— Уже почти, — ответил Инсек.
Мне показалось, что его голос очень утомлён. Я повернул голову. Странное ощущение, тело стало неестественно мягким и расслабленным. Милана смотрела на меня… нет, кажется без страха, но растерянно. Потом улыбнулась и погладила по голове.
— Всё хорошо? — спросил я на всякий случай.
— Да, — сказала она. — Только это странно.
— Что? — спросил я с жадным любопытством. Мой голос оказался неожиданно тонким.
— Пожалуй, ему лучше поспать, — донёсся откуда-то голос Инсека.
И я уснул.
Как рассказала потом Милана, выглядело лечение действительно пугающе. Менялось моё лицо, менялись пропорции тела. Я словно превращался в ребёнка, вот только ребёнок этот был ростом со взрослого человека. Голова слишком большая, руки и ноги короткие, лицо совершенно детское.
— Это как в мультике или кино, когда ребёнок неожиданно увеличивается, — нашла пример Милана. — Ну, от каких-нибудь увеличивающих лучей или зелий… Я бы сказала, что тебе лет семь-восемь, если бы не размер.
— Я хоть был хорошим ребёнком? — спросил я с надеждой.
Милану аж передёрнуло.
— Будь ты ростом в метр с кепкой — да. А твои метр восемьдесят…
— Восемьдесят пять! — поправил я.
— Метр восемьдесят пять — это чересчур. Только в мультике умилительно.
— Зато теперь можешь говорить, что знаешь меня с детства, — сказал я.
— Возможно. Но хорошо, что ты изменился обратно.
Мы стояли в отсеке, который для нас создал Инсек. Этот отсек был душевой камерой — с огромной прямоугольной «лейкой» над решётчатым стоком, несколькими флаконами разноцветных жидкостей, которыми Инсек велел вымыться в строгой последовательности.
И мы оба ощущали неловкость, заставляющую нас стоять и разговаривать, а не раздеваться и мыться.
Нет, ну глупо, с одной стороны, у нас было три дня, когда мы не только мылись вместе. Но…
— Взрослым ты мне нравишься больше, — сказала Милана. — Но лет через десять я бы не отказалась от лайт-версии такого лечения. Лет до семнадцати-восемнадцати.
Она решительно начала расстегивать блузку.
Я скинул плащ, снял рубашку и стал стягивать джинсы.
— Это исключительно медицинская процедура, — сказала Милана, снимая юбку. Поискала глазами, куда её положить, но никакой мебелью Инсек не озаботился. Аккуратно сложила и положила на пол у дверей, блузку пристроила сверху. Ей потребовался всего один шаг, чтобы дойти до двери, шаг лёгкий и огромный, будто полёт.
Приблизившись, таким же плавным «лунным» шагом, я положил рядом джинсы и сверху рубашку. Одежда падала на пол медленно, как во сне.
— Расстегнешь? — Милана повернулась спиной.
Я помог ей снять лифчик. Не удержался, провёл ладонью по спине.
— Но-но, большой мальчик, — усмехнулась Милана, увернувшись. Не оборачиваясь, стала снимать трусики.
Я тоже разделся догола. Сказал:
— Мы просто друзья… и проходим вместе санобработку.
Милана повернулась. Вздохнула:
— Увы, не верю.
Мы молчали.
— И я тебе не верю, — сказал я, касаясь её груди.
Милана облизнула губы. Сказала:
— Максим… я знаю, что ты любишь Дарину. Она хорошая, я рада за неё… за вас… но я тоже тебя люблю, вот в чём дело. А ты?
Я молчал.
— Будь здесь другая молодая девчонка?
— Мы бы просто стали мыться… — ответил я.
Милана на миг закрыла глаза, словно пытаясь не смотреть на меня. Потом сделала шаг, прижалась всем телом — не рассчитав притяжения Милана влетела в меня, словно с разбега. Она была выше Дарины, мы смотрели друг другу в глаза. Она была совсем другая, она иначе пахла, у неё были другие прикосновения, она была почти моя ровесница, мы даже сексом иначе занимались, у неё был опыт, как и у меня.
— Всё, что происходит на Луне, остаётся на Луне… — прошептала она.
Я опустил руку, подцепляя её за бедро, приподнял. При слабом тяготении Селены это было даже слишком легко. Медленно опустил на себя — её глаза расширились, она выдохнула, обняла обеими руками, забросила вторую ногу, мягко качнулась на мне. Мы целовались, Милана двигалась, вцепившись в меня, я одной рукой придерживал её за плечи, другой прижимал под упругое напряжённое бедро.
— Не могу, не могу, не могу без тебя! — вдруг выпалила Милана. Её глаза расширились, она застонала, мучительно и сладостно, отдаваясь безраздельно и до конца.
И я слился с ней, кусая её губы и ни о чём уже не думая.
Слабое притяжение имеет свои плюсы.
Мы ещё минут пять стояли, лаская друг друга, я держал Милану на руках, целуя в лицо, а она то улыбалась, то заглядывала мне в глаза.
А потом тихо сказала:
— Так, Максим. Сейчас я тебе кое-что скажу, и не спорь, ладно?
Я кивнул, насторожившись.
— Когда мы вернёмся, а мы ведь вернёмся, да?
— Надеюсь, — сказал я.
