Прикрыв меня своим плечом, Антон сует руки в карманы брюк и хмыкает:
— Поэтому чашка и блюдце в твоих руках?
— Да я их с пола подобрала…
— На полу ни капли, — отвечает Антон. — Я уже твоему жениху сказал, теперь тебе повторяю: не приближайтесь к Рине.
— Антош, ты совсем рассудок потерял! — ругается Ксения, приобняв свою любимую невестку. — Никто ничего плохого Катерине не желает. Но пусть она тоже привыкает жить в приличной семье. Я понимаю, что она дочь домработницы…
— Моя мама воспитатель! — гордо отвечаю я, высунувшись из-за Антона, но он тут же задвигает меня рукой обратно.
— Тогда я тем более не понимаю, почему она не воспитала тебя! — отрезает Ксения Вацлавовна, уводя скулящую рыжую с коридора.
— Обалдеть! — офигеваю я. — Мать бандитов будет что-то предъявлять моей матери?! Приличная нашлась!
Антон закрывает дверь и, снимая пиджак, поворачивается ко мне.
— Не бери в голову. Ксюша просто бесится, что мы не дали ей выбрать тебе свадебное платье.
— А моя мать-то тут при чем?!
— Да не при чем. Она тупо обижена, — фыркает он. — Не трахай меня в башку. И так гудит. — Остановившись напротив платья, Антон берется за ткань и сдергивает его с манекена. Отшвыривает в сторону, туда же толкает манекен и заваливается на софу, запрокинув голову на спинку.
— Что, свадьбы не будет? — уточняю я, уже представив, как быстренько упаковываю свой чемодан.
Антон возвращает голову в нормальное положение, кулаком захватывает узел галстука и снимает растянутую петлю через голову.
— Иногда мне кажется, что Лев Евгеньевич усыновил меня, чтобы издеваться. Отыгрывается на мне за давнюю измену Ксюши. — Галстук приземляется на полу у софы, и Антон расстегивает верхние пуговицы рубашки. — Инесса оказалась шпионкой Беркута. Прикидываешь масштабы моего охреневания? Я с ней почти год мутил. А самое паршивое, что Лев Евгеньевич об этом знал…
Таким подавленным я его еще не видела. Ему больно, горько и обидно. На себе прочувствовал, что такое предательство. Казалось бы, у меня есть повод ликовать. А меня берет жалость. Не приучена я злорадствовать. С этим отлично справляется карма.
— Я соврала об отце, — признаюсь я, сев на другой край софы. — Мои родители не разводились. У меня вообще не было отца. Когда я была маленькой, какой-то мужик приходил несколько раз. Дарил мне игрушки и водил на аттракционы. Позже я узнала, что мама платила ему за это. О том, что я нагулянная, я узнала из их ссоры с бабушкой. Ни я, ни бабушка не знаем даже его имени. Мама заперла замок этой тайны. Поэтому у меня фамилия и отчество по дедушке.
— Геннадьевна, — слабо улыбается Антон.
— Не ржи. Мой дед не был крокодилом. Он в афгане служил, — вздыхаю я, посмотрев ему в глаза. — Ты перестал ценить то, что имеешь. Вспомни, как это было, когда ты только вырвался из детдома? Ты сам говорил, что тебе даже с младенцем возиться нравилось. Лев Евгеньевич подарил тебе не только свою фамилию и семью. Он дал тебе шанс. Я уверена, он не хотел унизить тебя. Если он не вмешивался в ваши отношения с Инессой, значит, в этом не было необходимости. Она не представляла для тебя угрозу и, сама о том не догадываясь, могла сливать майору Беркутову ложную информацию. Держать ее возле семьи было выгодно. Заодно Лев Евгеньевич проверял тебя: насколько сиськи туманят тебе разум.
— Издеваешься?
— Немножко, — киваю я. — Ты же сам виноват, что не проверил ее.
— Тогда ты виновата, что путалась с ушлепком.
— Я и не спорю. Только я не путалась, а встречалась.
Антон раздраженно потирает шею. При иных обстоятельствах я предложила бы ему массаж. Но не заслужил, даже выставив рыжую за дверь.
— А с чего ты взял, что Лев Евгеньевич вымещает на тебе зло за Ксюшу? Она что, изменяла ему когда-то?
— Было дело, — отвечает Антон. — Но у него пунктик — заботиться о женщинах семьи. Жрать хочешь?
— Нет. — Мотаю головой. — Видеть никого не хочу.
— Я же тебе предлагаю хавать их, а не рассматривать, — подшучивает мой жених.
Поднявшись с софы, снимает с рук перстень и часы, убирает их в верхний ящик комода и, задвинув зеркальную дверцу шкафа, смотрит на мое отражение. Я отвожу взгляд. Свежи еще в памяти слова, что он во мне замену Инессе видит. К тому же, как бы то ни было, у Антона есть свое мужское обаяние, которое начинает действовать и на меня.
— С матерью увидеться хочешь? — спрашивает, застав меня врасплох.
— Не шути так, — прошу я.
— Не шучу. — Оборачивается, подворачивая рукава рубашки. — Хочешь? Сейчас же свожу к ней.
— Хочу! — Подскакиваю с софы.
Неизвестно, через сколько секунд Антон передумает. Надо хвататься за возможность.
— Посидишь попьешь с ней чаю, расскажешь, что на Алтае познакомилась со мной. Любовь вскружила голову, и ты согласилась выйти за меня. Для вида возьмешь пару своих шмоток перед уходом.
Я не говорю ему, что мама меня так просто не отпустит. Она сама по молодости ошибок наделала и меня от них уберегает. Она никогда не примет мое согласие выйти за первого встречного и хорошенько ему мозги выполощет.
