— Сложный вопрос, — сказал я. — Может, я уже принял решение, выслушал вас, отказался, и вы мне стёрли память.
Иван даже захрюкал от восторга, прижимая ладонь ко рту.
— Славно! Ну давай тогда я не буду от тебя требовать каких-то скоропалительных решений. Тем более ты пока ещё не заслужил статус Кандидата.
— А! — сказал я понимающе. — Надо заслужить?
— Всё в этой жизни нужно заслужить. Но я от тебя ничего особенного не потребую. Ты и так работаешь на Продавца, поработай попутно и на нас. Он ведь согласился на союз?
— Да. Они принимают ваши соболезнования. И готовы на временное сотрудничество.
— Насчёт постоянного ничего не сказал?
— Допустил, что оно возможно.
— Прекрасно, — кивнул Иван. — Может быть, зря мы когда-то им отказали. Но люди в ту пору были совсем дикие, появление Продавцов и сбор кристаллов вызвали бы кризис всех мировых религий, а они такие удобные… Кто ж знал, что эти засранцы войдут в альянс с Инсеками?
— Чего вы с ними-то не поделили?
— Все ответы потом, — Иван покачал головой. — Если узнаешь, кто убил Татьяну. Тогда ты кандидат в Кандидаты, задашь вопросы, получишь ответы и решишь — двигаться ли дальше. По рукам?
Я протянул ему руку, и мы обменялись рукопожатием.
— Так чьи Слуги на меня нападали? — спросил я.
— Буду выяснять, — Иван нахмурился. — Говорю же, нас достаточно много. Кто-то мог захотеть тебя убить, допросить, перевербовать. У нас нет такой жёсткой структуры общества, как у людей. Но я достаточно авторитетен, в силу ряда причин, чтобы начать своё расследование. Поддержка нужна? Охрана?
— Оружие. Такое, чтобы даже Прежних могло убить.
Иван погрозил мне пальцем:
— Нет такого. И было бы — не дал. А со Слугами ты справляешься, как мы убедились. Работай, Максим. Труд сделал из обезьяны человека, а из того — суперчеловека.
Я глянул на часы. Кивнул:
— Хорошо. Загляну сейчас в Гнездо, потом вернусь к нашим.
— Всё обещанное я им уже предоставил, — сказал Иван. — Тебе точно ничего не нужно?
— Такси вызовите? — попросил я. — Вы ведь сможете списать расходы на какие-нибудь особые государственные нужды.
— Сегодня точно день смеха, — сказал Иван, отсмеявшись, похлопал меня по плечу и встал. — Вызову. Через пять минут будет ждать здесь. Эконом-класс устроит?
— Да уж хоть комфорт хотелось бы, — ответил я.
Иван ушёл куда-то в сторону бульвара, по пути, как мне показалось, временами начиная смеяться.
Ну ладно, пусть день смеха. Главное, чтобы не день дурака.
Я встал и вернулся в Гнездо.
Когда через четверть часа, поговорив и пообнимавшись с Дариной (мы лишь отошли чуть в сторону от стражи, которая явно была в восторге от мирного окончания переговоров), я вышел — такси уже ждало. Старенькая японская малолитражка, так называемый «комфорт-класс», то есть чуть лучше табуретки на колёсах.
Иван явно пошутил в ответ. Что ему мешало вызвать огромный бронированный мерседес? Да ничего.
Скамейки, кстати, на этом месте больше не было. Как принесли перед разговором, так и убрали.
Участок набережной был перекрыт наглухо. Стояли металлические барьеры, полицейские (кажется, городские, не из отдела Лихачёва). Но такси со мной пропустили без вопросов, после чего я заслужил уважительный взгляд таксиста.
Возле Комка появился серо-зелёный армейский фургон. Иван и впрямь решил не мелочиться, пригнал к нам машину санобработки, где, вероятно, были и туалет, и душ.
Внутри Комка тоже стало не так просторно. Внутрь шли два шланга и толстый кабель в резиновой оплетке. Появилось несколько лабораторных столов, какие-то серьезные микроскопы, приборы, устройства медицинского вида. Милана сидела за одним из микроскопов, что-то внимательно изучала.
— Ну ничего себе, — только и сказал я.
Привезли и два металлических стола. Один был чисто вымыт, на нём лежал наглухо закрытый чёрный полиэтиленовый пакет. Я понял, что в нём и покоятся останки несостоявшейся Прежней.
На другом столе лежал окончательно освобождённый от одежд Продавец. Выглядел он совершенно так же, как и раньше — цилиндр, металлические стержни, части тела…
Лихачёв кивнул мне. Выглядел он утомлённым, как и Елена. Они сидели за ещё одним столиком, в дальнем углу. Пили чай. На столе теснились судки с едой и тарелки — настоящие, фарфоровые, по виду дорогие. Иван не поскупился, еду привезли из какого-то хорошего ресторана. Между ними возвышались ополовиненная бутылка вина и опустевшая на треть бутылка коньяка.
— Это было достаточно неприятно, — пояснил Лихачёв. — Решили снять стресс. Ты девочку оставил в Гнезде? Правильно, нечего ей тут делать…
Пьяным ни он, ни Елена не выглядели. Полагаю, у них был долгий опыт общения с алкоголем.
— Да мне-то что, — сказал я. — Вы закончили?
Елена кивнула:
— Очень странное тело. Я бы сказала, что это усиленный человеческий организм. Отдельное кровоснабжение гиппокампа и таламуса, они аномально развиты. В чём смысл? Печень, сердце — тоже отличаются. Эндокринная система странная, тимус не по возрасту велик. Я не понимаю, для чего всё это.
