ре? Объясните, что происходит!
– Не могу, пока не узнаю, что произошло. У вас накануне происходили какие-то вторжения?
– Да, – прошептала Дафна.
– Да, – эхом повторил Маррити и потер глаза. – Это ваша женщина заговорила со мной несколько часов назад? Ее подготовили… она знала, что я читаю, что курю – чтобы выспросить у меня?
– Нет, – ответил агент АНБ. – Где это произошло?
– У входа в больницу Святого Бернардина, куда нас сначала привезли. Она даже сигареты курила те же, что и я.
– Как она выглядела?
– Как Одри Хэпберн, – Фрэнк поймал себя на том, что рассказывает скорее Дафне, чем Джексону; они не так давно посмотрели «Завтрак у Тиффани». – То есть стройная, темно-каштановые волосы собраны в хвост. Солнцезащитные очки. Бордовая рубашка, черные джинсы. Около тридцати.
– У вас есть ручка и бумага, – заметил Джексон. – Давайте продолжим разговор письменно?
– То есть… не вслух? – понял Маррити.
– Совершенно верно. На мой взгляд, так легче не отклоняться от темы.
Маррити с удивлением следил, как Джексон поспешно вставляет в уши наушники. Наверное, от миниатюрной шпионской рации, сказал он себе.
Он прошел к столику Дафны, оторвал верхнюю страничку блокнота и сунул ее в карман.
Раскасс, прищелкивая пальцами свободной руки, слушал телефонный скрэмблер. Прервавшись, он прикрыл ладонью трубку и гаркнул шоферу:
– Ползешь как черепаха, мы опаздываем!
Рев мотора огласил темноту.
Вернув трубку в ящик, он обратился к Гольцу:
– Надо было внедрить Шарлотту и во вторую больницу, хотя она и скомпрометировала себя. Обреем ей голову, приклеим фальшивые усы. Она только зря теряет время с этим идиотом Брэдли.
– Что случилось?
– С Маррити и его доверью в больнице говорил агент АНБ – или кто-то, выдающий себя за агента.
Раскасс вздохнул и провел пальцами по черепу, взъерошив и без того непослушные короткостриженые седые волосы.
– Диббук появился в телевизоре, установленном в палате девочки, в ее комнате, – продолжал он. – Пытался проникнуть в ее сознание. Агент и отец помешали ей дать согласие. Агент АНБ, который знает о диббуках! Факс с расшифровкой их разговора нам передадут. Маррити упомянул Эйнштейна, а агент наговорил ему кучу чепухи: мол, работа Эйнштейна нужна им для общения с мертвыми. Намекнул, что если Маррити не будет с ними сотрудничать, его дочь окажется в большой опасности.
– Ну, – заметил Гольц, – это как раз правда.
– Он в любом случае на что-то такое намекнул бы, чтобы расколоть парня. И еще, Маррити сказал, что они с дочерью столкнулись с неким «вторжением» вчера в четверть пятого – именно тогда, когда мы зарегистрировали активацию устройства Чаплина.
До сих пор Раскасс смотрел на Гольца, а теперь Шарлотта увидела в его поле зрения свое лицо.
– А еще Маррити спрашивал, не АНБ ли подослало к нему женщину, прекрасно проинформированную о том, что он любит читать и что предпочитает пить! – он сделал паузу – наверняка его лицо перекосилось. – И заодно отлично описал тебя. После чего агент предложил продолжить беседу письменно! И нам достался только скрип ручки по бумаге! К счастью, через пять минут Маррити его выпроводил. Надо будет поместить тебя где-нибудь в соседней палате.
– Хорошо, – спокойно произнесла Шарлотта. Она принадлежала к тем немногим дальновидцам, которые умели читать чужими глазами письменный текст – возможно, потому, что для нее это вообще был единственный способ что-нибудь читать.
Зажужжал сигнал скрэмблера, и Раскасс, снова открыв ящик, поднял трубку. Прослушал тридцать секунд, бросил: «Кэй», – повесил трубку и закрыл ящик.
– Детектив из Сан-Диего, звонивший вчера в больницу Шаста, умер, – сообщил он Гольцу и Шарлотте. – Перед смертью наши люди спрашивали его, по чьей просьбе он искал Лизу Маррити. Детектив – он из евреев – ответил, что это была дружеская услуга. Но под давлением признался, что подозревает своего друга в связях с Моссадом.
Гольц шумно сглотнул рядом с Шарлоттой.
– Значит, к девочке в больницу приходили не из АНБ – вряд ли агенты АНБ разбираются в диббуках и тому подобном, – очки Гольца поблескивали в свете лампы сквозь спутанные пряди его черных волос. – Может, моссадовцы вышли на нас после того, как в субботу наш отдел в Нью-Джерси взломал их главный компьютер в Тель-Авиве?
– Они здесь по той же причине, что и мы, – сказал Раскасс. – Им нужно то, что хранилось у Лизерль Марич.
После минутного замешательства Шарлотта припомнила, что Лизерль Марич – это настоящее, сербское, имя Лизы Маррити.
– Мы должны заполучить эту штуку, обе части, и покончить с этим, – продолжал Раскасс. – Это чужая территория, все наши силы в Европе. А здесь – хорошо защищенный остров, куда был изгнан Эйнштейн. Завтра, – обернулся он к Шарлотте, предоставив ей прекрасный ракурс собственного лица, – рано утром ты убьешь Маррити. Застрелишь.
