– Не переживай! На это деньги найдутся!
– Откуда?
– Я дам! А не хватит – поговорю со своими друзьями. Надо поддержать культуру!
Маша с недоверием уставилась на Лопатина. Он мало походил на мецената и покровителя искусств.
– Витя, ты представляешь, сколько это стоит?
– Не дороже денег!
Она фыркнула:
– И что я тебе за это буду должна?
Лопатин пожал могучими плечами:
– Ничего.
– Ну и ну! Бойся данайцев, дары приносящих!
– Не переживай. Просто позволь мне это сделать!
– Витя, может, ты не понимаешь, так вот – спать я с тобой не буду!
Он расхохотался:
– Спокойно, Маша, я Дубровский! Я и не рассчитывал на благодарность! А деньги все равно бы спустил на девушек или выпивку!
Маша не понимает, что он рад помочь ей, рад оказаться полезным, рад распорядиться своими деньгами со смыслом, на благое дело; возможно, это радость богатого человека, имеющего некоторые комплексы в отношении нажитого богатства (ибо нажил он его не каким-то особенным умом или талантом, а обычным «купи-продай», там купил, тут удачно продал, а что – ведь и дед его, и прадед были из купеческого сословия, чего ж стыдиться?). В глубине души Лопатин испытывал смутную тоску, сравнивая себя с Басмановыми. Скажете, какие господа, какие купцы?! Завял тот вишневый сад лет сто назад, и ничего от прошлого мира не осталось, а купцы сейчас и есть настоящие хозяева жизни, все так, но… Иные понятия в сознании людей устойчивы, как архетипы, как корни деревьев того самого вишневого невырубаемого сада… И что-то лишает Лопатина покоя, не позволяет ему уйти в сытое довольство хозяина сегодняшней жизни. «Они – аристократы, а ты – купчишка!» Вот что не дает ему покоя, но в этом Лопатин боится признаться даже самому себе.
– Странный ты человек! – усмехнулась Маша. – А впрочем… Я не стану отказываться от твоей помощи. У меня и выбора нет.
– За будущий театр! – Лопатин поднял вверх бокал с шампанским. – Кстати, когда я смогу встретиться с этим Палычем?
Климов спешил в Березовку, где Татьяна решила отпраздновать свой день рождения. Собственно, гости были приглашены в дом на завтра, но Полина предложила ему приехать накануне, не дожидаясь остальных. Он с готовностью согласился – возможность провести ночь в пустом доме вдвоем с любимой женщиной наполняла его радостью, которая озарила особенным светом этот унылый осенний день. Всю дорогу Климов гнал машину как сумасшедший, однако на берегу реки остановился и вышел, чтобы покурить.
Уже стемнело. Противоположный берег сиял огнями. Было довольно холодно, и он быстро озяб. Сигарета гасла на ветру. Он подумал о Полине, и его вдруг пронзило ощущение счастья. До озноба, до физической боли…
Дверь в доме оказалась открытой. Климов нашел Полину сидящей в кресле у незажженного камина. Неслышно подкравшись, он обнял ее.
– Ты совсем замерзла, руки холодные! Почему не разожгла камин?
Она молчала.
– Да что с тобой? Что-то случилось?
Климов внимательно вгляделся в ее лицо – бледная, осунувшаяся.
Полина как-то нервно рассмеялась:
– Ничего особенного, кроме того, что иногда случается с женщиной, если она спит с мужчиной! Я беременна.
Климов смотрел на Полину, еще не вполне понимая смысл произнесенных ею слов. Она не отказала себе в удовольствии поддеть его, с вызовом заявив:
– У тебя сейчас ужасно глупое лицо!
Климов кивнул, мол, да, ничего удивительного. Он действительно растерялся. Что он знал о детях до сегодняшнего дня? Так, не особенно много – забавные, бессмысленные существа с другой планеты. Определенно себя в роли отца он никогда не представлял.
– Позволь спросить – это точно?
– Абсолютно! – хмыкнула Полина. – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
– Понятно, – сказал он, чтобы хоть что-то сказать. А чтобы хоть что-то сделать, принялся разжигать камин.
– Чем ты занимаешься? – с негодованием спросила она.
– Развожу огонь.
– По-твоему, подходящее время?
– Ну не мерзнуть же нам!
– Ты можешь хоть раз в жизни быть серьезным?!
– Могу. Тем более что я уже закончил. Сейчас будет тепло.
Он сел в кресло рядом с Полиной. Вопросительно уставился на нее, словно ожидая подробностей. Полина молчала – какие подробности?! Она не станет рассказывать ему, как долго не могла поверить в свою беременность, как обреченно, будто приговор, восприняла окончательное подтверждение врачей, как плакала в ванной, пустив воду, чтобы Данилов ничего не заподозрил, как хлопнулась в обморок на работе посреди торгового зала, как паршиво, до тошноты и изматывающей боли внутри, себя сейчас чувствует… Зачем ему об этом знать?
– Кстати, почему ты не спрашиваешь, кто отец ребенка?
– А есть варианты? Хорошо, я спрошу – кто этот счастливец?
– На девяносто девять процентов ты, Никита!
Он усмехнулся:
– А… Вот как… Хорошо. Неплохие ставки!
– Как ты можешь шутить сейчас?! – крикнула она. – Убирайся к чертовой матери! И затупи свое жало сарказма!
