— Ну можно и так сказать, — Елена вздохнула. — Будете вскрывать?
— Попробую… — сказал Лихачёв.
Он попробовал. Маленькая «болгарка» визжала, пытаясь вскрыть корпус, но через несколько минут полковник признал поражение.
Вырезать в теле Продавца отверстие не получалось. И судя по тому, что пила не оставляла никаких следов, топором пробить тоже бы не вышло.
— Посмотрите место соединения штыря и кисти, — попросил Лихачёв.
Елена снова стала резать. Я отошёл, смотреть не хотелось. Но уже через минуту вскрытие закончилось: кисть оказалась прикреплённой к штырю через комок густой синей массы, в которую были погружены нервы и сосуды. Походило на то, будто отрезанную кисть просто надели на штырь, из которого торчал пузырь липкой синюхи. Странное вещество приросло к плоти, заполнило обрезки вен и артерий, каким-то образом насыщало кровь кислородом и питательными веществами и сохраняло ткани живыми. Края кисти при этом накрепко приросли к штырю.
— В какой-то мере эти кисти до сих пор живы, — сказала Елена. — Хотя основная часть Продавца разрушена, но синяя жидкость продолжает питать биологические части.
— То есть это киборг, — задумчиво сказал Лихачёв. — А как он мыслит? Где мозг?
— Я не стану вскрывать голову! — резко ответила Елена. — Если это человеческая голова, то мозг может быть жив.
— Но Продавцы — не люди!
— А откуда мы знаем, где здесь что? — резонно возразила Елена. — Это киборг! Он может думать этой жижей, корпусом… может быть, там, в глубине, плавают какие-нибудь мыслящие схемы!
— Волновые структуры, — предположил я. — Как Гнездо… и как Высший.
Елена кивнула и добавила:
— А руки и голова — выращены искусственно или взяты у людей. Для маскировки.
— Но Продавец умер! — напомнил я.
— Умер его мозг, чем бы он ни был! А тут, в этой голове, может быть человеческий мозг. Живой.
— Жуть! — с восторгом сказала Наська. И быстренько ретировалась в сторону, убегая от взгляда Елены.
Лихачёв посмотрел на меня с сочувствием:
— Максим, боюсь, ничего полезного ты от нас не получил.
Да, похоже было, что так.
Лихачёв хотя бы выяснил, как именно выглядит Продавец. Казалось бы, какая нам разница, гуманоиды они, ящерицы, насекомые или киборги? Но за такую информацию он наверняка получит премии, благодарности, какие-нибудь медальки-ордена. Потом, возможно, за эту информацию и за кадры неудачного вскрытия Продавца наше государство будет выторговывать важную информацию у других стран.
А мне-то что?
«Ваш коллега — робот»?
Так и Продавец, поивший меня чаем, тоже робот.
«У него дыра в груди».
Очень ценная информация…
— Елена, осмотрим тело женщины?
Хирург вздохнула.
— Да, конечно. Вскрывать?
Лихачёв заколебался. Видимо, представил, как всё это будет. Он, конечно, всякого навидался, но…
— Аккуратно, — решил он наконец. — Почему женщина могла умереть без всяких внешних повреждений?
— Яд, инфаркт, инсульт…
— Сможете аккуратно посмотреть?
— Совсем аккуратно это не получится, — сказала Елена. — Но… нервы у вас крепкие?
Лихачёв пожал плечами.
— Давайте попробуем. Только дождёмся нормальных инструментов.
В ожидании мы спустили тело Продавца на пол, поставили плитку и вскипятили на ней чайник. Мы сидели в Комке, который сам по себе был чудом, продуктом инопланетных технологий, но хозяева не предусмотрели ни туалета, ни умывальника, ни электричества в доступной нам форме.
Вскоре полицейская машина привезла Лихачёву две сумки полные оборудования эксперта. Хозяин сумок тоже приехал и явно изнывал от желания лично поучаствовать в исследовании, но был отправлен обратно. Пока мы допивали чай, Елена повозилась над телом Продавца с реактивами и сообщила, что биологические части действительно живы.
Час от часу не легче. Я представил, что голова открывает глаза и начинает что-то говорить.
А как она заговорит-то? Лёгких нет! Или по заменяющему шею штырю и воздух подаётся?
Елена и Милана ушли за занавес, к ним присоединился Лихачёв. Меня никто не позвал, и я был этому рад. Хотела ли понаблюдать за вскрытием Наська — не знаю. Во всяком случае, она предпочла усесться на стул и задумчиво смотреть на лежащего Продавца.
— Ты про таких что-нибудь слышала? — спросил я, беря стул и усаживаясь рядом.
— О Продавцах нам ничего не говорили.
— А о киборгах вообще? Там, в космосе, есть боевые киборги?
Наська помолчала. Потом неохотно сказала:
— Я не стража. Говорили, что это тупиковая ветвь.
— То есть?
— Биологический организм можно изменять бесконечно… — Наська ковыряла ногой пол. — В любую сторону. Добиваться нужных качеств. Живая клетка очень пластична. А механические устройства ограничены, даже если они сами себя чинят.
Я подумал. Сказал:
— Всё-таки не согласен. Оружие из живого не сделаешь.
— Да? — удивилась Наська. — Правда, что ли?
Я вспомнил бойца с его роговыми конусами-излучателями.
— А если нужен рентген, какие-то исследования?
