Не знаю, что меня так переклинило. Я ведь вел сюда Дарину, чтобы ее развеселить. Чтобы как-то протянуть эту ночь, дождаться утра и пойти к Продавцу. Не для выяснения отношений!
Сама эта тусовка, которых я не особый-то и любитель? Свет, звук, стихи? Тот гормональный фон, что создают в замкнутом пространстве три десятка молодых парней и девчонок, в большинстве уже разбившихся на пары? Легкий запах травы в воздухе?
– Про меня? – спросил я. – Какое это имеет значение? Я призванный. Я себе не принадлежу. Я – часть Гнезда.
– Я сняла Призыв! – выкрикнула Дарина.
– Ты же знаешь, что Призыв нельзя снять до конца, – тихо ответил я.
Она услышала. Замерла.
– Что там, в комплекте? – поинтересовался я. – Ногти быстрее растут? Бесплодие? Что еще?
Дарина молчала.
– А как у Миланы? – спросил я, понимая, что это удар на добивание. – У нее такие же последствия Призыва? Ладно со мной, а ее ты почему не предупредила?
– Нас бы всех убили, – прошептала Дарина. – И ее тоже.
– И все равно она должна была знать! – выкрикнул я. – И я должен был знать, на что иду!
Дарина развернулась и бросилась через комнату вглубь помещения. Я постоял мгновение, потом пошел к стойке бара. Там как раз никого не было, кроме парня-бармена.
Ну а что?
Другим помогает, может, и мне сгодится.
– Сделай что-нибудь покрепче, – попросил я.
Бармен глянул на меня, потом стал смешивать в высоком стакане напитки из разных бутылок. Спросил:
– Поругался?
– Ага, – ответил я.
– Не поможет, – сообщил бармен.
– Сам решу.
Бармен усмехнулся, доливая стакан колой.
– Мне-то что? Несчастная любовь – это двадцать процентов моего дохода.
– А остальное – счастливая? – спросил я, глядя, как падают в стакан кубики льда.
– Если бы. Счастливые не пьют. Остальное – несбывшиеся амбиции, поиски смысла жизни и прочие печали.
Я молча расплатился, потянул через соломинку коктейль. Сладко и крепко. Достаточно сладко, чтобы не было понятно, насколько крепко.
– А что, кто-то еще ищет в жизни смысл? – спросил я.
– О, да! Но это проходит с возрастом.
Кивнув, я вернулся в комнату с молодыми поэтами, там читал стихи мужчина, который пытался знакомиться с Дариной. До меня донеслись лишь отдельные фразы – про ночь, полную страсти и огня, про день, полный раскаянья и сожалений. Извиняясь на каждом шаге, я протолкался мимо поэта, вышел в короткий коридор. Мне уже было не по себе.
Зачем, ну зачем я сорвался?
Налево я увидел две двери туалетных комнат, направо – выход на широкий балкон или, скорее, маленькую террасу. Терраса нависала над захламленным и грязным двором-колодцем совершенно питерского вида. Дом, такой красивый с фасадов, здесь был совершенно непригляден: облупившиеся некрашеные стены, небрежно запененные проемы окон, какие-то кондиционеры и вентиляционные короба промышленного вида. Судя по пепельницам, терраса использовалась курильщиками, но сейчас там стояла лишь Дарина. Она прислонилась к перилам и смотрела вверх. Над колодцем плыло лунное кольцо, сейчас белесо-серое, словно пригашенное.
Я встал рядом. Глотнул из стакана. Спросил:
– Смотришь на кольцо?
– Нет, – ответила Дарина как ни в чем не бывало. – На Росс сто двадцать восемь. Это красный карлик в созвездии Девы. Знаешь астрономию?
– Созвездия немножко знаю, – сказал я. – Дева… и где она?
– Вот там, – Дарина подняла руку. – Крошечная красная точка. Примерно посередине между Спикой и Регулом. Тусклая. Там есть планета, называется Саельм. Холодная.
– Там воюют? – спросил я.
– Нет. Она малоинтересна как колония, своей разумной жизни не имеет. Там тренировочный лагерь и перевалочный пункт. Это одна из ближайших к Земле баз Инсеков. Была отбита у Прежних в начале двухтысячных. На Земле даже зарегистрировали радиошум от… не важно. Нас часто отправляют туда, а потом – дальше, по всем секторам, где идут бои.
– А… – сказал я, глядя на мерцающую красную точку.
– Люди не видят эту звезду невооруженным глазом, – сказала Дарина. – Да еще и с такой засветкой, как в Москве.
Она помолчала.
– Это тоже следствие Изменения, которое вызвал в тебе Призыв.
– Что еще? – спросил я.
– Ты стал сильнее и быстрее, процентов на десять по сравнению с прежней формой. Может быть, это не очень заметно, но есть. И у тебя не только ногти лучше растут. Переломы тоже станут срастаться быстрее в два-три раза. Ты можешь задержать дыхание на несколько минут. Несколько ядовитых веществ для тебя менее вредны, радиация не так опасна. Похоже на очень слабую форму изменений жницы.
– Ну, это даже неплохо, – решил я.
– Но ты стал бесплоден, – добавила Дарина. – Это правда, и это плохо. С Миланой иначе, на женскую фертильность Призыв так не влияет. Скорее… – она помедлила, – есть даже некоторый плюс. Она никогда не родит ребенка с генетической патологией, даже с малейшей.
– Очень хорошо, – обрадовался я. – Правда!
