После того как долгие аплодисменты наконец стихли, любители автографов устремились к столам, где высились стопки книг. Другие поспешили к сцене, надеясь лично поговорить с кем-нибудь из участников диспута; некоторые остались на своих местах и продолжили возбужденно обмениваться мнениями. Все остальные направились к выходу.
Профессора переместились за столы, на которых лежали книги. Напротив каждого организаторы вечера поставили желтую розу.
Пери медленно двигалась в толпе, со всех сторон до нее доносились обрывки разговоров. Прежде чем покинуть зал, она обернулась и обвела его глазами. Ведущий складывал в портфель какие-то бумаги. Два старших профессора оживленно разговаривали со своими читателями. Азура ей разглядеть не удалось – она увидела лишь огромную очередь поклонников, жаждущих получить его автограф.
Оптимизатор
Стамбул, Оксфорд, 2001 год
Первый триместр прошел как в тумане. Приехав домой на рождественские каникулы, Пери пыталась убедить себя, что в здоровье отца никаких заметных ухудшений не произошло, а материнская страсть к гигиене не переросла в болезненную манию. Дом насквозь пропах моющими средствами. На всех батареях сушилась одежда, вылинявшая от бесконечных стирок, на полу натекали крошечные лужицы, словно вещи оплакивали свою горестную участь.
Новый год отец с дочерью провели перед телевизором, поедая жареные каштаны и любуясь красотками, исполнявшими танец живота. У Менсура давно вошло в обычай встречать Новый год именно так. Сельма, как всегда, рано ушла в свою комнату – разумеется, для того чтобы молиться, а не спать. Теперь, когда Умут и Хакан жили отдельно, отец и дочь остались вдвоем, как в былые времена. Говорили они немного, ибо молчание давно уже стало для них языком, понятным обоим. Зато они соблюдали все свои ритуалы, которых Пери так не хватало в Оксфорде: совершали длительные прогулки по побережью, готовили менемен, играли в нарды за карточным столиком у окна, уставленного кактусами.
Через неделю Пери вернулась в Оксфорд. Две поездки в Стамбул совершенно истощили ее бюджет, и она решила найти работу на несколько часов в неделю. А еще она непременно хотела как можно больше узнать о профессоре Азуре.
Весенний триместр начался с новых надежд и новых планов. Не откладывая, Пери сразу же постаралась договориться о встрече со своим куратором. Доктор Реймонд был невысок, носил очки в тонкой металлической оправе, обладал волевым подбородком и всегда сохранял отсутствующее выражение лица, словно решал в уме квадратное уравнение. Всем своим подопечным он советовал составить разумное расписание, позволяющее оптимизировать собственные интеллектуальные ресурсы. За это студенты прозвали его сэр Оптимизатор.
Во время консультации доктор Реймонд и Пери обсудили, какие курсы ей следует прослушать в следующем году. Впрочем, вариантов было не так много. Студентам позволялось вносить лишь незначительные изменения в утвержденную программу.
– Я хотела бы посещать еще один семинар, – набравшись смелости, быстро проговорила Пери. – Все говорят, он замечательный. Ну то есть, конечно, не все. Моя подруга так говорит.
– И о каком же семинаре речь? – осведомился доктор Реймонд, снимая очки.
В течение многих лет он наблюдал, как студенты с упорством, достойным лучшего применения, направляют друг друга по ложному пути. То, что было полезно для одного, могло оказаться совершенно ненужным для другого. К тому же молодежь меняла свои пристрастия с головокружительной быстротой как в поп-музыке, так и в науке. В начале триместра они хором восторгались каким-нибудь курсом, в конце столь же дружно его поносили. Проработав в колледже двадцать три года, доктор Реймонд пришел к выводу, что избыток свободы вредит успешному обучению. Свобода выбора приводит к смятению.
Пери, понятия не имевшая об убеждениях своего куратора, сообщила:
– На нем размышляют о Боге. Руководит им профессор Азур. Вы его знаете?
Дружелюбная улыбка на губах доктора Реймонда неожиданно сменилась кислой гримасой.
– Разумеется, знаю, – сказал он, слегка вздернув бровь. – Кто же не знает профессора Азура?
