чет себе под нос… А скоро он закончит свои дела и позовёт Риту с бабушкой обедать за простым, грубо сколоченным деревянным столом. И будут они там есть суп «со звёздочками» и рыбными консервами, сваренный на примусе, и откусывать огромные куски свежего белого хлеба, которые можно присыпать крупной солью для пущего кайфа, а в завершение трапезы дедушка самолично заварит чай, в который бросит листья смородины, и свежие ягоды клубники, и мяту…
Рита открыла глаза. Наваждение медленно рассеивалось. По её тёплым, подставленным солнцу щекам сползли две робкие слезинки… и тут же высохли.
Пора было возвращаться домой.
АСЯ
Коммуналка на Суворовском, куда Князев привёз Асю после свадьбы, располагалась в красивейшем дореволюционном здании, некогда доходном доме.
Это была единственная коммунальная квартира на весь дом, да и то малонаселённая. Три комнаты из шести, выкупленные каким-то энергичным бизнесменом, почти постоянно были закрыты. Иногда бизнесмен появлялся, чтобы заняться реставрацией роскошной лепнины, немного привести в порядок царской красоты потолок или починить сломанную решётку старинного камина, но ночевать никогда не оставался.
В четвёртой комнате коммуналки обитали старуха и её дочь Танька-алкоголичка. В свободное от запоев время Танька работала парикмахершей по вызову – и, надо отдать ей должное, стригла просто отлично. Это была весьма одарённая, но страшно непутёвая и несчастная женщина, которая, находясь в подпитии, нещадно орала на свою старую мать и ночами выгоняла её из комнаты в прихожую.
– Пошлааа нааааааааа х*й!!!! – ревела Танька, как бешеная медведица, и шваркала дверью так, что вверх взвивались клубы застарелой прошловековой пыли.
Старуха, впрочем, была весьма лояльна к доченькиным закидонам – всякий раз после очередного изгнания она устраивалась на складном стульчике напротив двери, невозмутимо доставала из футлярчика очки и разворачивала своё нескончаемое вязание.
Впервые став свидетельницей их семейного скандала, Ася пришла в ужас, но Князев заверил её, что она привыкнет. Он давно перестал обращать внимание на Танькины закидоны. А их было превеликое множество: к примеру, Танька запросто могла выйти в уборную или даже на лестницу курить абсолютно голой! Ещё она обожала декламировать: появившись утром на общей кухне и маясь похмельем, она вполне могла патетически изречь что-нибудь монументальное в духе:
– Суббота, суббота, соси х*й у бегемота!
Пятую комнату занимали студенты – Геня и Веня. Оба были иногородними и снимали жильё сообща, чтобы меньше платить, однако Ася была уверена, что они заодно и спят вместе. Похабная квартирка, как сказал бы незабвенный пёс Шарик из «Собачьего сердца» Булгакова…
Ну и, наконец, в последней, шестой комнате – просторной, с высоченными потолками и грандиозным эркером, который значительно расширял пространство – жили Князев с Асей.
– Этот дворец, конечно, маловат для принцессы, – пошутил Князь, когда дотащил неподъёмный чемодан своей жены до квартиры и внёс в комнату. – Но разве плохо? Ты посмотри, какая кругом красота…
Нельзя сказать, что Ася прямо-таки умирала от восторга. Одно дело – встречаться до свадьбы. Во время своих прежних визитов Ася находила коммуналку вполне сносной и пригодной для жизни, тем паче – для секса. Но совсем другое – очутиться здесь на правах хозяйки, обустраивать быт, растить детей… ведь появятся у них когда-нибудь дети?! Однако она предпочла не устраивать сцен в первый же день совместной жизни, разумно рассудив, что со временем всё образуется: они непременно продадут это ископаемое жилище, чтобы переехать в какую-нибудь комфортабельную новостройку.
Уволившись из своей московской редакции, Ася довольно быстро подыскала аналогичную должность в Питере. Новый журнал, конечно, был помельче калибром и не с таким широким охватом аудитории, но тоже представлял собой типовой женский глянец. Так что писать приходилось всё на те же вечные темы: мода, карьера, секс, любовь, психология и астрология, а также кино, немножко музыки и чуть-чуть литературы.
Ася оперативно обросла нужными и важными связями, охотно ездила на интервью, презентации и фуршеты, поэтому вскоре на любой светской вечеринке через минуту после своего появления уже могла выцепить взглядом знакомые физиономии.
А вот настоящих друзей так и не случилось…
Рита и Нелька оставались её единственными верными подругами, и никому из всей вереницы многочисленных новых приятельниц не удавалось стать Асе столь же близкими. Она пыталась сдружиться с коллегами по работе, звала их вместе выпить кофе или погулять, но это было не то же самое, что с любимыми, знакомыми с детства девчонками. Те знали её как облупленную и привыкли ко всем её выкрутасам и сумасбродствам; для посторонних же, неподготовленных людей Асин характер мог показаться и вовсе невыносимым.
А ещё она терпеть не могла, когда её тупо использовали. Так, многие девушки с её новой работы, прознав, чья она жена, тут же начинали подкатывать к ней с милыми улыбками и предложениями дружить, угощали шоколадками и лезли с задушевными разговорами в курилке, стараясь выпытать подробности её личной жизни.
