– Я, к сожалению, не участвую в переговорах. Вероятно, какие-то бумаги, гибкие диски или фильмы. И даже, возможно, электроприборы или драгоценные металлы.
Беннет, схватив ручку, принялся вычерчивать на листке блокнота бессмысленные спирали.
– Какую компанию вы представляете?
– Вознаграждение окажется больше, если я ее не назову. Мы предпочитаем анонимность.
– Каким образом… Маррити связался с вами? И когда?
– Мы уже некоторое время вели переговоры с Лизой Маррити. Вчера мы узнали о ее смерти, а она давала нам только номер Фрэнсиса Маррити. Мы ему позвонили, и он выразил заинтересованность в завершении распродажи, которую мы оговаривали с Лизой Маррити.
– Тогда вам обязательно нужно поговорить и с моей женой. Она тоже наследница. Как я уже сказал. Как вам известно, – Беннет тяжело дышал. – Немедленно.
– Вам известно, о каких предметах идет речь?
– Конечно! – заявил Беннет.
«Что бы это могло быть? – соображал он. – Какие бумаги, что за драгоценные металлы? И что за электроприборы?»
– Мы с женой вчера и сегодня были в Шаста – занимались похоронами… гм… мисс Маррити, и всего полчаса назад приехали из аэропорта. Я уверен, что Фрэнк собирался связаться с моей женой до заключения каких-либо сделок, – продолжал он. – С женой и со мной. Поскольку без нашего согласия никакая сделка не состоится.
– У кого сейчас на руках предметы, о которых идет речь?
– Ну, они… разделены. Что-то там, что-то здесь. Мне нужно посмотреть список, о каких конкретно… вещах мы говорим. У нее… – подумав, Беннет отказался от мысли сделать еще глоток из бутылки, – у старушки было много ценных вещей. По какому номеру вам перезвонить?
– Мы с вами свяжемся. Возможно, завтра. Доброй ночи.
Беннет услышал щелчок и гудки.
Повесив трубку, он глотнул бренди и вывалился в дверь, которая вела на кухню, с воплем:
– Мойра! Твой треклятый братец!..
– Он не знает, о чем идет речь, – заявил Раскасс, отталкивая стул от складного столика с телефоном и вставая. Ему пришлось схватиться за поручень над головой, когда автобус накренился, резко выворачивая в ночной темноте к дому. Раскасс обратился к молодому человеку, сидевшему за рулем:
– Но перед его домом все-таки притормозим, пусть Шарлотта глянет.
– Он действительно только что из Шаста, – с надеждой вставил Гольц.
Шарлотта Синклер глазами Раскасса смотрела на себя и пухлую фигуру Гольца на переднем сиденье, над чисто выметенным резиновым полом. Оба они подались вперед, чтобы расслышать голос из динамика. Подняв голову, Шарлотта откинула с лица широкую прядь темных волос.
Из динамика неразборчиво долетал голос Брэдли, оравшего на жену.
– Сигнал паршивый, – заметил Раскасс.
– Они, наверно, в коридоре, – оправдался Гольц. – Я в коридоре жучка не ставил.
Автобус уже подъехал к дому Брэдли достаточно близко, чтобы Шарлотта могла смотреть глазами людей, находившихся внутри, – и увидела загорелую блондинку в джинсах, стоящую в освещенном коридоре. За ней возле двери просматривались чемоданы. Переключившись на зрение женщины, она увидела кричавшего мужчину: уложенные рыжеватые волосы, встопорщенные усы, рукава белой рубахи закатаны до локтя.
Шарлотта ощутила толчок, вероятно, когда автобус остановился на тротуаре перед домом Брэдли, но все ее внимание занимало то, что видела Мойра Брэдли.
Мужчина направлялся в ярко освещенную кухню, и женщина провожала его взглядом, а потом звук из автобусного динамика стал более отчетливым, и в такт движению губ мужчины Шарлотта услышала слова.
– …не в том, что он не любит тебя, а в том, что он не любит меня, – говорил Беннет Брэдли. – Он всегда мне завидовал.
– Завидовал? Ему нравится преподавать, – ответила женщина, которую мониторила Шарлотта: картинка перед ее глазами чуть дергалась на каждом слоге.
– В этой глухомани? – спросил Беннет. Шарлотта увидела его махнувшую в воздухе ладонь. – Жена умерла, дочь проказничает. И миллион кошек! Он прекрасно понимает, что пропадает там – он мигом перебрался бы в Лос-Анджелес или на юг, в Орандж-каунти, если бы мог, да беда в том, что за его халупу не дадут и сотни долларов. А что за колымагу он водит, посмешище! А у меня «мерседес», и с Ричардом Дрейфуссом я на ты!
– Фрэнк не стал бы присваивать наши деньги, – сказала Мойра. – Я уверена, что он…
– На автоответчике от него сообщений не было, только этот чертов агент из «субару». Думаешь, твой братец не попытался бы зажать кое-что для себя? «Значительная сумма», – сказал этот тип.
Картинка перед Шарлоттой качнулась, когда голос Мойры из динамика произнес:
– За что? Какая еще техника? Понятия не имею…
– Или бумаги, или золото. Она была знакома с Чарли Чаплином! Твоя бабка… – Беннет, пятясь, налетел спиной на декоративные стеклянные подсвечники на стойке рядом с мойкой, и в динамике завибрировало.
– Это что за мусор?
Он запустил в стену те подставки, что не свалились в раковину, разбив как минимум еще одну.
