Наконец, она не думала, что студенты будут её ни в грош не ставить. Когда Нелька поняла, что они не то что любить её не собираются – а даже элементарного уважения не проявят, её вера в свои профессиональные навыки сильно пошатнулась.
Во-первых, конечно, сказывалась разница в возрасте со студентами. Вернее, практическое её отсутствие. Она была для них не авторитетным педагогом, а сопливой девчонкой, почти ровесницей, к тому же жутко неловкой, закомплексованной и смешной, рыжеволосой и веснушчатой – идеальный объект для насмешек!
Однажды, не выдержав, она пожаловалась Римме Андреевне – толстухе, с которой познакомилась в кабинете директора. Та вот уже много лет подряд являлась бессменным преподавателем математики этого учебного заведения, даже когда оно было не крутым гуманитарным колледжем, а всего-навсего средней общеобразовательной школой – давно, ещё до развала Союза.
Римма Андреевна с самого первого дня взяла Нельку под своё крылышко и по-матерински опекала. К примеру, девушка была не в курсе, что до начала сентября здешняя столовая закрыта, и в свой первый рабочий день не принесла из дома даже какого-нибудь захудалого бутерброда. Римма Андреевна моментально просекла ситуацию и во время обеденного перерыва усадила Нельку рядом с собой. Вручив ей изрядный кусок белого хлеба, математичка достала пол-литровую банку, доверху заполненную благоухающими домашними котлетами, и буквально силой впихнула Нельке в рот две штуки – одну за другой. Терпеливо выждав, когда она прожуёт и проглотит, Римма Андреевна налила ей горячего чаю в собственную чашку. Нелька привязалась к ней всем своим истосковавшимся по нежности сердечком – и, разумеется, не только из-за вкусных котлет.
– Эх, детонька… – покачала головой Римма Андреевна, выслушав сбивчивый Нелькин рассказ об издевательствах учеников. – Таков наш менталитет: преподаватель воспринимается чаще всего сквозь призму не профессионального, а возрастного авторитета. Ты для них – малолетка, девчонка с соседнего двора. Ну какой у тебя может быть авторитет, прости господи?!
– Что же мне делать? – Нелька готова была заплакать от собственной беспомощности. – Они об меня практически ноги вытирают. Опаздывают чуть ли не на полчаса, тыкают, во время занятий демонстративно спят на партах или болтают друг с другом, и вообще… такие развязные и расхлябанные, будто не в колледже, а у себя во дворе!
– Здесь трудно советовать что-либо конкретное, – вздохнула Римма Андреевна. – Пока смирись и терпи. Но не ведись на откровенное хамство. Если они тебя не уважают, то уважай себя сама.
Но, конечно, дело было не только и не столько в возрасте, сколько в банальной невоспитанности её учеников.
Самым отвратительным студентом был Морозов со второго курса. Вообще-то по паспорту его звали Леонид, но откликался он исключительно на «Лео», видимо, подражая Леонардо ДиКаприо. Русая чёлка, небрежно падающая на глаза, усиливала сходство с голливудской звездой.
С самого первого занятия Нелька обратила внимание на наглый и пристальный взгляд холодных светло-голубых глаз, устремлённый на неё.
– Как ваша фамилия? – строго спросила она обладателя этих глаз. Тот даже не изменил ленивой позы, продолжая сидеть, развалившись, и возить жвачку во рту.
– Морозов… – откликнулся он не сразу, а как бы поразмыслив сначала – стоит ли вообще удостаивать эту пигалицу ответом.
– Так вот, Морозов… Вы мне мешаете!
– Чем же это? – невозмутимо поинтересовался он.
– Своим видом! – не сдержалась она. – Вы же не слушаете, что я объясняю. И между тем всё смотрите, смотрите… Чего вы на меня уставились?! На мне узоров нету и цветы не растут, как говорилось в одном известном фильме.
– Да вот думаю… – спокойно отозвался Морозов. – Интересно, вы лифчик носите или нет? Не могу разглядеть под вашей дурацкой бабушкиной кофтой.
Сокурсники грохнули восхищённым хохотом. Нелька сначала оторопела, потом покраснела до корней волос, а затем затряслась от негодования.
– Немедленно… вон… вон из аудитории! – срывающимся голосом приказала она.
Морозов даже ухом не повёл. Беззаботно потянулся, хрустнул суставами, демонстративно зевнул.
– Морозов! – закричала она, от бешенства близкая к истерике. – Я сказала – вон!
– А если не уйду, что будет? – протянул он. – В угол поставите? Или отшлёпаете? Атата по попе… Штаны снимать?
Все снова засмеялись. Огромным усилием воли Нелька взяла себя в руки.
– Почему не уйдёшь? – спросила она спокойнее, переходя на «ты», чтобы хоть так подчеркнуть своё старшинство и более высокое положение в местной системе координат. – Я же вижу, тебе неинтересно. Так вот, я освобождаю тебя от столь мучительного присутствия на моём занятии.
– А можно мне тоже уйти? – обрадованно крикнул кто-то с «камчатки». Класс опять неистово заржал.
– Цыц! – полуобернувшись, шуганул разбушевавшихся товарищей Лео, как пастух – стадо, а затем вновь уставился на преподавательницу честными прозрачными глазами.