– Я не знала о последствиях, – сказала Дарина. – Честно. Это в глубине базы знаний хранителя, я слишком поздно получила доступ. А когда поняла… было уже поздно.
Я вспомнил, как она рыдала, прижимаясь ко мне в Гнезде. Повторяя «что же я наделала».
– Извини, что сорвался, – сказал я. – Мне это не важно. Правда.
Дарина покачала головой:
– Сейчас не важно. А потом станешь об этом думать.
– Вы же живете… без детей.
– Мы – это другое. Мы все равно должны были умереть. Теперь мы отдаем долг. Людям и Инсекам.
– Люди вам сильно помогли? Отдали в Гнезда навсегда! А Инсеки? Им какой долг отдавать? – спросил я с горечью. – Они могли вас просто спасти, тогда был бы долг. А они… выкупили. В рабство.
– Ты не знаешь, – тихо сказала Дарина. – Ты думаешь, что Прежние, что Инсеки – одинаковы. А разница есть.
– И какая же?
– Не могу тебе рассказать. Ты многого не знаешь. Но Прежние – хуже, они гораздо хуже!
Я поразился тому жару, с которым она это произнесла. Кажется, Дарина была убеждена в том, что говорила.
– Наверное, ты путаешь со Слугами, – сказал я. – Прежние – им на людей плевать, да. Они заняты своими смыслами…
Дарина искоса глянула на меня.
– Но они уже… слишком далеко от нас, – неуверенно добавил я. – Это Слуги, да… мразота последняя… убивают, насилуют… жрут…
– Слуги всего лишь звери-прислужники, – спокойно произнесла Дарина. – Их такими специально создают, мерзкими и максимально ненавидящими людей. Сваливают на них самую отвратительную работу. Знаешь, что во время Великой Отечественной самые злобные каратели были из местных? Нацисты поручали им ту работу, которой не хотели мараться, – сжигать деревни, расстреливать женщин и детей, охранять пленных.
– Что-то слышал, – сказал я неуверенно. – Удивительно, что ты знаешь.
– Про войны нас всех учат. Вот Слуги – именно такие каратели. Злобные, потому что понимают свою ущербность, понимают, что никогда не станут настоящими. Они исковерканные и мерзкие. Но сделали их такими Прежние. И по сравнению с Прежними они даже не зло. Так… гадость.
– Это вам Инсек сказал?
– Не только сказал, – Дарина посмотрела на меня. – Да, наша судьба – сражаться с Прежними и их солдатами в иных мирах. Пытаться остановить зло, которое они несут. Но тебя… тебя я зря во всё это втянула. Зря призвала, зря приняла твою помощь. Я очень хотела быть с тобой. Я правда тебя любила с детства. И когда увидела в Комке – отпустила тормоза. Снесло крышу.
– Дарина…
Я взял ее за руку.
Она отстранилась, но сумела сделать это так, что я понял – она не брезгует мной, а наоборот, не хочет запачкать своим прикосновением.
– Я не права. Сильно не права. Когда узнала, что ты уже не станешь обычным человеком, надо было всё тебе рассказать. Повиниться. А я испугалась. Решила промолчать. Думала, может быть, есть способ. Какой-нибудь мутаген. Но если возвратный мутаген не подействовал, то больше ничего нет. Слишком глубинные изменения, не на клеточном уровне. Мы, Слуги, монстры – переделанные люди, основа человеческая, изменения можно откатить. А Призыв меняет сильнее.
Я вспомнил слова Ивана про то, что биологически он человек. Видимо, Призыв и впрямь вторгался куда-то глубже ДНК.
– Всё, проехали, – сказал я. – Дарина, зря ты не сказала. Но я понял. И я не сержусь, честно. Что было, то было. Не жалею.
Дарина молчала, глядя на меня строго и задумчиво. Я подумал, что никогда не видел ее такой. Ну или не представлял. С той минуты, как мы впервые были вместе, она стала для меня Дариной, моей девочкой; Измененной, но нуждающейся в защите, слабой, беспомощной, за которую я в ответе.
А она не девочка. Она жница, более того – хранитель.
– Мне надо подумать, Максим, – сказала она. – Спасибо, что привел сюда, было интересно. Но не мое. Я пойду, ладно?
Не дожидаясь ответа, она легко перепрыгнула через перила.
Я подался вперед, перегнулся. Тут невысоко, метра два – два с половиной, но ведь темно, и внутри захламленного дворика куча всякого хлама, на который можно напороться…
Зря я за нее волновался. По привычке.
Она не маленькая девочка.
Дарина стремительной тенью пронеслась через дворик, подпрыгнула – повисла на кондиционере на уровне второго этажа, мгновенно подтянулась, взлетела вверх, вдоль стены – в проем окна, оттуда снова прыгнула вдоль стены…
Миг – и она уже была на крыше. Ее фигурка пронеслась на фоне лунного кольца и исчезла.
Зачем она ушла именно так?
Почему не через дверь, как мы пришли?
Наверное, чтобы я понял – она не человек.
Я постоял, глядя на крошечную красную точку звезды Росс сто двадцать восемь, которую обычный человек увидеть не может. Потом глаза устали, и я потерял ее в звездном небе.
Тогда я глотнул коктейль и пошел обратно в зал, к музыке, стихам, свету и людям.
Глава шестая
Домой я возвращаться не стал. Там я бы тупо пялился в телевизор (ну, если бы вспомнил, как его включать) либо уснул. А скорее всего, вначале бы пялился, а потом уснул.