Двухмоторный «Белл 212», спеша на восток, проскочил между горой Голливуд и куполами обсерватории Гриффит-парка, потом прошел над поросшими сухим кустарником холмами Игл-Рок и теперь следовал за собственной тенью вдоль бульвара Колорадо на высоте несколько сотен футов.
Тело Дениса Раскасса растянулось на заднем сиденье, прямо над топливным баком. Раскасс еще дышал, но его самосознание было сейчас сосредоточено в паре гигантских розовых цветков банксии и оранжевом гелевом светильнике в форме ракеты, прикрепленных кронштейнами к переборке по правому борту.
Седой Фрэнк Маррити сидел лицом по ходу движения, напротив Гольца, который, вколов себе морфин из аптечки первой помощи, раскраснелся и клевал носом. В кабине пахло чем-то вроде подгорелого арахисового масла.
На полу между ними лежал обмотанный клейкой лентой брезентовый сверток с Дафной внутри.
Несколько минут после взлета с вершины Бичвуд-каньона все молчали, но вдруг цветки банксии завибрировали, и голос Раскасса перекрыл рев газотурбинного двигателя на крыше вертолета:
– А сейчас, мистер Маррити, попрошу вас объяснить, как именно вы привели в действие машину времени.
Явно реагируя на звук голоса, Дафна головой и коленями стала толкаться в брезент, и до Маррити донесся ее приглушенный голос.
– Откройте ей голову, – сказал Гольц. – Нам не нужно, чтобы она задохнулась.
Маррити покачал головой.
– Скоро, – прошептал он, – она все равно перестанет существовать.
– Если задохнется, – Гольц неловко поерзал на своем сиденье, обращенном против хода, – будет существовать вечно – в виде трупа. Открой сверток, засранец!
Лицо Маррити вспыхнуло. Ему казалось, что он должен как-то отреагировать на засранца, что если он сейчас промолчит, то утратит что-то важное, чего не сможет вернуть.
– Мы все записываем, – прозвучал голос Раскасса. – Опишите каждый шаг.
– Ну… – начал Маррити, но Гольц сердито ткнул пальцем в сторону свертка.
Старику пришлось отстегнуть ремень безопасности, чтобы до него дотянуться. Дрожащими руками он сорвал клейкую ленту над головой Дафны и отодвинул уплотненные края брезента.
В тени между сиденьями он различил только круглые зеленые глаза Дафны и всклокоченные темные волосы.
– Ты! – произнесла она, уставившись на него. – Где мой папа?
Потом она увидела позади него серебристую стеганую ткань, которой был обит потолок, и панели из стекловолокна с непонятными круглыми и овальными отверстиями. Кабина качалась как колокол, а затем по утяжелению своего тела Маррити догадался, что вертолет набирает высоту.
– Мы в самолете? – спросила Дафна.
– В вертолете, – ответил Гольц, рассматривая в окно по левому борту горы Сан-Гейбриел. – Так что без всяких штучек…
– Ох! – девочка, казалось, задыхалась.
– Сами вы засранец! – запоздало огрызнулся на Гольца Маррити.
– Так как же, – гнул свое голос Раскасса, – заставить эту чертову машину работать? Как вы задаете конкретное время?
Маррити оглянулся на кронштейн – цветы дрожали, а красные пузыри, поднимаясь со дна гелевого светильника, собрались наверху цилиндра.
– Как задаю?.. Я импровизировал, но это сработало: приклеил пластырем к коже предмет, который был радикально изменен именно в то время, куда я хотел попасть. Я нашел между кирпичами бабушкиного сарая старые сигаретные окурки и использовал их. Не с точностью до минуты, но в нужный день я все-таки попал.
– Бабушкиного? – удивилась Дафна.
Маррити все смотрел на цветы. Он чувствовал, как под рубашкой по груди течет пот.
– Окурок? – проговорил ясный голос. – И больше ничего?
– Именно он, – хрипло ответил Маррити. – Он вроде как задрожал и разогрелся, когда я скользнул назад во времени, в нужный мне день, вдоль золотой свастики – оттуда она выглядела, как четырехсторонняя спираль. А потом надо просто… вытянуться, разогнуться, выйти из своей астральной проекции. Тогда чувствуешь, как остатки импульса силы уже без тебя уносятся в прошлое.
Повисла пауза, а потом Дафна спросила Гольца:
– Где мой отец?
– Думаю, он мертв, – все так же глядя в окно, отозвался Гольц. – Намотался на какое-нибудь дерево в Голливудских холмах. Он спускался в каньон на машине, которую вела слепая женщина.
На какой-то миг Маррити захотелось сказать ей, что это он ее отец, но тут тонкие лепестки банксий снова задрожали.
– Но ты все еще можешь вернуться назад? – спросил Раскасс. – Это ведь дорога не в один конец?
– Вернуться можно, – кивнул Маррити, обращаясь к цветам и светильнику. – Возвращение… оно удалось и моему прадеду, и бабушке. По-видимому, оно предоплачено. Простая отдача, по Ньютону, только в большем количестве измерений. Думаю, если я снова встану на золотую свастику, меня отбросит точно в тот момент в 2006 году, из которого я отправился. Хотя… – добавил он, уставившись на цветы, чтобы не смотреть на Дафну, – это будет совсем другая жизнь.
– А много ли, – прозвучал голос Раскасса, – добралось с тобой сюда? Одежда, воздух?