Беннет пропал из вида: Мойра смотрела в раковину, а не на мужа, но из динамика продолжал звучать его голос:
– У твоей бабки могли остаться письма, рукописи, даже неизвестные фильмы Чаплина.
– Ну, теперь это точно мусор, – проговорила Мойра, и в поле зрения Шарлотты снова всплыл Беннет. – Я про подсвечники. То есть теперь ты уже веришь, что она была знакома с Чаплином.
– Ну, что-то, очевидно, у нее было. Может, та скрипка – и вправду Страдивари.
– Фрэнк бы нам сказал. Мне бы точно сказал. Если только этот звонок не розыгрыш. «Предпочитаем анонимность»! Хлопот у нас теперь точно прибавилось.
– Позвони. Спроси его. Или я сам.
Взгляд Шарлотты сместился с Беннета на календарь над телефонным аппаратом на стене и обратно.
– Мы с ним в четверг увидимся.
Беннет покачал головой.
– Этот финансовый агент хочет встретиться со мной завтра. А Фрэнк не станет вести разговоров на похоронах бабушки, да еще когда Даффи болтается под ногами. Звони ему.
– Хорошо.
Телефон рывком придвинулся к Шарлотте, потом она увидела руку Мойры, снимающую трубку, и другую, набирающую номер. Наблюдая за вращением диска, Шарлотта повторяла номер вслух – из динамика в это время слышались щелчки поворачивающегося диска и шорох, когда он возвращался обратно. Гольц поерзал на сиденье рядом с ней:
– Номер Маррити, точно.
Шарлотта почувствовала запах табачного дыма – видимо, Гольц закурил.
Телефонная трубка придвинулась к самому лицу и скрылась справа, выпав из поля зрения. Голоса по телефону она, разумеется, не услышала. Примерно через двадцать секунд трубка появилась снова; когда Мойра водрузила ее на место, в динамике раздался громкий стук. Должно быть, микрофон совсем рядом с телефоном, подумала Шарлотта.
– «Вы позвонили Маррити, – процитировала Мойра, – но мы сейчас не можем подойти к телефону».
– Надо было оставить сообщение, – буркнул Беннерт. – «Мы в курсе твоих грязных махинаций».
Перед Шарлоттой появилось хмурое лицо Беннета. Мойра рассмеялась.
– Или «Нас не проведешь».
Беннет тоже рассмеялся, но по-прежнему хмурил брови.
– Измени голос, – посоветовал он и с бронксским акцентом прорычал: – Мы знаем, что ты затеял. Лучше брось это дело!
– Он запрется в доме, – сказала Мойра, – и ни за что не возьмет больше трубку.
– Вот-вот, а потом окажется, что звонок был розыгрышем, что у твоей чокнутой бабки ни черта не было, кроме старых записей «Криденс». Зато… он больше никогда в жизни не решится посмотреть фильм для взрослых.
– Он их и не смотрит, на фильмы для взрослых ходишь ты.
– Иногда приходится, мне по работе нужно. Вот поэтому он мне и завидует.
– Поезжай дальше, – велел Раскасс молодому шоферу. – Ради этого не стоит светить автобус.
Мойра что-то отвечала, но тут заговорил Гольц:
– Он упомянул неизвестные фильмы Чаплина.
Тронувшись с места, автобус зашумел не громче легковой машины: Весперс заменил дизель на мотор «Шевроле 454 V-8» и поставил дисковые тормоза вместо шумных воздушных.
– Он просто перебирал все варианты наугад, – возразил Раскасс. – Понятно, почему он вспомнил о них – я ведь говорил ему о записях, когда позвонил. Ничего он о них не знает. И она, вероятно, тоже.
Из динамика теперь звучал голос Беннета Брэдли, рассказывавшего о заказе «субару», отнятом у него стараниями Раскасса, но видеть с такого большого расстояния Шарлотта уже ничего не могла. Она переключилась на Раскасса, который стоя смотрел сверху вниз на них с Гольцем. Заодно она проверила помаду – пока все в порядке.
– Вчера артефакт переместился на восток, – продолжал Раскасс, – и теперь Фрэнк Маррити и его дочь переживают… кризис. Наверняка это Маррити его забрал. Нам следовало остаться в больнице, а не терять время здесь.
Это я не сумела найти подход к Фрэнку Маррити, подумала Шарлотта, уже готовая к тому, что ей об этом напомнят. Но вдруг из шкафчика за креслом водителя тихо прозвенел гонг, и взгляд испуганной Шарлотты несколько раз перескочил от водителя к Гольцу и Раскассу и обратно. Перед ее глазами быстро сменялись припаркованные у обочины пустые машины, разливы уличных фонарей впереди и два ракурса ее собственного лица: губы поджаты, карие глаза широко распахнуты – в профиль и анфас.
– Посмотри, чего он хочет, – велел Раскасс Гольцу.
Шарлотте уже чудилось, что из шкафчика доносится щелканье челюсти, подвешенной на филигранных серебряных петлях.
– Сейчас, – кивнул Гольц.
Поднявшись с места рядом с Шарлоттой, он подался к шкафчику, а Раскасс уставился ему в спину, поэтому Шарлотта переключила внимание на водителя – угрюмого студента-физика из Калифорнийского университета в Беркли – и стала его глазами следить за машинами впереди. Отъехав от дома, они двигались по бульвару Ист-Орандж-гроу, мимо пиццерии «Пицца-хат» и заправки «Шелл».
Щелкнул замок шкафчика, а потом она в самом деле услышала, как стучат челюсти Бафомета, и