Предложи он мне информацию или мутаген, я был бы счастлив. И не раздумывал бы ни секунды.
Теперь мне надо было выбирать.
— Информация не позволит мне получить мутаген? — спросил я.
Продавец покачал головой. Добавил:
— А мутаген не даст тебе информации. Люди не смогут его проанализировать и скопировать. Это порция мутагена на одного. И это большая драгоценность.
— Вы меня удивили, — признал я. — Всё, я понял! Извините. Я нахамил. Я готов, я сделаю всё, что угодно, за оба товара!
Продавец покачал головой.
— Нет, Максим. Это урок вежливости, ты прав. Но изначально я и не собирался предлагать тебе информацию. Я знаю, что тебе нужно, цена справедлива.
— А если я выберу информацию? — спросил я.
— Мы же оба знаем, что ты выберешь, — ответил он.
Да, мы оба знали.
— Возвратный мутаген, — сказал я. — Хорошо. Хрен с ней, с информацией, кое-что я и так уже знаю… Кого мне надо убить?
— Убивать не надо, — ответил Продавец. — Убийство уже случилось. Некоторое время назад в Комке на Шлюзовой набережной был убит Продавец.
— А… — сказал я. Помолчал. — Убит?
Продавец кивнул.
— То есть вас можно убить? — уточнил я.
— Убить можно кого угодно и что угодно, — сказал Продавец. — Можно убить Инсека, собственно говоря, он уже убит, но существо такого уровня развития умирает очень долго. Можно убить Прежнего, можно убить даже Высшего, хотя это потребует усилий, соизмеримых с уничтожением звезды. Можно убить девочку-жницу, можно убить тебя. Можно убить веру, можно убить надежду, можно убить любовь. Всё смертно. И мы тоже.
— У меня есть один знакомый поэт, — сказал я медленно. — Могу познакомить, вы чем-то похожи… И что вы хотите от меня?
— Выясни, кто и как убил Продавца. Сообщи мне. Всё.
— А казнить злодея не надо? — спросил я с подозрением.
— Я боюсь, что тот, кто смог убить Продавца, тебе не по зубам, — без всякой рисовки ответил Продавец. — Тут был бы нужен Высший. Но он покинул вашу планету, и он не стал бы вмешиваться. Так что просто узнай.
— Хорошо, — сказал я. — По рукам!
Продавец послушно протянул руку, тоже вполне человеческую на вид, но я не спешил. Сказал:
— Только обсудим детали!
Продавец вздохнул и повернулся к занавесу:
— Тогда я принесу чай. Похоже, разговор будет долгим.
— Мы же не спешим, — сказал я.
Но Продавец ошибся. Разговор оказался не просто долгим, а очень долгим. Мы спорили почти два часа. К концу разговора я уже пожалел, что пил чай — туалета в Комке, как сообщил Продавец, не было.
Вот и доверяй после этого внешнему сходству с людьми!
[1] С.Есенин «Страна негодяев»
Глава 2
Гнездо, в котором жила Дарина, расположено в Гнездниковском переулке, в здании бывшего Министерства культуры. Название переулка совпало со словом «Гнездо» случайно, Дарина даже удивилась, когда я указал ей на этот факт. Просто Изменённые предпочитали занимать под Гнёзда большие здания, не слишком важные для людей.
Министерство культуры подошло идеально.
Его, кстати, так и не восстановили после Перемены. Я на днях узнавал, оказалось, что временный Департамент культуры вначале открыли при Министерстве сельского хозяйства, потому что там были свободные площади, потом быстренько перевели в Министерство просвещения, но вскоре учителя взбунтовались от избытка культуры, а сейчас присоединили к Министерству спорта — где департамент и по сей день замечательно работал.
Наверное, это что-то говорит о нашей культуре.
Снаружи Гнездо обросло «паутиной», из которой Изменённые делают одежду и даже строят части Гнезда, а ещё немного продают людям. Паутина не горит, не гниёт, восстанавливается при повреждениях, самоочищается, а одежда из неё меняет размер вместе с хозяином. У меня есть трусы из паутинного шёлка, я однажды в них ходил в поход на четыре дня.
Полицейских постов у Гнезда не было, Изменённые этого не любят. Где-то наверняка стояла камера, но с тех пор, как Инсек ужал для людей скорость передачи данных на расстоянии, все камеры стали стационарными, на флешках. Я вошёл через главный вход и оказался в фойе, с его сумрачным (как во всём Гнезде) светом и наваленной повсюду мягкой рухлядью: ковры, подушки, матрасы, одеяла, мягкие кресла. Это Гнездо выглядело именно так, и я, увы, знал, по какой причине.
У дверей стояла стража — Изменённый, мутировавший в охранника. Он или она (у стражи разница стиралась) походил на человека, но не так, как куколки или жницы. Выше ростом, лицо шире человеческого и одновременно заострённое, вытянутое, как у птицы. Глаза тёмные, радужка сливается со зрачком. Челюсть очень крупная, тоже выдающаяся вперёд, руки длиннее, кисти массивнее. Из пальцев, я знал, в случае необходимости могут выдвинуться ядовитые когти. Ну и кожа — жёсткая, в каких-то пупырышках, будто рябая.
Три недели назад это Гнездо было убито. Выжили жница Дарина и куколка Наська. Потом стали появляться новые Изменённые, но они пока ещё оставались куколками — почти неотличимыми от человеческих детей.
