Предки оба опускают взгляд на то, как она обеими руками впивается в мое предплечье. Мама взволнованно сглатывает, потерев шею. Папаша звереет.
— Попортил?!
— Фантазию не вспенивай, — цежу, приходя в бешенство. — И пафос свой для Ксюши прибереги.
— Мотай на ус, сынок: отутюжил — яйца через глотку выдеру.
— Лев, — не стесняясь строгости в голосе, вмешивается в наш диалог Елизавета Геннадьевна, — не забывайся, что вы тут не одни. Я попрошу не выражаться при мне и моей дочери.
Поцеловав Рину в макушку, уточняю:
— Она в курсе, что не только ваша дочь. Так что кончайте и вы свое представление, — отвешиваю короткий поклон головой Льву Евгеньевичу.
Елизавета Геннадьевна виновато опускает глаза и обнимает плечи. Лев Евгеньевич мысленно меня расчленяет.
— Вы не волнуйтесь, — оживает мой бесценный бриллиант, — я только паспорт возьму, и мы с Антоном уйдем. Можете продолжать…
— Какой еще паспорт? — Папаша столбом посреди коридора застывает. — Увезти ее собрался и дальше мозги пудрить? Шары от меня не отводи!
— Лев! — уже грознее включается Елизавета Геннадьевна.
— Никуда вы не поедете! — заявляет он. — Ты, — указывает на Рину и кивает на дверь комнаты, — под домашний арест. А ты, — продолжает воспитание на мне, — сначала докажи, что тебе она нужна, а не парочка горячих ночей!
— Начинается, — вздыхаю, крепче прижимая к себе Рину. — Мы уже не дети!
— Она — нет. Ты — да. Лицемер, эгоист и мерзавец. Сначала за кольцом гонялся, теперь короче дорожку к власти нашел. Хрен тебе! — Выкручивает мне фигу, сдергивает пиджак с вешалки и шагает на выход. — У тебя пять секунд на досвидульки, — шипит, проходя мимо нас. — Катерине скажи спасибо.
Обеими руками обнимаю свою девочку, склоняюсь и шепчу ей на ухо:
— Я вернусь, малыш.
Целую мочку, с трудом отлипаю и выхожу вслед за отцом. Не оборачиваюсь. Слишком хреново. Она же впилась в меня. Как кусок от себя оторвал, оставляя ее.
— Спускайся! — велит мне отец, а сам задерживается на пороге с прошлой любовью пошептаться.
С Ксюшей таких соплей у него не было, сколько их помню. У них в спальне даже кровати всегда раздельные стояли. Нет, Лев Евгеньевич воздержанием себя не насиловал, с эскортом развлекался так, что на несколько суток пропадал. Но с женой, я так понимаю, давненько от силы за руку держался и в щеку целовал на банкетах.
Выйдя на улицу, задираю лицо и выискиваю окна заветной квартирки. Надо будет еще ребят организовать и домофон с видеокамерой установить. Не нравится мне этот район. Совсем не нравится.
Отодвинув шторку, Рина открывает окно и перегибается через подоконник.
Закинув руки за голову, скрещиваю пальцы на затылке и просто любуюсь ею. Молча. Без слов. Без обещаний.
Расстроенная, вымотавшаяся, но с тем же блеском озорства в глазах, который не угасает. Мне достаточно просто смотреть на нее, чтобы чувствовать себя по-настоящему счастливым. Отцовская империя такого кайфа не доставляет, как ее скромная мимолетная улыбка.
— Не растай, — бурчит Лев Евгеньевич, выйдя из дома. Развернув меня, подталкивает к тачке. — Открывай. Ехать надо.
Последний раз взглянув на Рину, сажусь за руль и выжидающе слежу за залезающим в кресло отцом.
— Машина, твою мать, — ругается он, вертясь. — Туалет в самолете просторней.
Завожу заревевший двигатель.
— Куда едем?
— Куда? — вздыхает наш криминальный император, посмотрев перед собой, и ласково о доме: — В гадюшник.
Руки тяжелеют от того, что делаю. Выворачиваю со двора, глотая иглу горечи. Я же привык, что Рина рядом каждую минуту. Под моим присмотром, под моим контролем.
— Почему с ней не остался, со мной поехал? — спрашивает отец, когда притормаживаем на светофоре.
— Мне же сначала надо твое разрешение на нее получить, — отвечаю, потарабанив пальцами по рулю, — а уже потом покорять высоту.
— Стратег.
— Ты сам меня этому научил.
Лев Евгеньевич выискивает в пиджаке мобилу, набирает номер и в привычной ему лаконичной манере отдает приказы:
— Клим, подтяни еще ребят к Вольским и отправь нотариуса в Росинку. — Закончив, переводит взгляд на меня. — Фотку удали. Нет, погоди, сначала дай гляну.
Засмеявшись, разблокирую свой айфон и протягиваю отцу. Поглядывая на него, вижу, как пальцами раздвигает края снимка, увеличивая свою Лизавету. Любуется ею. Почти улыбается.
— Что с Ксюшей делать будешь? — интересуюсь, чуя, что он вляпался куда серьезнее меня.
— Избавляться от нее.
— Не слишком радикально?
Переслав фото себе, удаляет с моей мобилы и возвращает.
— Вот что у тебя на уме, бестолочь? Я когда-нибудь кого-нибудь убивал?
— Святой вы наш человек, — усмехаюсь в повороте.
— Куплю я ее, — отвечает он.
— Она дорого стоит.
— Знаю.
Его «знаю» звучит так, будто он готов ей отдать все, лишь бы раз и навсегда избавиться от этого ярма на шее.