– Я не хочу уходить, у меня тяга к знаниям открылась – ну просто терпежу никакого нет, – откровенно юродствуя, пояснил он. Нелька чувствовала себя совершенно беспомощной и растерянной.
– Тогда я… пожалуюсь директору, – предприняла она последнюю попытку. Морозов с готовностью загоготал:
– Ну, вперёд!
Нелька пулей вылетела из аудитории.
Денис Аркадьевич усадил взбудораженную девушку за стол, налил ей кофе и пододвинул открытую коробку шоколадных конфет.
– Угощайтесь, Нелли Валентиновна… и остыньте сначала, потом поговорим.
Но Нелька никак не могла расслабиться и отпустить ситуацию.
– Этот Морозов… Морозов! – губы у неё тряслись. – Я даже не представляла, что человек может быть настолько… беспардонным, настолько плюющим на какие-то общепринятые нормы поведения, настолько…
– Понял. Я вас понял, Нелли Валентиновна. Успокойтесь же! – директор поднял ладонь. – Вот, скушайте конфетку.
Нелька попыталась отхлебнуть глоток кофе. Зубы нервно застучали о фарфоровую чашку.
– Может, валерьяночки? – сочувственно предложил Денис Аркадьевич. – Или… – он подмигнул, – коньячку чуть-чуть? Прямо в кофе, а?
– Нет, что вы, – испуганно отказалась Нелька. – Я вообще не пью.
Директор задумчиво побарабанил пальцами по столу, сидя напротив неё.
– Сколько вы у нас работаете? Дня два-три?
– Сегодня третий, – отозвалась она.
– Третий, – удовлетворённо кивнул он. – Вы пока ещё не совсем освоились, не во всём разобрались. Да, конечно, с нашими учащимися нелегко сразу найти общий язык, но не забывайте о том, что они всего лишь дети…
– Дети?! Да это монстры! – с отвращением сказала Нелька. – Слышали бы вы, какие гнусности они говорят и какие подлянки делают…
Директор пожевал мясистыми губами.
– Как вам наш колледж? – спросил он вдруг. – Нравится ремонт? Обстановка, мебель?
– Да, – несколько растерянно отозвалась она. – Всё очень красиво и… стильно.
– Многие аудитории оборудованы компьютерами, – продолжал Денис Аркадьевич. – Есть своя выделенная линия интернета…
Нелька молчала, не понимая, куда он клонит и кому предназначена эта минутка хвастовства.
– А бассейн! А новейшее современное оборудование в спортзале! – продолжал разливаться соловьём директор. Наконец, поток его красноречия иссяк и он уставился на Нельку глазками-буравчиками.
– Да, всё прекрасно, – неуверенно подтвердила она, совсем растерявшись под этим странным взглядом.
– И всё это благодаря кому? – задал он главный вопрос.
– Кому же?
– Морозову! – директор, торжествуя, поднял палец. – Точнее, не вашему ученику Морозову, а его отцу.
Нелька открыла рот.
– А вы и не знали, конечно же… – Денис Аркадьевич укоризненно вздохнул. – Морозов-старший – наш главный спонсор. Именно с его подачи школа переквалифицировалась в гуманитарный колледж. Он сам тут учился в детстве и сохранил, так сказать, чувство ностальгической благодарности… Морозов отстёгивает деньги на все наши нужды и даже прихоти!
Нелька опустила голову. Теперь ей стала понятна самоуверенность Морозова-младшего, который был убеждён в своей полнейшей безнаказанности и потому совершенно не различал допустимых границ поведения.
– Нелли Валентиновна, – мягко, почти нежно, пропел директор. – Я надеюсь, мы с вами друг друга поняли. Вы взрослый умный человек, так что… старайтесь пропускать все выходки морозовского отпрыска мимо глаз и ушей. Да, я знаю, что он тот ещё засранец, но… просто не обращайте на него внимания. Можете даже освободить его от ваших занятий, если вам так невыносимо с ним работать.
– Но… как же освободить? – пробормотала она в сильнейшем замешательстве. – Ему же у меня зачёт сдавать в этом семестре… А весной – и экзамен…
Директор ласково ей улыбнулся.
– Нелечка Валентиновна! Да нарисуйте вы ему этот зачёт. И экзамен тоже, если понадобится… Можно сразу «автоматом». Это всё, что от вас требуется!
– Я поняла вас, Денис Аркадьевич, – сухо сказала Нелька, отодвинула чашку и встала. – Спасибо… спасибо за разъяснения.
С коллегами тоже не всегда удавалось найти общий язык. Многие педагоги старшего поколения (за исключением Риммы Андреевны, разумеется), с большим сомнением взирали на эту вчерашнюю выпускницу вуза: ну, чему она может научить?! Её профессионализм вновь оценивался в контексте возраста, а не в контексте реальных знаний – но уже не учениками, а преподавателями.
К тому же, в самом начале своего учительствования Нелька допустила оплошность, попав в немилость у заместителя директора по учебной работе. Дело было во время очередного педсовета, на котором утверждали обновлённое расписание занятий.
– Перед нами предстоит серьёзная задача… – вещала замша, и Нелька практически на автомате поправила её:
– Стоит.
Заместительница сбилась и оторопело уставилась на Нельку.
– Что, простите?
– Задача стоит, – невозмутимо пояснила та. – Предстоит она нам, а не перед нами.