ащаться? – спросил Маррити, закрывая за собой дверцу.
– Прежде всего, за твоим старым телом! – выкрикнул Малк, и фургон сорвался с места и повернул налево, скрывшись за зданием клиники.
Шарлотта с Дафной присели на обочину, Маррити накрыл новый приступ головокружения, и он опустился от слабости рядом с дочкой.
– Надо отсюда уходить, – сказал он, переводя дыхание.
Он попытался сфокусироваться на залитых солнцем пальмах и машинах, припаркованных с южной стороны стоянки.
– Я… – Фрэнк замолчал и прочистил горло. – Пойдем-ка на заправку. Найдем телефон-автомат, вызовем такси. Здесь оставаться нельзя, – он посмотрел на Дафну. – Даф, ты сможешь идти? Я могу взять тебя на руки. Я бы и двух таких девочек донес.
– Я могу сама идти, – ответила Дафна. – Если медленно.
Все трое поднялись и устало побрели по асфальту. Дорога уперлась в поросший травой склон, по которому они поднялись на тротуар и медленно двинулись на восток, к Ташейва-драйв, в противоположном направлении от Индиан-каньон-драйв. Маррити щурил глаза против восходящего солнца, зато ветер был еще прохладным.
– За твоим старым телом… – произнесла Дафна.
– Это что-то вроде инициалов, которые мы с Мойрой вырезали в сарае Калейдоскоп, – отозвался Маррити. – Я объясню, когда мы, скажем, зайдем куда-нибудь поесть. Позади них, двигаясь с юга на север, взвыли сирены – множество сирен, под которыми ревели большие двигатели с открытой дроссельной заслонкой. Никто из троих не обернулся.
Потом, к удивлению Маррити, у него вдруг задрожали руки и ноги, а зубы пришлось крепко стиснуть, чтобы не стучали. Он присел на пешеходную дорожку и съежился, обхватив себя руками и глубоко дыша. Как оказалось, пистолет, который он вытащил из кошачьего лотка, все еще при нем, и теперь он больно вонзался в тело под пряжкой ремня.
– П…простите, – выговорил Фрэнк. – Я в порядке, просто…
Дафна и Шарлотта присели с ним рядом.
– Просто отсроченная реакция, – сказала Шарлотта.
Дафна убрала у него со лба вспотевшие волосы.
– Тебе было… ужасно, пап, – сказала она, и Маррити запоздало перепугался, сообразив, что дочка должна была пережить вместе с ним, каково это – убивать и быть убитым.
Дафна, как видно, уловила нахлынувшее на него чувство вины, потому что одной рукой она обхватила отца за плечи, а другую протянула Шарлотте.
Та сняла солнцезащитные очки, и Маррити увидел, как она встретилась взглядом с Дафной, когда девочка посмотрела на нее.
– Тебе тоже, детка, – сказала Шарлотта.
– Мне было плохо всего пару раз, – возразила Дафна. – И, как ты и говорил, папа, никто и не думал меня обижать. – Маррити почувствовал, как она вздрогнула. – Но потом все всех убили.
– Думаю, через минуту я смогу встать, – сказал Фрэнк.
Интересно, есть тут хоть один открытый бар, подумал он. Мне не помешал бы стаканчик виски. И тут ему вспомнился старик, в которого он выпускал пулю за пулей, пулю за пулей всего пять минут назад. Пожалуй, обойдусь одной сигаретой, осмотрительно решил Фрэнк. Пачку можно будет купить на заправке, там же найдется и телефон.
– Придется опять звонить в колледж, – заговорил он, чтобы нарушить молчание. – Сегодня я никак не смогу прочитать лекцию «От Твена до современности». Извини, Даф, – добавил он, встав на подгибающиеся ноги и отряхнув брюки сзади. – Уже за три дня мне ничего не заплатят.
– И грузовик наш могли угнать, – кивнула Дафна, которой помогла встать Шарлотта. – Зато в сарае Грамотейки осталось золото.
Точно, наш грузовик, соображал оцепеневший Маррити. Бог знает, ждет ли он нас на той улочке к югу от Хайленд, где я оставил его вчера утром.
– Да нет, Дафна, – сказал он. – Золото они забрали. Оно было в том фургоне, который взлетел на воздух.
– О… ну, значит, останемся с тем, с чем останемся.
– Вот именно, – вставила Шарлотта. Когда Маррити посмотрел на нее, она снова надела очки, но Фрэнк успел заметить слезы у нее на глазах.
– Никто из нас не получил свою новую жизнь, – сказала она Маррити. – Ни постаревший ты, ни Лепидопт, ни Пауль Гольц, ни я. «Ни одну из строк не умолишь его ты зачеркнуть. Не смоет буквы слез твоих поток»[21], – она провела пальцами по своим темным волосам. – У меня есть одно старое письмо – я когда-нибудь попрошу тебя мне его прочитать, – добавила она. – От… э… бывшего любовника, с которым я плохо поступила.
– Ладно, – кивнул Маррити. Он направился вперед по пешеходной дорожке, и две его спутницы последовали за ним. – У нас, по крайней мере, все еще есть жизнь.
Он глубоко вдыхал и выдыхал, наслаждаясь процессом.
– И слезы, – добавила Дафна, – даже если они ничего и не смоют.