— Ты начнёшь мучиться. Я знаю, ты такой. Тебе захочется покаяться перед Дариной. Извиниться. Сказать что-нибудь… что ты был не в себе, что это нервный шок, адреналин… что я тебе соблазнила…
— Ты меня не…
— Я тебя соблазнила, Максим. Поверь, если бы я не захотела, мы бы вымылись, и всё.
Я молчал.
Наверное, она была права.
— Так вот, не говори. Дарина не может читать твои мысли?
— Нет.
— Вот и хорошо. Тебе будет казаться, что признаться надо — для ваших отношений, чтобы между вами не было никакой недосказанности, никакой фальши, никакого вранья… И она, конечно, тебя простит. Может, даже на меня не обидится. Может, всё поймёт совершенно правильно. Но всё равно у неё останется обида. Маленькая, крошечная, которая будет разъедать всё. Ты себе сделаешь легче, ты с себя снимешь тяжесть, а на неё взвалишь. Понимаешь?
Я неуверенно кивнул.
— Ни одной женщине такой правды на самом деле не надо, — сказала Милана спокойно. — Особенно совсем юной девчонке… Мой бывший ко мне подошёл неделю назад. Покаялся. Сказал, что я была права, что он и впрямь изменял налево и направо, даже сказал, с кем… а ещё подруги называются! Что больше никогда, ни с кем, что только я ему нужна. Он думал, что я обрадуюсь его откровенности и всё прощу. А я с таким облегчением на душе его выгнала! И сказала, что люблю другого. Сказала и поняла, что это правда.
— Но как же ты? — пробормотал я.
— Не повезло, — Милана улыбнулась. — Так бывает. И я не стану с тобой заигрывать на Земле. И буду вести себя совершенно нормально. Там, на Земле, ты только её. А здесь — только мой. Можно? Потому что мы на куске взорванной Луны. Как во сне. И пусть это остаётся сном, хорошо? Я постараюсь в кого-то другого влюбиться. Рано или поздно получится, хоть я и не хочу.
— Так тоже неправильно, — сказал я. — Для тебя неправильно.
— Да. Но что поделать. Зато есть наш лунный сон. А ещё… ты знаешь…
Она замолчала, потом лукаво улыбнулась.
— Видела на одной картинке, думала, такое разве что Супермен может сделать. Но здесь, мне кажется, получится.
— Дух перевести дашь?
— По моим ощущениям, — Милана слегка качнулась на мне, — ты уже отдохнул.
Я не стал спорить.
Это был наш лунный сон, а то, что происходит на Луне — остаётся на Луне.
Не знаю, удивился ли Инсек тому, как долго мы занимались санобработкой.
Может быть, он думал, что мы к этому очень ответственно подошли.
Может быть, он был занят своими проблемами.
А может быть, он за нами внимательно и с интересом наблюдал.
Вот совершенно всё равно, если честно.
Корабль Инсека вывел нас к нему, сформировав коридор. Тут, похоже, не было никаких «твёрдых» помещений, всё менялось и создавалось под конкретные нужды. Наверное, это и есть единственно правильный принцип для межзвёздных кораблей, а не гигантские «крейсера» и «звёзды смерти», как в кино.
Инсек по-прежнему лежал на полу, опутанный металлическими нитями. Мне показалось, что их даже стало гораздо больше. Некоторые пульсировали, некоторые раздулись, превратившись в трубки. По одной такой трубке медленно передвигалось утолщение, будто по кишке, вытягивающей какой-то комок из Инсека в пол.
Ещё мне показалось, что в помещении стало жарче, хоть нас и разделял по-прежнему прозрачный барьер.
На наше появление Инсек никак не отреагировал, и я с невольным страхом представил себе, что будет, если он умрёт.
Во-первых, это прекратит действие договора между Инсеками и Прежними, верно? А я хочу этого? Нет, Инсеки не ангелы. Но Прежние теперь мне нравились ещё меньше!
Во-вторых, что будет с нами? Корабль будет поддерживать нашу жизнь? Или выключится? Или улетит?
— Мы вернулись, — сказала Милана. По напряжению в голосе я понял, что и её посещают те же мысли.
— Я рад, что Максим хорошо себя чувствует, — сказал Инсек. — Его отравление было побочной целью, и его провели без должного старания.
Голос Инсека был по-прежнему мягким, спокойным, обманчиво бодрым. Но мне казалось, что это никак не отражает его состояние.
— Как вы? — спросил я.
— Плохо, — ответил Инсек. — Во время прорыва к Земле корабль был атакован, погибли все остальные члены экипажа, а я получил смертельные повреждения. Я всего лишь стажёр и не в полной мере контролирую возможности корабля. Мне даже пришлось частично уничтожить ваш спутник, чтобы сформировать отражающую поверхность для нужд Продавцов. Это доставило людям серьёзные неудобства.
Мы переглянулись. Ощущение было такое, словно спросил прохожего, который час, а тот в ответ рассказал про свои семейные дела и назвал пин-код от карточки.
— Вы умираете? — спросила Милана.
— Да. Но это длится долго. Я рассчитывал дотянуть до прибытия второй волны прорыва, это должно занять двадцать земных лет. С вирусом, который вы занесли, оставшийся срок моей жизни сократился до одного-двух лет.
— Мне очень жаль, — сказал я.
— Это неразумно. Наша цивилизация враждует с вашей, мы используем вас точно так же, как использовали Прежние.
— Вы же воюете с Прежними!
— Вы одно и то же, — терпеливо сказал Инсек. — Эта планета — родина вашего вида. Она была заповедником, источником рабочей силы и солдат, искус