— Проводил, — пробормотал Вахид.
— Почему же он так быстро ушел?
— Спешил на пастбище, к чабанам.
— А-а, ладно. Тракторист Туран… дома?
— Не знаю. Может, и дома.
— Узнай-ка, сынок. Если дома, попроси прийти. Скажи, мол, отцу плохо, просит вас зайти.
Когда Вахид вышел, старик спросил у жены, которая сидела, привалившись плечом к стене:
— Куда ты дела тот мешочек?
Она почувствовала его взгляд, насторожилась.
— Какой мешочек?
— Тот, что я тебе вчера дал.
— Память стала плохая, все позабыла…
Старуха привстала, пошарила в сложенных на сундуке коврах, курпачах и одеялах и вытащила оттуда туго завязанный мешочек из сыромятной кожи.
— Дай сюда. — Старик попытался развязать узел, но не смог: слабые пальцы не слушались. — Развяжи, — сказал он наконец.
Вчера, с большим трудом поднявшись с постели, старик достал этот мешочек из потайной ниши за угловой балкой амбара, вручил жене и наказал: «Если завтра предстану перед богом, отдай это сыну, скажи: это тебе наследство от отца, расходуй бережно…»
Старуха развязала мешочек и вопросительно посмотрела на мужа — мол, что делать дальше?
— Опорожни.
Она осторожно вывернула мешочек на палас.
Старик безразлично смотрел на две перевязанные шпагатом пачки денег — в одной только пятидесятирублевые, а в другой двадцатипятирублевые; на несколько золотых колец и браслетов, на золотые же старинные карманные часы с цепочкой. Он подумал, что владельцев этих вещей сейчас уже нет в живых. А скупил он все это во время войны, дав взамен по два-три килограмма зерна или по три метра карбоса. Большая часть денег тоже добыта хитрыми путями. И почему раньше ему было невдомек, что человек уходит в могилу с пустыми руками?
«Ты дурак, Назар, — сказал себе старик. — Вчера старухе завещал, чтобы она отдала это барахло сыну, Но ты не подумал, что если оно не пригодилось тебе, то вряд ли пойдет на пользу и сыну».
Он посмотрел на жену и глубоко вздохнул.
— Часы положи мне под подушку. Остальное убери. Сама знаешь, как все это добыто. После моей смерти делайте с ними что хотите.
Старик закрыл глаза и отвернулся к стене. Да, тяжело будет говорить с трактористом Тураном, если тот придет. Не скажет ли Туран лишнего ему, находящемуся на пороге смерти? Сможет ли понять его душевную боль? Догадается ли, что он, Назар, рассказав обо всем откровенно, тем самым просит прощения и за все другие свои прегрешения?..
Когда Вахид и тракторист Туран вошли, старик лежал неподвижно, с закрытыми глазами, сложив на груди руки. Дышал он неровно, с хрипом. Если бы не это, можно было подумать, что жизнь уже покинула его дряхлое тело.
— Проходите, дядя, проходите сюда, — сказал Вахид, показывая на передний угол.
Старик уловил, что они вошли в комнату и что жена поднялась с места. Он открыл глаза и попытался поднять голову с подушки, но не смог — не хватило сил.
— Не беспокойтесь, сосед, не беспокойтесь, — сказал сочувственно тракторист Туран и сел на курпачу рядом с его постелью.
— Добро пожаловать…
— Здравствуйте, сосед.
У тракториста Турана было широкое смуглое лицо и высокий лоб. Большие карие глаза казались такими живыми, что ему никто не давал шестидесяти пяти лет. На пенсию он вышел недавно, и, хотя за рычаги больше не брался, люди до сих пор звали его Тураном-трактористом. Еще бы, ведь Туран первый в округе кончил в областном центре курсы и привел в колхоз первый трактор.
В те времена колхоз, имевший хоть одну такую машину, считался богатым. Правда, примерно через год и в их районе организовали МТС, и Туран вместе со своим трактором перешел туда, а после того как МТС ликвидировали, снова вернулся в колхоз. Это сейчас машинам да тракторам счета нет. А тогда все было по-другому.
— Прости меня, господи… Прости, — тихо простонал старик.
Туран с состраданием посмотрел на него:
— Не легче вам?
— Ох, сосед, благодарю бога за то, что еще жив… — Старик надолго замолчал. Потом с трудом продолжил: — Решил все-таки послать за вами Вахид-джона. Спасибо, что пришли.
— Я и без этого хотел зайти, да заглянул усто Салим. Пока разрешил его дело, уж вроде и поздно стало.
— Вы хороший человек, сосед, но… как сказать… жаль, что сил у меня не осталось, время, когда мог беседовать, по ветру пустил.
— Не говорите так. Болезнь приходит и уходит. Опять на ноги встанете. Человек в одной коже, бывает, несколько раз худеет, а потом снова поправляется.
— Так-то оно так… — Старик все не мог решиться приступить к делу. Покашлял. Наконец промолвил: — Не помните, в каком году ушел Олимов из нашего района?
— Олимов?
— Ну да, был у вас такой друг, секретарь райкома… Вчера видел сон, как Олимов, одетый во все белое, гуляет по большому саду и, глядя на меня, говорит: «Мулло Назар, переезжайте сюда, вон тот домик вам дадим» — и показывает на какую-то развалюху. Я все отнекиваюсь, а он взял меня за руку и потащил к той хибарке. «Не отказывайтесь, мулло Назар, настало время быть нам соседями…» — Старик выдумал этот «сон» прямо сейчас, чтобы начать разговор об Олимове. Облизнув сухие губы, сказал: — Когда-то он часто приходил к вам домой. Если не ошибаюсь, он и в позапрошлом году приезжал.