Шарлотта следила за своими губами и бровями, не позволяя им даже дрогнуть.
– Он – источник сведений для Моссада, – продолжал Раскасс, – и Моссад не должен вытянуть из него больше, чем успел сегодня. Этим мы изолируем его дочь и сможем с ней работать, прибегнув к помощи диббука и нашей милой tête из шкафчика.
Ее лицо ушло в сторону – Раскасс отвернулся к окну, за которым виднелись машины на соседних полосах.
– Рано или поздно тебе, Шарлотта, пришлось бы кого-нибудь убить, – не без сочувствия продолжал Раскасс. – Если принимаешь услуги от дьявола, без ответной услуги не обойтись.
– Хорошо, – равнодушно проговорила она. И подумала о себе прежней, о той Шарлотте, какой она была до 1978 года, когда еще могла видеть. «Я все устроил, заботясь о тебе», – потерянно повторила она про себя.
– Пауль, – обратился к Гольцу Раскасс, – передай нашему человеку, чтобы захватил старика из зеленого «Рамблера». Пока за ним не заметили ничего, стоящего внимания, но нельзя, чтобы Моссад добрался и до него. И думаю, нам надо еще раз взглянуть на эйнштейновский кластер на автостраде.
Шарлотта пыталась просчитать, сколько шагов ей надо сделать, чтобы добраться до оставленных в конце автобуса сумочки и пальто и до бутылки «Уайлд Теки».
«Автострадой» в Весперсе называли пятимерное пространство вне времени, область обитания духов, где жизнь человека представлялась чем-то вроде длинной веревки, изгибающейся в бездне вакуума. Впрочем, иногда они описывали людскую жизнь, как искру, которая пролетает по дуге над огромной пропастью, или как стоячую волну, взявшую в кольцо некое непостижимое ядро.
Из любой точки человеческой жизни, воспринимаемой как «сейчас», будущее представлялось невидимым конусом, расширяющимся вперед во времени. Люди Весперса, как и любой человек, в значительной степени могли влиять на свое будущее, но рассчитывали, насколько понимала Шарлотта, двигаться и в обратном направлении, превратив свое прошлое в расширяющийся назад конус изменяемых возможностей.
Шарлотте было необходимо, чтобы их расчеты оправдались.
Вероятно, и до Весперса существовали естествоиспытатели, стремившиеся к той же цели, недаром символом их притязаний был священный Грааль – чаша, составленная из двух разнонаправленных конусов, один из которых расширялся вверх, а другой вниз.
Люди Весперса уже научились проецировать свое астральное восприятие на «автостраду», в расширенное пятимерное пространство, но в нем могли только зависать на одном месте и оглядываться вокруг. Ничего, аналогичного движению, произвести не удавалось. Да и этого они сумели добиться, лишь привлекая существ, обитающих в этой области, и… расплачиваясь с ними.
Предполагалось, что устройство, хранившееся у Лизерль Марич, даст им возможность путешествовать в пятом измерении в прошлое и будущее – и, вероятно, обходиться без демонических спутников.
А еще – возможность менять прошлое с хирургической точностью.
На данный момент сотрудники Весперса были абсолютно уверены, что знают, как «сокращать» жизненный путь человека, делать так, словно человека никогда не существовало. Эйнштейн якобы оставил в одной из башен в Палм-Спрингс устройство, которое могло стереть человеческую жизнь с картины вселенной, но большинство в Весперсе полагало, что с момента создания Эйнштейном в 1932 году это устройство никогда не использовалось.
Полной уверенности в этом быть не могло, потому что в измененном мире – мире, где «сокращенной» личности не существовало, – память о стертом человеке и мире, в котором он жил, сохранял только тот, кто произвел операцию. Но до сих пор еще никто не признавался, что проделывал это.
Шарлотта слышала шуточки Гольца о некоем человеке, известном как Ничей-папа, – мифическом основателе Весперса. Рассказывали, что в какой-то момент Весперс сократил жизнь основателя, заставив весь мир, кроме самого стиравшего, забыть о нем и превратив Весперс в организацию, которую никто не основывал.
– Говорили бы, как есть – платная дорога, а не автострада, – процедил сквозь зубы Раскасс и окликнул водителя: – Фред, притормози и спроси у какого-нибудь одинокого прохожего, как проехать на 210-ю. Пусть он поднимется в автобус, чтобы показать тебе на карте. Шарлотта просканирует округу, и, если лишних глаз не окажется, мы его усмирим.
Свое лицо Шарлотта видела в центре поля зрения Гольца, возможно, он улыбался ей.
– В чужую машину сядут не многие, а вот в автобус – пожалуйста, – заметил он. – Водителям автобусов все доверяют.
Какое вторжение?
вчера моя дочь смотрела видео, старое ч/б, я был в другой комнате, читал ее мысли – и видео ее так напугало, что она подожгла видеомагнитофон и свою спальню. Просто силой мысли, не спичками.
откуда это видео?
из дома моей бабки, называется «Большое прикл. Пи-ви», но «Пи-ви» идет только первые 5 мин, потом этот ч/б. Очень старый фильм, немой – там женщина ела мозг из лысой мужской головы.