилась. Они встретились в пустовавшей квартире его приятеля и начали работу над серией о майоре Глухове. В первый же вечер Олег признался, что Татьяна ему нравится. Она смутилась и перевела разговор, указав на очередные ляпы в тексте, но Гришин оказался настойчивым, да и свои стилистические погрешности считал менее важными, нежели внимание младшего редактора. Однако грехопадения не случилось – Татьяна строго попросила, чтобы до окончания работы Олег забыл обо всем личном.
Вскоре серию подписали в печать. На радостях Гришин пригласил Татьяну в ресторан. Оттуда они возвратились веселые и пьяные. Почему-то в ту же самую квартиру, где трудились над книгой. Кстати, из мебели там был только стол, на котором лежали рукописи Гришина. Олег открыл бутылку дорогого шампанского и, многозначительно подмигнув, произнес тост:
– За нас!
А потом поступил так, как, вероятно, поступил бы в отношении понравившейся ему женщины литературный персонаж майор Глухов – взял Татьяну на руки и… Не успев опомниться, барышня оказалась лежащей на столе и прямо на листах бессмертного творения о майоре Глухове лишилась девственности. От произошедшей близости у нее осталось чувство стыда и неловкости. У Гришина – удивление. Он в самом деле был озадачен: все-таки девушке двадцать три года. Девственность в таком возрасте, при том что девица безусловная красавица, удивляет. Гришин прямо спросил, в чем причина. Татьяна, грустно усмехнувшись, объяснила, что после смерти родителей заботы о младшей сестре легли на нее. «Некогда было амуры крутить, понимаешь?» Он расплылся в улыбке: «Значит, мне повезло!»
Гришин ухаживал красиво: розы дарил корзинами, шампанское покупал непременно французское, приглашал исключительно в дорогие рестораны. Щедро тратил на нее первые писательские гонорары. Опять же старался удовлетворять культурные запросы профессорской дочки: театры, филармонии, модные выставки. Татьяна переживала свой первый настоящий роман. Вскоре Олег резко пошел в гору. Его остросюжетные боевики оказались востребованы, и за экшен по Гришину стали неплохо платить. Собственной популярностью Олег чрезвычайно гордился и мнил себя одаренным автором. Иногда Татьяне хотелось сказать Гришину, что его потенциал далек от его литературной судьбы, но… Из деликатности она молчала, хотя и не могла воспринимать творчество Олега всерьез. Брутальный и недалекий майор Глухов, этакий Бонд отечественного разлива, постоянно мчался кого-то спасать, кого-то по ходу дела убивал, соблазнял красоток направо и налево, причем все они, как на подбор, были голубоглазыми блондинками, как Татьяна.
– Задумалась? – к действительности ее вернул голос Олега.
– Да, нахлынули воспоминания!
– Славные были времена! Нищета, молодость. – Он усмехнулся. – Чего-то мне все хотелось…