выпил кофе из автомата. Сладковатый напиток со льдом освежил измученное жарой тело.
Да, жить мне оставалось меньше трёх месяцев, но я ел мерзкую еду, купленную в автомате, просто потому, что не знал ничего другого. Даже в голову не пришло, что можно выбраться в хороший ресторан и там поужинать. Скудная жизнь последних лет напрочь лишила меня воображения.
Утолив голод, я вернулся домой, взял ручку с блокнотом и попытался по пунктам расписать, что делать дальше. Поначалу легче оказалось представить занятия, к которым меня принуждала жизнь и от которых я теперь был избавлен; но чем больше я писал, тем яснее вырисовывалось то, что хотелось выполнить до смерти.
Список предсмертных дел (то, что хочу сделать перед смертью):
— не ходить в университет;
— не работать;
— не ограничивать себя;
— есть вкусную еду;
— смотреть на красивые вещи;
— написать завещание;
— встретиться с Нарусэ и поговорить с ним;
— встретиться с Химэно и признаться ей в своих чувствах.
— А об этом лучше забудьте.
Я обернулся. За спиной стояла Мияги (и когда успела подойти? Только что ведь в углу сидела) и вглядывалась в мои записи.
Она указала пальцем на последний пункт списка — «встретиться с Химэно и признаться ей в своих чувствах».
— А что, наблюдатели обязаны подглядывать и совать свой нос даже в такие дела? — съязвил я.
Мияги оставила мой вопрос без ответа и продолжила:
— Так уж вышло, что ваша Химэно-сан стала матерью в семнадцать лет. Она не окончила школу, в восемнадцать вышла замуж, через год развелась, в двадцать лет вернулась к родителям и сейчас занята воспитанием ребёнка. Ничего хорошего вы не добьётесь, если попытаетесь её найти. Через два года она сбросится с крыши, оставив мрачную предсмертную записку. Кроме того, вас Химэно-сан почти не помнит, а обещание, которое вы дали друг другу в десять лет, — и подавно.
Я и слова не смог вымолвить; на миг показалось, что стало нечем дышать.
— Неужели ты знаешь даже это? — наконец выдохнул я, изо всех сил стараясь скрыть смятение. — Судя по твоим словам, тебе известно всё моё будущее?
Мияги моргнула два-три раза и покачала головой:
— Кусуноки-сан, мне известно лишь то, что могло с вами произойти. Сейчас эта информация уже не имеет смысла: решение продать собственную жизнь полностью изменило ваше будущее. К тому же я знаю только самые важные, определяющие события того несбывшегося будущего.
Мияги поднесла к волосам правую ладонь и отвела прядь за ухо, не отрывая взгляда от моего блокнота.
— Насколько я понимаю, Химэно-сан очень много для вас значила. В вашей биографии её имя встречалось чуть ли не на каждой строке.
— Это относительно, — не согласился я. — Просто всё остальное для меня представляло куда меньшую ценность.
— Наверное, можно и так сказать. В любом случае поверьте: встреча с Химэно будет для вас напрасной тратой времени. Вы попросту испортите себе хорошие воспоминания.
— Спасибо за заботу. Только они давно уже испорчены.
— Но хоть время сэкономите.
— Может быть. А тебе вообще разрешено вот так брать и запросто выкладывать людям про их будущее?
Мияги удивлённо посмотрела на меня:
— Скорее позвольте спросить: почему вы решили, что это запрещено?
Тут я не нашёл что ответить. В конце концов, если я попытаюсь использовать свои знания о будущем во зло, Мияги тут же сообщит в главный офис, и я умру на месте.
— На самом деле мы желаем вам только спокойной жизни, — продолжила она. — Поэтому и даём советы, основываясь на информации о вашем будущем, и предупреждаем, чтобы избежать худшего.
Я озадаченно почесал голову:
— Послушай. Ты наверняка хочешь оградить меня от неприятных переживаний и разочарования. Но в итоге-то получается что? Отнимаешь у меня свободу переживать и разочаровываться. Да… Например, может, я не от тебя хотел узнать горькую правду, а непосредственно от Химэно, пусть она бы разбила мне сердце. С такой точки зрения ты оказываешь мне медвежью услугу.
Мияги раздражённо вздохнула.
— Вот как? Я-то думала помочь. Однако если вы так считаете, то с моей стороны, конечно, было весьма бестактно рассказать вам обо всём. Прошу прощения, — сказала она и поклонилась. — Напоследок позвольте предупредить. Не стоит ожидать, что дальше события будут развиваться по справедливому или логичному сценарию. Вы продали свою жизнь. Другими словами, по своей воле решили вступить в мир, в котором не действуют законы человеческого общества. Теперь практически бесполезно рассуждать о свободе выбора и праве на что-либо, ведь это было ваше решение. — Затем Мияги вернулась в угол комнаты и опять села, обхватив руками колени. — Тем не менее отныне я буду уважать ваше право на переживания и разочарования, поэтому ни слова не скажу об остальных пунктах вашего списка. Пожалуйста, делайте что хотите. Пока это не нарушает покой окружающих людей, я не буду пытаться вас остановить.