ЭпилогЗеленые луга
А вздохи ветра, вторя нашим вздохам,
Нас отдаляли от земли…
Высокие раскидистые можжевельники и кипарисы бросали тени на плоские камни, выложенные рядами поперек лужайки S. На всех торчавших из травы кранах висели таблички: «Вода не питьевая», а стальные диски, заросшие травой, если их вытащить и перевернуть, оказывались подставками для цветов.
Маррити с удивлением узнал, что Грамотейка за несколько лет до смерти вступила в епископальную церковь, и теперь священник этой церкви произносил речь над ее гробом на пасаденском кладбище «Маунтин-Вью». Дюжина незнакомых Маррити стариков сидела возле могилы под зеленым передвижным навесом на складных стульях, облагороженных зелеными велюровыми чехлами. Маррити, Дафна и Шарлотта стояли в стороне, вместе с Беннетом и Мойрой.
Открытую могилу со всех четырех сторон укрыли полосами ярко-зеленого искусственного газона, а бирюзовый гроб из стекловолокна покоился на алюминиевых перекладинах над «склепом» – цементной коробкой, подогнанной по размеру гроба и выкрашенной в цвет меди. В десяти шагах в траве Маррити заметил куполообразную крышку склепа. Сам склеп нависал над открытой могильной ямой на стальных поперечных балках.
В морге на Калифорния-стрит священник произнес что-то вроде типового панегирика Лизе Маррити – «нашей сестре Лизе, любящей жене, матери и бабушке…» и поставил на переносной стереопроигрыватель кассету с песней «На крыльях орла» в женском исполнении. Сейчас, у могилы, он, разумеется, читал Двадцать третий псалом.
Среди старых вертикальных надгробий в старом юго-западном конце кладбища Маррити заметил одинокого мужчину. Он приостановился, наблюдая за траурной церемонией, и Маррити показалось, что это Берт Малк. Однако мужчина отвернулся и медленно побрел прочь. Маррити взглянул на Шарлотту, которая, конечно, тоже видела этого мужчину, но та пожала плечами.
Фрэнку пришло в голову, что Малк, должно быть, успел вчера утром забрать тело старого Маррити с площади перед больницей «Эль-Мирадор». Если бы не успел, полиция, обнаружив покойника с отпечатками Фрэнсиса Томаса Маррити, уже наверняка связалась бы с ближайшими родственниками. Однако ни Беннет, ни Мойра, все утро осаждавшие его расспросами, так и не поинтересовались, почему Фрэнк числится убитым.
Мойра была еще слаба, но от вчерашней контузии оправилась и на парковке возле морга шепнула брату, что у Беннета есть кое-какие деньги, которыми он хочет с ним поделиться. Беннет буркнул, что не знает, сколько останется после того, как он вычтет стоимость воскресного перелета в Шаста, а также гроба, похорон и палаты экстренной помощи. Маррити только кивнул и продолжал на все их расспросы о последних трех днях давать туманные, но утешительные объяснения.
Накануне утром они с Дафной и Шарлоттой обильно позавтракали «У Дэни» в Палм-Спрингс и десятичасовой электричкой доехали оттуда до Сан-Бернардино. От автостанции пешком дошли до улочки, где Маррити оставил свой пикап – он был припаркован там же. Мотор завелся с первого поворота ключа в зажигании. Фрэнк ощутил то глубокое, усталое облегчение, которое испытала Дафна. И, кажется, даже поймал слова, вертевшиеся у нее в голове: скоро дома.
Теперь он понимал, откуда взялась «психическая связь» между ним и Дафной, почему она достигла пика и синхронизировалась в последние несколько дней, и почему, вероятно, продлится еще несколько лет, прежде чем сойти на нет. И знал, почему такой связи не было у его двойника из 2006 года с тогдашней версией Дафны.
Вчера на рассвете был миг, когда Маррити направил свою астральную проекцию, покинувшую его изрешеченное пулями тело, чтобы заслонить линию жизни Дафны от Раскасса. Бесплотное внимание Маррити – его душа? – и душа Дафны слились в том вневременном не-пространстве, и возникшая связь протянулась в обе стороны: не только в будущее, но и в прошлое.
Старый пьянчуга Маррити не делал этого ни в одной из своих жизней.
Дафна еще не вспоминала о той временной линии, из которой они выбрались, – о линии, где Фрэнк Маррити был убит. Лепидопт спас его, с помощью машины времени возвратив мир всего на одну-две минуты назад, но Маррити и Дафна в этот момент находились «вне», и поэтому, вернувшись в четырехмерный мир, они сохранили память о том, что произошло до спасительного прыжка Лепидопта.
Как только Маррити доставил всех троих домой, Дафна надолго скрылась в душе и использовала всю горячую воду. Впрочем, Шарлотта, а затем и Маррити принимали душ, не обращая внимания на температуру воды. Дафна с удовольствием вытерлась полотенцем и переоделась в чистую одежду.
Потом девочка проспала до захода солнца, и уже в сумерках Маррити приготовил кастрюлю чили из магазина «Трейдер Джо». Они с Шарлоттой проговорили весь день, а после чили двое взрослых клевали носом в кресле под «Мэри Поппинс» – Дафна пересматривала фильм, который не досмотрела, уснув, в воскресенье вечером. Маррити мог позволить себе подремать под фильм, потому что Дафна смотрела не отрываясь, и Шарлотта, если хотела, могла смотреть ее глазами.
Потом все проспали двенадцать часов: Дафна в своей постели, Шарлотта в кровати Маррити, а Маррити на диване в верхней гостиной.