— Мы не болеем. Ну и есть же докторки! — удивилась Наська. — У нас не было, а в большом Гнезде есть. И там… где требуется.
— Ладно, допустим, — не сдавался я. — Ну а если нужен экскаватор? Или бульдозер?
Наська искоса глянула на меня.
— Что, тоже? — поразился я.
— Строитель… Мне говорили, что из меня выйдет хороший бульдозер. Если не хочу в стражи.
Она выждала несколько секунд, глядя на моё ошарашенное лицо, потом снисходительно улыбнулась:
— Шучу!
— Ну тебя… — пробормотал я.
— Строители из мальчишек хорошо получаются, — добавила Наська.
— Ты сейчас не врёшь? Не фантазируешь?
— Нет. На Земле много разных Изменённых не нужно. А вот там, — она указала глазами вверх, — всякие бывают. Жница для работы, стражи для войны, монахи для науки. Но дальше ещё много разного.
Как по мне — это и был ужас, а не металлический цилиндр с торчащими из него на штырях руками и головой. Но Наська, снова уставившись на Продавца, сказала:
— Вот такие штуки — это кошмар и примитив. Смотреть противно.
— Почему вы ничего не рассказываете людям?
— А зачем вас пугать? — спросила Наська хмуро. — Вам лучше не знать.
— Мне-то ты рассказываешь.
— Ты почти свой.
Она вздохнула и на миг прижалась головой к моему плечу. Добавила:
— И Дарина тебя любит. Тебе можно рассказывать. А ты расскажешь кому-то?
— Нет, — признался я. — Зачем… пугать.
— Вот!
Штора качнулась, вышла Милана. Была она бледная и как-то очень натянуто улыбалась, неловко стягивая перчатки. Пальцы у неё скользили, перчатки были в чём-то липком. Мы, не сговариваясь, кинулись к ней, Наська перемахнула через прилавок в прыжке, я перебрался следом.
— Ты как? — спросил я.
— В обморок не упаду, — ответила Милана. Помедлила. — Наверное. Правильно я на врача не пошла учиться…
Они скинула перчатки в пакет, который мы отвели для мусора. Туда же отправила и халат. Я полил ей воды на руки, подождал, пока она яростно их оттирала над тазиком.
— Это… ну, неприятно… — пояснила она. — Одно дело, когда смотришь в микроскоп. Другое… ну… Елена сказала, что они справятся сами. Лихачёв — кремень. Ещё и подсказывает… Максим, у тебя нет сигарет?
Я покачал головой.
— Не подумай, я не курю… — виновато сказала Милана. — Ну, постоянно чтобы — не курю. Сейчас только вот.
— В моём пиджаке посмотри, — крикнул из-за занавеса Лихачёв. — В правом кармане. Только учти, у меня настоящие, не электронные. И крепкие.
Милана виновато глянула на меня, я махнул рукой и сам достал ей сигареты полковника. Как-то не время сейчас было лекции ей читать.
Она порывалась выйти, но я велел ей сесть на стул у двери и курить там. Однажды при мне в Комок вошёл сёрчер с сигаретой, Продавец даже слова ему не сказал. И дым вытягивало мгновенно, здесь сильная вентиляция.
Я подождал, пока Милана справилась с зажигалкой и закурила. Делала она это по-прежнему неумело.
— Вы что-то… посмотрели? — спросил я, стоя рядом.
— Нет ещё. Сейчас Елена смотрит… сердце… — Милана глубоко затянулась. — Давай не об этом, а? Как у тебя дела?
— Нормально. А что не звонила?
— Учёба, — неубедительно сказала Милана. — Дел по горло, да… — И тут же, испортив даже эту отмазку, спросила: — Как у вас с Дариной, всё в порядке?
— Хорошо, — сказал я.
Повисло неловкое молчание.
— Вы на меня не обращайте внимания, — сладким голоском сказала Наська. — Я всё понимаю, это взрослые отношения.
Милана вымученно рассмеялась.
— А ты как, непоседа?
— Расту, — подумав, сказала Наська. — Думаю о жизни. Решила начать писать стихи.
— Умница, — одобрила Милана.
И тут из-за занавеса вышел Лихачёв.
Сказать, что у него был озадаченный вид — мало. Он был растерян и, кажется, даже слегка испуган.
— Что такое? — дёрнулся я.
— Максим, такое дело… — Лихачёв скривился. — Эта… Татьяна… не человек.
Он, крякнув, перебрался через стойку. Подошёл, забрал у Миланы свои сигареты, тоже закурил.
— На вид обычная женщина, — сказала Милана осторожно. — Даже красивая женщина.
— Ну да… И документы у неё нормальные, и в сумочке ничего подозрительного. Елена говорит, что сердце нечеловеческое. Там две дополнительные камеры.
— Шестикамерное? — удивилась Милана.
— Три предсердия, три желудочка. Дополнительная вена и артерия, кажется, идут прямо к мозгу. Мы ещё глянули быстро мышцы — Елена говорит, что такого вообще в природе не бывает. Какой-то особый тип мышечной ткани, надо смотреть под микроскопом, но… В общем… там у неё словно всё улучшено. Понимаете?
— Она Прежняя, — сказал я, холодея.
— Да, — кивнул Лихачёв. — Я это допускал. Но не думал, что они так отличаются внутри.
— Я готова помогать, — решила Милана, покрутила головой, ища куда бросить окурок. — Если так, то я готова. Я как-то сразу перестала её жалеть!