Стража была здесь гостем. Изменённые редко переходят из Гнезда в Гнездо, разве что в стадии куколки. Но ситуация сложилась столь необычная, что в итоге помощь всё-таки оказали — две жницы и четыре стражи временно поселились в этом Гнезде. Они уйдут, когда несколько куколок пройдут трансформацию и смогут занять их место.
— Привет, Же, — сказал я.
Когда стража была человеком, его или её звали Евгением или Евгенией. Я не интересовался.
— Привет, — сказала стража. Помолчала и добавила: — Сейчас ночь. Ночью ходить по улицам опасно.
— Я осторожно хожу, — успокоил я Изменённого.
Несмотря на устрашающий внешний вид и объём знаний (учились они очень быстро), все Изменённые — дети или подростки. Первая мутация возможна в возрасте до четырнадцати-пятнадцати лет, Гнёзда возникли восемь лет назад, так что самым старшим Изменённым — двадцать три. Ну, допустим, двадцать четыре. В любом случае они младше меня.
А этой страже двухметрового роста могло быть и пять лет, и шесть. Не удивлюсь, если при этом она умеет решать в уме дифференциальные уравнения и знает кучу вещей, неизвестных мне. Но где-то в основе — она ребёнок, мальчик или девочка дошкольного возраста. И твёрдо знает, что на ночных улицах страшно.
На самом деле куда страшнее то, что с ней сделали. Вот только выбора ни у неё, ни у её родителей не было. На Изменение отдают смертельно больных детей, мутаген первой фазы исцеляет всё.
— Ты пришёл к Дарине? — спросила стража с любопытством.
— Да.
— Я не могу тебя проводить, — стража беспокойно затопталась на месте. — Я дежурю у входа.
— Ничего страшного, — успокоил я. — Меня проводит Гнездо.
Обычному человеку, подошедшему к Гнезду слишком близко, становится неуютно. Это работает психологический щит, оберегающий Изменённых. Но Гнездо не только создаёт щит, оно по сути своей разумно, в нём отпечаток сознания всех, кто был в нём изменён. С Гнездом можно общаться, оно может помочь… конечно, если ты свой.
Я был своим. Три недели назад Дарина призвала меня для защиты Гнезда. С тех пор Призыв был снят, но невидимая связь между мной и Гнездом осталась.
Полковник Лихачёв, который работает в отделе «Экс», занимается пришельцами и многое о них знает, рассказывал, что некоторые призванные сходят после Призыва с ума, уходят в монастырь или ведут замкнутый образ жизни. Не могу понять, почему. Мне нравилось слышать Гнездо и общаться с ним. И уезжать на край света, чтобы молиться там Богу или жить охотой и собирательством, я не планировал.
Как по мне, Москва такой город, где тоже приходится непрерывно молиться и заниматься борьбой за пропитание.
«Здоро́во, — подумал я, обращаясь к Гнезду. — Ты как?»
Я слышал голос Гнезда как шум морских волн, иногда очень тихий, умиротворённый, иногда грозный, штормовой. И в этом шуме появлялись слова-образы, словно сотканные из шёпота сотен голосов.
В общем, трудно объяснить, как это.
Гнездо ответило, что всё нормально. В нём есть жница и двенадцать куколок. И ещё шесть гостей, стражи и жницы. Гости немного смущали Гнездо, но оно готово было их терпеть. Конечно, когда в Гнезде появится хранитель и мать — станет легче. Пока их работу (уж не знаю, в чём именно она заключалась) выполняло Гнездо. А ещё Гнезду нравилось, что прошедший день был солнечным и сухим. Внутри Гнезда всегда влажно, но солнечный свет снаружи ему приятен.
Я внимательно выслушал Гнездо. Мне кажется, ему нравилось поговорить вот просто так, не с Изменённым, а с человеком.
Потом я попросил проводить меня к Дарине и тут же понял, куда идти.
На самом деле она была в своей комнате. Большинство жниц любят уединение, у них есть какие-то комнаты, где раньше сидели люди, занимающиеся культурой.
Без остановки я, впрочем, к Дарине не дошёл. На полпути на меня из коридора выскочила Наська — единственная куколка, уцелевшая при разгроме Гнезда. Молча, будто атакующий доберман, запрыгнула на меня со спины и повисла, словно рюкзак.
— А! — тихонько воскликнул я.
Наська точно так же тихо взвизгнула и от избытка чувств стукнула меня по голове. Шутя, конечно. А так куколки сильнее взрослого человека, могла бы и оглушить.
— Чего среди ночи? — требовательно спросила она.
— Дела, — сказал я, стряхивая её и оборачиваясь. Куколки одеваются как попало, паутинные костюмы, как жницы или стражи, не носят, а одеждой, по-моему, меняются совершенно свободно. Внешний вид им, в общем-то, безразличен.
Вот на Наське сейчас были зимние ботинки (ужас, в тёплом и влажном Гнезде!), шорты и толстый колючий свитер взрослого размера с горловиной (ещё раз ужас).
— Знаю я ваши дела, — заявила Наська беззастенчиво.
— А ты чего не спишь?
— Мы утром поспим немного. У нас занятия.
Я вопросительно посмотрел на неё.
— Прятки на выживание. Кого найдут последним — тот молодец.
— Приз какой-нибудь получит?