Маррити рад был отвлечься на новый вопрос.
– По-видимому, все, что в пределах ауры. Я думал, у меня объем будет побольше. Многое, что я собирался взять с собой, осталось в 2006 году: мой карманный компьютер, айпод, смартфон.
– Какая-то тарабарщина, – проговорил Гольц.
Краем глаза покосившись на Дафну, Маррити отметил, что девочка никак не отреагировала на слова Гольца о смерти отца, она по-прежнему разглядывала интерьер салона. На отца ей уже наплевать, подумал он. Все, как мне помнится.
Из-под кресла Гольца раздался пронзительный писк.
– Дотянетесь? – спросил Гольц. – Это мобильный телефон.
– Это мой папа, – сказала Дафна.
Маррити перегнулся через нее, чтобы достать футляр с телефоном. Потная рубашка липла к телу. Достав из ящика громоздкий аппарат, он вопросительно поднял бровь.
– Наверху кнопка, – вздохнул в ответ Гольц, – включает громкую связь. Потом просто положите на сиденье.
– Современные не больше бруска мыла, – в свое оправдание пояснил Маррити и, нажав кнопку, опустил аппарат размером с кирпич на виниловое сиденье.
– Алло! – крикнула Дафна.
– Алло, – ответил женский голос, звучавший так громко, что слышно было на всю кабину, даже сквозь ровное гудение газотурбинных двигателей над головами.
– Привет, Шарлотта, – ответил Гольц. – Тебе повезло, эта временная линия скоро будут аннулирована.
– Дайте трубку папе! – крикнула с пола Дафна.
– Его здесь нет, Дафна, – ответил из трубки на сиденье голос Шарлотты, – но он может вернуться в любой момент. А сейчас мне нужно поговорить со взрослыми наедине, дай нам…
– Он стоит рядом с вами, – перебила Дафна. – Я слышу вас через него. Уф! У него во рту пиво!
Телефон замолчал. Наконец, произнес голосом Шарлотты:
– Кто бы мог поверить?
– Я, – ответил Гольц.
Маррити уныло кивнул.
– Я бы и так скоро узнал, – отозвался из пучка цветов Раскасс. – Слышим тебя хорошо.
– Ну да, черт возьми, он здесь, – признала Шарлотта. – И малышка Дафна подводит меня к главному. Я держу его под прицелом…
Цветы на стене закачались.
– Нет, – возразил металлический голос, – пистолет у тебя в сумочке, я его не вижу.
– Еще что скажешь, Шарлотта? – устало спросил Гольц, откидываясь назад и закрывая глаза.
Голос Раскасса произнес:
– Я ищу отца, а вместо него вижу эту девчонку.
Синтезированный голос впервые, казалось, выражал некую эмоцию – недоумение.
– Пап! – выкрикнула Дафна из своего кокона на полу. – Не дай им тебя поймать!
Из динамика телефона донесся голос молодого Фрэнка Маррити:
– Не дам, Даф, и скоро приду и заберу тебя. Эти люди не сделают тебе ничего плохого.
Чуть помолчав, он добавил:
– Пахнет арахисовым маслом. Ничего, что будут тебе давать, не ешь и не пей.
– Это в вертолете так пахнет, – сказала Дафна.
– Мы его купили в Мехико-Сити, – пояснил Гольц, – у Федеральной комиссии по электроэнергии. – Может, мексиканцы использовали арахисовое масло для изоляции.
Голос Маррити предупредил:
– В вертолете ничего не делай, Даф!
– Я ей уже сказал, – подтвердил Гольц.
– Денис, – прозвучал голос Шарлотты. – Ты наверняка почувствуешь того Маррити, что со мной, если проверишь эту девочку.
На глазах у старого Маррити пузырьки в светильнике выстраивались в цепочки.
– И верно, – прозвучал похожий на скрипку голос. – Я чувствую его там, но этого недостаточно, чтобы его увидеть. Я и девочку почти не различаю.
– Хорошо, – сказала Шарлотта. – Я сейчас не блефую и должна вам сказать одну вещь: между молодым Фрэнком Маррити и его дочерью существует психическая связь. Денис сказал бы, что их сознания взаимопроникают. Если смотреть с автострады, они выглядят не как отдельные линии, а как крест. Ее невозможно сделать несуществующей, невозможно изолировать ее временную линию, пока жив он.
– Чушь! – поспешно перебил старый Маррити, качнувшись вместе с кабиной вертолета. – Никогда у меня не было с ней никакой психической связи – ни в одной из моих жизней!
Он утер губы ладонью.
– Я больше ничего вам не скажу, пока вы не… гарантируете безопасность молодого меня.
Фрэнк Маррити обнаружил, что стоит, прислонившись к стене телефонной ниши, выложенной коричневой плиткой. Только что он прижимался ухом к трубке таксофона, которую держала Шарлотта, а потом почувствовал, что завернут в какую-то грубую ткань и лежит спиной на качающемся жестком полу, и сообразил, что в состоянии шока ментально покинул свое физическое тело и переключился на Дафну.
Это не поможет, напомнил он себе, глубоко вдыхая прокуренный, пропахший джином воздух, окружавший его в реальности, и оглядывая фонтан и галереи в вестибюле отеля Рузвельта. Даже в этот послеполуденный час столики на гладком кафельном полу вокруг фонтана были заняты, и он заставил себя вернуться к гомону голосов и позвякиванию стекла вместо гула вертолетных двигателей.