— Да, было дело, — ответил тракторист Туран. — А из района он уехал в сороковом году.
— В Душанбе уехал?
— Да-а… Почти восемь лет работал Олимов в нашем районе. В те годы вы были председателем. Помните, наверное, покойный самого себя не жалел, все отдавал работе.
— Покойный, говорите, разве он умер?
— Да, в прошлом году…
— Э-эх, жаль… Большим человеком он был, как считаете?
— Так и считаю, — ответил Туран. — Скромный был человек, всех понимал.
— Не огорчайтесь, сосед, таков этот мир, нет в нем справедливости.
Старик замолчал. Молчал и тракторист Туран.
Вахид сидел опустив голову.
Тихо было в комнате. Тишину нарушало только затрудненное дыхание старика.
— Я всегда опасался этого Олимова, — еле слышным голосом сказал он. — Мы с ним не ладили… Однако покойный был хорошим человеком. Вы с ним познакомились, если не ошибаюсь, в тридцать третьем, когда перегоняли трактор из Дахбеда?
— Да, тогда, — ответил тракторист Туран и вспомнил, как в один из зимних дней, рано утром, сев на попутную подводу, он поехал в Дахбед. Стоял холод, ветер пронизывал до костей; мелкий снег сек лицо. Гривы и хвосты у коней обрастали сосульками.
К концу дня Туран добрался до места. Оформив в какой-то конторе документы на трактор, он посидел там около железной печки, немного согрелся, съел пол-лепешки, что припас с собой, запил кружкой кипятка, а вторую половину лепешки снова завернул в платок и завязал на поясе под чекменем. Потом принял трактор, стоящий на открытой площадке у станции, и отправился на нем домой.
Осторожно вел он трактор по заваленной снегом дороге. Радости его не было предела. Теперь на этой мощной машине он будет пахать землю. За день, самое меньшее, сумеет за десять пар волов наработать…
Так он проехал почти четверть пути, как вдруг увидел грузовую машину, застрявшую задними колесами в яме. Около машины стояли двое. В кузове из-под краев брезента виднелся домашний скарб.
Туран остановил трактор, подошел к машине.
— Что случилось? — спросил он человека в замасленной телогрейке, по-видимому шофера.
— Да вот застряли. Час уже без толку бьемся, — ответил вместо шофера его спутник, высокий мужчина в кожаном пальто.
— Сейчас вытащим, — засмеялся Туран.
— Вот спасибо. Мы так обрадовались, увидев вас, — тоже улыбнулся мужчина.
В кабине Туран заметил женщину с ребенком. Сколько бы еще проторчали они здесь в такой холод!
— Семья? — спросил он у мужчины в кожаном пальто.
— Да.
— Ну, тогда уж обязательно вытащим.
Туран привязал к трактору трос, шофер залез в кабину и завел мотор. А Туран, прошептав: «О Али!» тронул с места. Машина дрогнула и выползла из ямы.
Мужчина подбежал к Турану и, расспросив, кто он и откуда, сказал приветливо:
— Надеюсь, еще увидимся. Я обязательно вас найду. — Потом повернул назад, проворно залез в кузов и поднял воротник пальто.
Грузовик обогнал трактор. Мужчина долго махал Турану рукой.
Месяца через два, однажды вечером, к нему неожиданно вместе с Назаром пришел этот человек в кожаном пальто.
— Если помните, я обещал разыскать вас. Вот и нашел, — сказал он, крепко пожимая его руку.
— Добро пожаловать! — Туран повел их в дом.
Он издавна недолюбливал Назара и, хотя его присутствие было не очень приятно, виду не подал и велел накрывать дастархан. Гость оказался добрым человеком и хорошим собеседником. В тот вечер Туран узнал, что это новый секретарь райкома.
Вот так и получилось, что тракторист Туран и секретарь райкома постепенно стали близкими друзьями.
А тот странный случай, когда тракторист от стыда готов был сквозь землю провалиться, произошел в доме Турана летом, примерно за месяц до назначения Олимова на работу в Душанбе. Тогда Олимов задержался по делам в селении и, поскольку было поздно, заночевал у Турана во дворе на деревянном топчане. Туран проснулся рано и косил на приусадебном участке клевер. Вдруг Олимов прямо с постели тихо позвал его. Отложив косу в сторону, Туран подошел к другу.
— Моей одежды нет на месте, — сказал Олимов.
— Что?!
— Не вижу…
— Вы шутите?
Олимов усмехнулся:
— Посмотрите сами…
Туран обошел вокруг топчана и, не обнаружив одежды, обомлел. Ему казалось, что земля уходит из-под ног. Он побледнел, присел на край постели.
— Господи! — прошептал Туран и вдруг вскочил с места. — Может, кто-то из домашних отнес на всякий случай в комнату…
Он поспешил в дом и вернулся с пустыми руками.
— Не огорчайтесь, — сказал Олимов. — Вы-то в чем виноваты? Сдается, это дело рук какого-то негодяя. Наверное, рассчитывал испортить наши добрые отношения. А ладно, черт с ним! Кто бы он ни был, зря старался.