На мой взгляд, последнее наставление было совершенно излишним.
Я заметил словно бы печальное выражение на лице Мияги во время этой речи, но даже не задумался, что бы это значило.
ГЛАВА 4Сверим ответы
Дальше я повёл себя довольно глупо.
Сказал Мияги, что только позвоню и сразу вернусь, затем вышел из квартиры. Просто я не хотел, чтобы мой разговор по телефону кто-то услышал, но, разумеется, девушка тут же увязалась за мной.
Давно я никому не звонил. На экране мобильника отображалось имя «Вакана», и я долго стоял, уставившись на эти буквы.
Тишину нарушало только жужжание комаров в роще за домом.
Я не решался нажать кнопку вызова. В детстве мне ни разу не довелось самому позвать кого-то поиграть или погулять или даже просто завязать разговор. Конечно, в итоге я многое упустил, но в то же время это избавило меня от неловкости и неприятных сомнений. Другими словами, тут было не о чем сожалеть и нечем гордиться.
Усилием воли я остановил поток мыслей и, использовав несколько секунд пустоты в голове, нажал кнопку вызова. Главное — позвонить, а дальше я справлюсь. На ходу придумаю, что сказать.
С каждым гудком я нервничал всё сильнее. Один гудок, два, три... Запоздало пришла мысль: а что, если «вызываемый абонент» не ответит? Я давно не пользовался телефоном, поэтому возомнил, что тот, кому звонят, непременно возьмёт трубку. Четыре, пять, шесть… Похоже, я позвонил не вовремя: на том конце пока не могли ответить, и мне стало легче от этой мысли.
После восьмого гудка я махнул рукой и сбросил вызов.
Звонил я девушке по имени Вакана, первокурснице из моего университета. Собирался пригласить её поужинать, а если отношения удачно сложатся, провести с ней оставшееся время моей жизни.
Дело в том, что мне вдруг стало одиноко. Теперь, когда я знал, что смерть близка и неотвратима, на меня с невиданной силой нахлынула тоска по людям. Ужасно захотелось с кем-нибудь поговорить.
Вакана — единственная девушка, проявившая ко мне интерес во время учёбы в университете. Этой весной она только поступила на первый курс, и мы случайно встретились в той самой букинистической лавке. Вакана стояла у полок, пожирая взглядом пахнущие плесенью книги, я же недовольно уставился на незнакомую посетительницу, давая понять, что мне загораживают проход. Она неверно истолковала мой взгляд.
«Может быть, он смотрит на меня так бесцеремонно, потому что мы где-то встречались, а я и забыла?» — как всякий первокурсник, решила она.
— Простите, мы с вами где-то встречались? — осторожно спросила Вакана.
— Нет, — бросил я. — Я тебя здесь впервые вижу.
— Ах, вот оно что. Извините. — Похоже, Вакана поняла свою ошибку и смущённо отвела глаза, но тут же оправилась от неловкости и еле заметно улыбнулась. — Значит, мы с вами встретились в книжной лавке?
Тут настала моя очередь смутиться:
— Наверно.
— Точно. Это же здорово! — заключила Вакана и поставила книгу на полку.
Пару дней спустя мы увиделись в университете. Позже иногда ходили перекусить в перерыве между занятиями. И часто пропускали лекцию-другую, чтобы поговорить о книгах и музыке.
— Если честно, впервые вижу человека, который читает больше меня, — сказала Вакана, и взгляд её лучился счастьем.
— Да я просто читаю, и всё. Не в коня корм, — откликнулся я. — Знаешь, у меня словно нет большой чаши, куда бы можно было положить извлечённую из книги ценность. Это всё равно что лить суп из кастрюли в маленькое блюдце: оно вечно переполняется, и большая часть уходит впустую.
— Неужели? — Вакана задумчиво склонила голову. — Пусть кажется, что уходит впустую и что почти сразу забываешь, но ведь прочитанное всё-таки остаётся где-то в памяти. А потом этим пользуешься, пусть и неосознанно.
— Может быть, ты и права. Но только я считаю... Хотя говорю так, скорее всего, потому, что сужу по себе... Мне кажется, что в юности читать книги взахлёб — признак какого-то отклонения. Читают только те, кому нечем заняться в жизни.
— А вам нечем заняться, Кусуноки-сан?
— Кроме подработки — нечем, — заявил я.
Вакана широко улыбнулась в ответ.
— Хорошо, я найду, чем вам заняться, — сказала она и легонько толкнула меня в плечо, а потом отняла телефон и внесла в него свой номер и адрес электронной почты.
Наверно, я проявил бы к Вакане больше интереса, если бы на тот момент уже знал, что Химэно успела забеременеть, выйти замуж, родить и развестись, а меня забыла напрочь. Но я по-прежнему держал данное подруге слово и твёрдо решил, что не позволю себя «купить» до двадцати лет. Поэтому ни разу не пытался позвонить или написать Вакане, а если писала или звонила она, старался закончить переписку за два-три сообщения, а разговор — за пару минут. Я искренне считал, что не стоит давать девушке надежд.