Мысли в голове гоню быстрее, чем тачку по шоссе. Вспоминаю слова Рины: «Он не собирается передавать вам свою империю». Прокручиваю, как Лев Евгеньевич рассказал мне об Инессе. Как Рина заявила ему, что накроет медным тазом дело всей его жизни, а он и бровью не повел.
— Когда ты собирался «обрадовать» нас, что номер с кольцами — всего лишь клоунада?
— Допер? — хмыкает самодовольно. — Или Катерина надоумила?
— Не важно. Когда?
— Примерно на второй день. Когда твоя Инесса смылась бы с кольцом, а ты охренел бы, выяснив, кого драл весь год.
— Чутье подсказывает мне, что через нас ты крепенько драл Беркута весь этот год.
— Было дело. Просачивалась через твою подстилку липовая инфа майору. А в последнее время ни с того ни с сего Беркут перестал лопать наживку. Тут-то я решил, что пора с Инессой кончать. Мешает она. План был хорош. Она клюнула бы на двадцать два лимона. Но разве я мог представить, чем все обернется?
— А просто сказать мне, кто она, не? Не в прикол, да?
— Надо же было проучить тебя, кобелину, — ворчит Лев Евгеньевич. — Да и Ринат отлично вписался. На вшивость его проверял. Сильно громко лаять стал в защиту этого майора.
— Он тебя не простит.
— Да куда он денется!
Его уверенность в себе до сих пор меня поражает. Этот мужик ни хрена не боится, прет как танк. После стольких лет рискнул сунуться к своей Лизавете, зная, что огребет по фейсу. И ведь сломил же ее!
— Ты жрать не хочешь? — меняю тему, не видя смысла теперь разбираться с тем, как он отымел всех нас.
— Меня Лиза с утра завтраком накормила.
Блестяще! Сам заправился, а мне даже не предложил!
Привожу его домой, и сразу во дворе застаем красочную картину с рыжим пятном в центре. Английская королева нашего Рината, раскрасневшаяся от возбуждения, громче приличного вставляет ему пистонов. И казалось бы — за что? За кольцо!
— Двадцать тысяч! — кричит она. — Я летела сюда из Лондона не для того, чтобы меня так одурачили!
— Какая разница, сколько оно стоит? — Разводит руками Ринат. — После свадьбы будешь носить настоящий бриллиант.
— Да если вы меня уже сейчас здесь ни во что не ставите, где гарантия, что после свадьбы что-то изменится?!
— А ты за меня только ради камешков выходишь? — Брат сердито скрещивает руки.
— Нет, блин, ради фамилии и вечно недовольной рожи твоего папаши!
— Жарко у вас тут, — подкидывает дровишки Лев Евгеньевич, выйдя из тачки и наконец заткнув эту мегеру. — Колечко разонравилось? — Кивает на ее руку. — Так Громовы не бараны — дарить дорогие вещи невесть кому. Кстати, не нравится моя рожа — вон ворота еще открыты. Может, даже успеешь на ближайший рейс до Лондона. Там-то тебя какой-нибудь английский кавалер до макушки бриллиантами засыплет.
Сообразив, в какую лужу она села, рыжая хлопает ресницами и начинает подлизываться:
— Лев Евгеньевич, вы меня неправильно поняли.
— Свободна! — коротко посылает он ее и переключается на вышедшего из дома Клима. — Нотариус приехал?
— Здесь.
— Ксюшу в кабинет подтяни и отвези Евгению в аэропорт. Заждались ее уже в щедрой Англии.
Вижу самое откровенное облегчение на лице Рината. Власть ему больше не нужна, если она достанется таким нервотрепательным путем.
Я ухожу на кухню. Шаурмы мне мало. Вообще всего мало. Как будто дыра внутри. Пустота без блондиночки.
— Добрый день! — лыблюсь домработнице. — Накормите Антошеньку?
Тоскливо вздохнув, протирает столешницу и снимает передник.
— Завтрак подавался утром. А сейчас будьте добры, Антон Львович, обслужите себя сами. Мне еще вещи переглаживать.
— Что, хозяйка не в духе? — Залезаю в холодильник, вытаскивая оттуда контейнеры.
— Не то слово. С раннего утра ко мне придирается.
— Не принимай на свой счет. Отец дома не ночевал, вот она и бесится. Это что?
— Семга в сливочном соусе. Очень сочная получилась. Хотя Ксения Вацлавовна сказала, что есть невозможно. Ну ладно, я побежала. Пока еще за что-нибудь не огребла.
Выложив на тарелку два стейка, разогреваю в микроволновке, достаю хлеб и сажусь за стол у окна. Набиваю брюхо, любуясь, как выволакивают из дома восемь чемоданов рыжей, выпроваживают ее за ворота и усаживают в такси. Ринат даже не целует ее на прощание. Как он вообще с ней схлестнулся? Ему обычно простые девушки нравились, хозяйственные. Кровь тянула к тем, что хорошими женами будут.
— Вот ты где! — На кухне появляется Алика. — Там папа всех вас собирает.
— Кого — нас?
— Маму, тебя, Рината. Антон, что происходит? — Нервно растягивая рукава свитшота, прячет в них пальцы и с немой мольбой смотрит на меня.
Жалко ее, черт! Денег у нее всегда было много, а нормальной семьи так и не дождалась.
Вытерев губы салфеткой, встаю из-за стола и обнимаю девчонку.
— Не парься, сестренка. Что бы ни случилось, тебя мы меньше любить не станем.
Целую ее в макушку и тащу себя в рабочий кабинет. Уже на пороге чувствую, какая колючая тут атмосфера. Нотариус зарыт в кипу бумаг. Лев Евгеньевич крутит пальцами сигару. Ксюша белее снега. Даже Ринат мрачнее тучи.