Ася по доброте душевной всех надобавляла в друзья в фейсбуке, где, не стесняясь, выкладывала свои совместные с мужем фотографии. Новые приятельницы писали ей льстиво-восхищённые комментарии («Ах, вы чудесная пара! Вы потрясающе смотритесь!»), и Ася принимала их за чистую монету. А затем какой-то доброжелатель прислал ей скрин из закрытой группы, посвящённой её мужу – одна из тех самых «восхищающихся» коллег поливала Асю грязью и рассказывала небылицы о том, как она якобы плохо работает и какой непрофессиональный журналист – «да за ней потом все тексты наш редактор заново переписывает!» Сообщая всю эту чудовищную ложь, мадам попутно удивлялась, как Князев мог жениться на такой шалаве, как Ася – она, дескать, и изменяет ему по-чёрному, чуть ли не «я сама своими глазами видела».
Разумеется, это была банальная, чернющая бабская зависть. Но Асю буквально затрясло от подобной подлости и хамства. Она не стала выяснять отношений. Просто выложила присланный скриншот у себя на страничке фейсбука, в инстаграме и ЖЖ, присовокупив собственные скрины – личную переписку с этой лже-приятельницей, в которой та заливалась лестью, как соловей, восхищаясь Асиным умом, красотой и талантами. Скрины Ася оставила без комментариев. Двуличие как оно есть – слова пояснений тут были не нужны.
Среди её друзей и подписчиков разгорелся нешуточный холивар. Эту крысу потом многие удалили из друзей и внесли в чёрный список, но остались, конечно, и те, кто втайне был с ней солидарен, в глубине души зверски Асе завидуя.
Сама Ася при встречах с этой особой спокойно смотрела сквозь неё, как будто она в принципе испарилась. Та, к счастью, даже не пыталась здороваться или искать примирения – незаметной мышкой торопливо проскальзывала мимо, старательно пряча глаза.
Наверное, все её новые приятельницы и коллеги, алкающие интимных подробностей о знаменитом иллюзионисте, страшно удивились бы, узнав, что Князев – вовсе не такой лапочка, каким кажется со сцены или экрана телевизора. Демонический красавец, романтичный герой, искусный маг – в жизни он был лютым интровертом, замкнутым, нелюдимым, который развлечениям и весёлым компаниям предпочитал тишину и уединение.
Оставив работу в цирке, отныне все силы он тратил на собственный проект – Театр Магии. Снял подходящее помещение, набрал команду ассистентов, продумал программу… Открытие состоялось вскоре после свадьбы. Всё свободное время Князев готовил новую программу и репетировал с командой, оттачивая старые номера. Ася старалась не очень злиться, понимая, как ему важен свой театр, и поддерживала морально, как могла. Но как же трудно было иной раз сдержаться! Муж приходил только ночевать, но даже дома постоянно думал о работе.
Он способен был молчать целыми днями, обдумывая очередной номер для своего шоу и чертя карандашиком какие-то непонятные схемы в блокноте, а затем перенося все эти схемы в компьютер. За весь день Князев мог не обменяться с Асей и парой предложений. Её же страшно бесила эта угрюмость. В силу характера Асе требовался постоянный праздник, движуха и радостная суета.
Она быстро заскучала, проводя вечера в компании молчуна-мужа, и решила время от времени устраивать дома «приёмы» – так, ничего особенного, выпивка и лёгкая закуска плюс хорошая компания приятных ей людей. К тому периоду они уже немного облагородили жилище, сменили мебель на более современную и модную, избавились от кучи ненужного хлама, рассованного по шкафам и кладовкам, который остался ещё от прежних жильцов – в общем, не стыдно было приводить гостей.
Однажды Князев вернулся после выступления и обнаружил, что их дом полон народу. Ася летала из комнаты в кухню, изобретая всё новые и новые угощения и диковинные коктейли. Видно было, что она получает от организованной ею вечеринки колоссальное удовольствие. Ася поцеловала мужа в щёку, немного виновато улыбаясь, и объяснила, что коллеги пришли её навестить.
Князев проявил себя просто душкой. Он приветливо поздоровался с гостями, а затем весь вечер активно помогал жене разносить напитки и с терпеливой улыбкой отвечал на глупые вопросы относительно секретов своих фокусов. Но после того, как все расползлись (уже практически под утро), он мягко попросил Асю впредь избавить его от подобных массовых и шумных мероприятий, либо проводить их строго в то время, когда его нет дома, чтобы гости успели убраться до его возвращения.
Она тогда решила обидеться. Надулась, всплакнула, уползла в самый дальний угол кровати и забилась в него, демонстративно повернувшись к мужу задом. Время от времени она жалобно, как ребёнок, всхлипывала и прерывисто вздыхала.
Князь, конечно же, не мог вынести её слёз. Он присел на кровать, дотянулся до Асиного скорбно закаменевшего плеча, с силой развернул её и притянул к себе.
– Ну, пойми ты! – сказал он с болью, обнимая жену и поглаживая её по волосам. – Я не могу так. Мне всё эти люди – лишние, чужие. Я чувствую себя голым в толпе, честное слово – хочется просто забиться под стол и кусаться, если кто-то попытается протянуть туда руку…