– Прости. – Он коснулся ее руки. – Я хочу, чтобы ты знала: мне все равно. Я уже мысленно дорисовал к девяноста девяти процентам еще один, такая вот арифметика.
– Это все? Нет, конечно, я понимаю, что для таких, как ты, в детях самое приятное – процесс их производства, но все же мог бы сказать что-нибудь… Вежливо-лживое!
– Не злись. Просто все это так… неожиданно.
– Ну да, разумеется! Кстати, ты выглядишь не слишком счастливым!
– Любимая, умоляю! Каким, по-твоему, я должен быть? Пускать слюни от счастья и захлебываться от восторга? Эмоциональность мне чужда в принципе, как ты знаешь!
– Знаю!
Полина взглянула на него едва ли не с ненавистью. Сам по себе факт беременности поверг ее в шок, и она никак не могла определить своего отношения к тому, что станет матерью. То вроде успокаивалась и находила в этом радость, то почему-то погружалась в отчаяние. Скорее всего, дело было в том, что беременность изрядно осложнила ее и без того нелегкое положение. Ведь теперь предстояло сделать окончательный выбор: муж или любовник. Естественно, у ребенка может быть только один отец!
– Я должен сказать, что счастлив? Конечно, счастлив.
Климов взял ее за руку. «Вот все и решилось, – подумал он, – и к лучшему, Полина поймет, что должна быть со мной, это главное, остальное – нюансы».
– Ты скажешь Данилову о нас?
– Да. Только не здесь, ладно? Не хочется портить Татьяне праздник нашей мелодрамой. И вообще… Я должна подготовиться…
Он пожал плечами:
– Поступай как знаешь!
Молчали, смотрели на огонь.
– Согрелась? – наконец спросил Климов.
Она кивнула и почему-то заплакала. Климов напоил Полину горячим чаем, закутал в плед и на руках отнес в ее комнату.
Они лежали обнявшись. Расслабленная и успокоенная его нежностью, Полина вдруг подумала, что в самом факте ее незапланированной беременности есть что-то таинственное и странное, будто специально подстроенное для того, чтобы она наконец сделала выбор. А как иначе объяснить, что, несмотря на все их меры предосторожности (осторожней можно было бы только заниматься любовью в скафандре!), один из миллиона сперматозоидов оказался пронырливым и достиг цели?! В том, что отец ребенка – Климов, есть какая-то логика судьбы.
Он слушал ее дыхание и представлял, как однажды, в какой-нибудь залитый солнцем день, будет гулять в парке со своей дочерью. Картина показалась ему такой пасторальной и светлой, что Климов рассмеялся. Позже он повторял Полине снова и снова, что теперь все будет хорошо и впереди у них целая жизнь для счастья.
Глава 4
Саша старался справиться с волнением, но не мог. Открывая калитку к дому Басмановых, он почувствовал, как дрожат руки. За последние дни Саша много раз представлял встречу с Машей, произносил слова, которые скажет ей, но теперь от волнения совершенно растерялся. Подумать только – сейчас он увидит любимую, которая, кстати, о его приезде ничего не знает.
Несколько дней назад Саша позвонил Басмановым и получил от Татьяны, взявшей трубку, приглашение на ее день рождения. После этого разговора он почти сразу принял решение ехать в Петербург. Саша вдруг понял, как сильно, отчаянно хочет увидеть Машу, как он устал без нее. Все разногласия и причины, разлучившие их, показались парню ничтожными, и он решил больше не возвращаться в Москву. Саша приехал в Березовку сказать Маше, что теперь они всегда будут вместе.
Последний глубокий вдох, и Бушуев позвонил в дверь. Ему открыли. Но не та, кого он ожидал увидеть…
– Ой, здрасьте! – не слишком приветливо отозвалась Лена. – Сколько лет – сколько зим!
Он растерянно кивнул.
– Из Москвы? Что ж… Проходите!
– А где все? – спросил он, войдя в дом.
– Татьяна с Машей скоро приедут, наверное, уже в дороге. Полина с Климовым, кажется, спят в своих комнатах. В доме собачий холод! – Лену передернуло. – Что за странная затея устраивать здесь праздники глубокой осенью? Зуб на зуб не попадает! Лично я сегодня вернусь в город!
Он улыбнулся:
– Да, в самом деле нежарко.
– Хотите чаю?
Они расположились за столом в гостиной. Лена налила чай и спросила:
– Вы совсем вернулись или как?
– Пока сам не знаю. Зависит от многих обстоятельств.
– Понятно! – Лена насмешливо поджала губы. – Ну, тогда, наверное, не насовсем…
– Простите? – не понял он.
– В смысле, что скоро обратно вернетесь в Москву. Что вам тут делать?
Она произнесла это с такой многозначительной, иронической интонацией, что Саша встревожился:
– Мне кажется, Лена, вы как будто что-то недоговариваете?!
Женщина пожала плечами:
– Я человек честный… Могу и прямо…
Он побледнел:
– Ну, и?
– Ах, Саша… Обычное дело! – усмехнулась Лена. – Девушки вообще такие непостоянные! Вы далеко, а Лопатин рядом. И потом он ведь денежный мешок, а деньги – это разные возможности! Вот Лопатин, например, Маше театр купил!