— Мне кажется, это не Прежняя, — сказал Лихачёв мрачно.
— И мы не поняли причину смерти, — призналась Елена.
— Кто она такая, я узнал, — сообщил я. — Была неожиданная беседа с Иваном.
Подошла Милана, по пути сняв перчатки и одноразовый халат. Коротко сказала Елене:
— Нет, там всё обычно.
Я не стал интересоваться, что именно она изучала под микроскопом. Сел за стол и рассказал всё — от неожиданного нападения Слуг и кончая разговором с Иваном.
Только о его предложении стать Кандидатом умолчал.
— Прекрасно, — едко сказал Лихачёв. — Теперь мы не только работаем на Продавцов, которых я не люблю, но и выполняем задание Прежних, которых я ненавижу. Знаешь, что меня утешает? Вряд ли мы сможем понять хоть что-либо! Мёртвая женщина, кандидат в сверхчеловеки, просто умерла! У неё организм до сих пор в таком состоянии, что хоть органы на пересадку забирай, но она умерла! Киборг находился в помещении, которое его должно защищать, но кто-то пробил в нём дырку обычным топором! Как это можно связать воедино?
— Ну только третьей силой, — признался я. — И вряд ли Высшим, для него это грубая работа.
Мы замолчали.
— И мы возвращаемся к мысли об Инсеке, — произнесла вслух Елена.
— Что я-то? — возмутился я, когда понял, что все смотрят на меня.
— Ну, из нас только ты у него был, — усмехнулся Лихачёв.
Я понимал, что всё к этому идёт. Но всё же попытался оттянуть неизбежное.
— Давайте ещё раз осмотрим Продавца?
Лихачёв крякнул и плеснул себе в рюмку коньяка.
— Хорошо. На вскрытии я сегодня побывал, моя очередь браться за слесарный инструмент.
Я чувствовал, что это ничем хорошим не кончится.
Но разве у нас был выход?
Глава 9
Милана считала меня мастером на все руки. Честно говоря, незаслуженно — я всего-то однажды при ней заштукатурил трещины в стене, а ещё один раз поджал пассатижами разогнувшийся крючок на её… ну, скажем, одежде. Иногда совсем немногое нужно, чтобы произвести впечатление.
Руки у меня, впрочем, растут из правильного места. Но глядя, как Лихачёв управляется с «болгаркой», я понял, что полковник не только бумажки перебирает и пистолет чистит.
— Любите работать с инструментом? — спросил я.
Лихачёв посмотрел на меня с недоумением.
— Я? Ненавижу!
— Вы так тщательно готовитесь…
Полковник ткнул пальцем в шрам на щеке:
— Доставал одного типа из машины после аварии… кусок железа отскочил. С тех пор не спешу.
А я-то думал, что это след от пули!
Я торопливо поправил защитные очки и на всякий случай отступил на шаг.
Примерившись, Лихачёв включил «болгарку» и коснулся диском цилиндрического корпуса Продавца. «Болгарка» визжала, диск скользил по корпусу. Наконец Лихачёв выключил пилу, отложил в сторону. Сказал:
— Что и следовало ожидать.
На металле не осталось даже царапины.
— Даже если мы его распилим, вряд ли нам это поможет, — сказал я.
— Конечно, не поможет. Но я бы хотел знать, насколько они прочные, — свирепо сказал Лихачёв. — Мало ли…
— Лучше жидкость изучить.
— Я уже, — тихо сказала Милана. — Это кремнийорганический гель.
— Круто, — согласился я.
— Да ничего крутого! — Лихачёв до обидного насмешливо глянул на меня. — Совершенно обычная штука. В гидравлических приводах и муфтах используется. У меня в боевом костюме тоже есть.
— А этот гель может поддерживать жизнь? — я ткнул пальцем в голову Продавца.
— Наш не может. У Продавцов — кто ж их знает?
Лихачёв взял со стола сверло, ткнул в пробоину. Подцепил комок геля, потянул — тот растянулся длинной синей соплёй. Полковник посмотрел на неё с отвращением. Сказал:
— Я всю жизнь мечтал, что нам попадётся какой-нибудь инопланетный артефакт. Мы его изучим и… — он не стал заканчивать, но всем было понятно и так: «Сможем выгнать пришельцев к чёрту». — И вот лежит артефакт. Артефактище! Дохлый инопланетный киборг. Ну и что с того?
— Не любите вы их, — сказала Елена.
— Все они одним дерьмом мазаны, — скривился Лихачёв. — Я себя чувствую полинезийским дикарём, к которому на остров упал военный самолёт. И вот он пытается его изучать, детальки отрывает, обшивку царапает, керосин пробует на вкус, патрон случайно открыл и тупо смотрит на порох… А от него всё племя ждёт, что он сумеет понять, как эта железная птица летала.
— Никто от вас ничего не ждёт, полковник, — отчего-то я разозлился.
— Как это «не ждёт»? — возмутился Лихачёв.
— Вы только извините, пожалуйста, — сказал я. — Но вы человек старшего поколения. Вы привыкли к тому, что везде и всегда есть какая-то сверхзадача. Общая цель. Идеология. Глобальные планы.
— А их нет? — ледяным голосом спросил полковник.
— Извините, — повторил я. — Но их нет. Может, у коммунистов были когда-то, они верили в дружбу народов и пролетариат. И у капиталистов, когда люди верили в конкуренцию и инициативу. Но потом мы всё просрали. И коммунизм, и капитализм. В России коммунизм превратился в пародию на капитализм, а в других странах капитализм — в пародию на социализм. Вот никаких идеологий и не осталось, только жить от рождения до смерти, желательно получше.