— Дай мне минуту!
Ускакиваю в ванную, быстро умываюсь, расчесываюсь, подвожу глаза, наношу блеск на губы и слегка щипаю щеки. Маме нельзя видеть меня бледной. Хватит того, что я похудела. Отвлеку ее от своего недовеса хотя бы этим платьем. Поправляю его и возвращаюсь в комнату, где Антон звякает связкой ключей.
— Почему ты не пошла в актерское? — посмеивается, глянув на меня.
— Скромная очень, — улыбаюсь в ответ и киваю на свадебное платье на полу: — Может, в химчистку сдать?
— Да насрать на него. Мы тебе новое сошьем. На заказ.
Льстит ли мне такое внимание? Если только совсем чуть-чуть. Ведь глаза Антон разул, узнав о том, какое гнилое у Инессы нутро. До этого все норовил мне ее в пример поставить.
Спустившись на первый этаж, застаем Ксению Вацлавовну и судьбоносную Женю в гостиной. Рыжая больше не плачет. Воркует с будущей свекровью, листая модные журналы и попивая кофе.
— Отец где? — спрашивает Антон.
— Уехал по делам, — отвечает Ксения Вацлавовна, сменившись в лице. Скользит по мне неприязненным взглядом, руками сминая журнал. — Сказал ужинать без него.
— И без нас, — отвечает Антон, берет меня за руку и, скрестив наши пальцы, выводит меня из дома.
Он знает, видит, как стала относиться ко мне его мать с появлением в доме второй невестки. Понимает, что без поддержки я тут быстро свихнусь. Можно сказать, он протягивает мне руку помощи в самый трудный период, а это что-то да значит.
Посадив меня в «Бугатти», отдает какие-то указания Генриху и садится за руль.
— Антон, ты точно не разыгрываешь меня? — спрашиваю я, боясь разочароваться в последний момент.
— Задам тебе тот же вопрос, — говорит он, заводя машину и лениво поворачивая руль, выводит ее со двора. — Разыгрываешь ли ты меня, Рина? Не был ли вчерашний спектакль перед Беркутом уловкой? Где гарантия, что ты не затеяла игру со мной?
Я смеюсь, расслабленно откидываясь на спинку удобного кресла. Он не доверяет мне в той же степени, что и я ему. Но мы оба совершаем рискованные шаги.
Сунув руку под сиденье, достаю оттуда перерезанный телефонный кабель.
— Давай договоримся: когда в следующий раз я захочу сдать тебя, я честно скажу, куда и зачем иду. Чтобы тебе снова не пришлось портить чье-то имущество.
Антон забирает у меня кабель и выбрасывает его в окно. Выехав на прямое шоссе, открывает ящик, показывая мне пистолет и наручники в его глубинах.
— Договорились! — хмыкает с усмешкой, захлопывая крышку.
— Теперь я знаю, где есть пушка. Не боишься, что выстрелю, когда задолбаешь меня?
— Ты умеешь стрелять?
— Вот на тебе и проверю.
— Не так-то просто взвалить на себя миссию судьи и палача, — вслух размышляет Антон, набирая скорость. — Льву Громову немало дерьма довелось перехлебать. Думаешь, возраст — причина его бессонницы? Это призраки, Рина. Они с ним навсегда. Лица, голоса, сожаления.
Я задумчиво смотрю на Антона. Вернее, на его профиль, очерчиваемый сумеречными полутонами. Все, что я узнала за эти дни о нем и его отце, деталями паззла складывается в единую картину. Я вижу то, чего не заметили ни Антон, ни Ринат.
— Он не собирается передавать вам свою империю, — озвучиваю я свой вывод.
Изогнув губы в скептической улыбке, Антон бросает на меня беглый взгляд и возвращает его к дороге.
— Я серьезно, — продолжаю я. — Прекрати гонку за власть и увидишь.
— Не уговаривай, я не отменю свадьбу.
Да, доказывать ему что-то сейчас бесполезно. Еще слишком рано. Его помешательство на деньгах и могуществе никуда не делось. Исчезла только тяга к талантливой себя дорого продать Инессе.
— Запомни, Рина, я позволил тебе увидеться с матерью, а не сесть мне на шею, — договаривает он. — Цени это и не злоупотребляй.
Ну и баран!
Я включаю музыку и отворачиваюсь. Пусть дальше верит в сказки и тупит. Потом не раз вспомнит мои слова.
К моему дому мы подъезжаем, когда на город опускается ночь. Нашпигованный машинами двор тонет в свете уличных фонарей. Дома горят светящимися окнами. Антон крутится, не зная, где припарковаться, но в какой-то момент просто тормозит посреди дороги, сдает назад и гасит фары.
— Ладно. — Я отстегиваюсь. — Пешком дойду.
— Стоять!
Он хватает меня за локоть и дергает, прежде чем я открываю дверь. Кивком указывает вперед, и я вижу знакомый черный джип перед нашим подъездом, у которого непринужденно покуривает Клим.
— Мой отец здесь, — говорит Антон.
Я припадаю к окну и, подняв лицо, смотрю на окна нашей квартиры. Мама дома. На кухне. Стоит у окна и жестикулирует, с кем-то возбужденно разговаривая. Она всегда так делает, когда раздражена.
Отпустив меня, Антон блокирует двери, снова заводит машину и разворачивается.
— Нет! Я должна узнать, что он тут делает! — сопротивляюсь я.
— Ничего плохого твоей маме он не сделает. Успокойся, — отвечает Антон, увозя меня от дома.