Многозначительная интонация, с которой были произнесены эти слова, насторожила Пери. У нее было время понять, что англичане не считают возможным выражать свои эмоции открыто. В отличие от турок, они умеют ловко маскировать раздражение и злобу. Самое сильное возмущение, бушующее в душах англичан, никогда не вырвется наружу и не сотрет с их лиц приветливых улыбок. Турки имеют привычку говорить без обиняков, за каждой фразой англичанина скрывается сложный подтекст. Там, где турок разразится целым потоком обвинений, англичанин ограничится прохладной любезностью.
«Будь я дрянной актрисой, в Турции меня бы забросали гнилыми помидорами, – подумала Пери. – А вот в Англии, пожалуй, преподнесли бы букет роз – мол, уколется о шипы, сама все поймет».
Доктор Реймонд молчал, словно решая, как лучше приступить к деликатной теме. Заговорив, он с особой тщательностью подбирал слова – так родители говорят с детьми, которым необходимо растолковать какой-нибудь неприятный факт.
– Я не вполне убежден, что вы сделали правильный выбор.
– Но вы же сами сказали: я должна внимательно изучить список семинаров и выбрать для себя наиболее интересный. Я выбрала.
– Возможно, вы объясните мне, что именно возбудило ваш интерес?
– Видите ли… эта тема… она очень важна для меня… по семейным причинам.
– По семейным причинам?
– Да. Бог всегда был предметом разногласий в нашем доме. Точнее, не Бог, а религия. Мать и отец придерживаются противоположных точек зрения на этот счет. Поэтому я бы хотела изучить этот вопрос более глубоко.
Доктор Реймонд прочистил горло:
– К счастью, наш университет обладает одной из богатейших в мире библиотек. Вы можете читать о Боге столько, сколько захотите.
– Но разве не лучше будет, если я займусь этим под руководством профессора?
На этот вопрос доктор Реймонд предпочел не отвечать.
– Азур, без сомнения, весьма компетентен, но считаю своим долгом предупредить вас, что его методы обучения, ну, скажем так, нетрадиционны. Подобные методы подходят далеко не каждому. И отношение к его семинарам среди студентов, мягко говоря, неоднозначное: одни в восторге от них, другие испытывают недоумение и приходят ко мне жаловаться.
Пери молчала. Доводы куратора лишь разожгли ее любопытство. Она чувствовала, что должна попасть на этот семинар во что бы то ни стало.
– К тому же учтите, что количество его участников крайне ограниченно, – продолжал доктор Реймонд. – Азур отбирает лишь нескольких студентов и требует, чтобы они неукоснительно посещали занятия каждую неделю, читали рекомендованную им литературу и выполняли задания. Все это довольно обременительно.
– Я не считаю научную работу обременительной, – возразила Пери.
– Что ж, – испустил тяжкий вздох доктор Реймонд, – в любом случае вам необходимо поговорить с профессором Азуром. Попросите его показать вам программу семинара. Разумеется, если таковая существует, – не удержавшись, добавил он.
– Что вы имеете в виду, сэр?
Доктор Реймонд ответил не сразу. В его обычно рассеянном взгляде мелькнуло беспокойство. Потом он сделал то, чего еще ни разу не делал за долгие годы преподавания в Оксфорде: позволил себе критически отозваться о своем коллеге в разговоре со студентом.
– Видите ли, профессор Азур имеет у нас репутацию… скажем так, большого оригинала. Он искренне считает себя гением, а гении, как известно, не обременяют себя выполнением правил, обязательных для обычных людей.
– О, – выдохнула Пери. – Но это правда?
– Что – правда?
– То, что он гений?
Доктор Реймонд понял, что его сарказм возымел неожиданный эффект. Любой ответ, который он мог дать на вопрос Пери, поставил бы его в неловкое положение. Опытный куратор нашел единственно возможный выход. Он растянул губы в улыбке и беззаботно заявил:
– Это была всего лишь шутка.
– А-а… шутка. Понимаю…
– Прошу вас, не принимайте необдуманных решений, – сказал доктор Реймонд и водрузил на нос очки. Это служило сигналом того, что консультация окончена. – Побеседуйте с профессором Азуром, убедитесь в том, что этот курс действительно отвечает вашим ожиданиям. Если у вас возникнут сомнения, обращайтесь ко мне, и мы без труда подберем для вас что-нибудь другое. Более подходящее.
Услышав наконец то, что она давно хотела услышать, Пери сразу же встала:
– Благодарю вас, сэр!
После того как она выскочила из кабинета, ее куратор, откинувшись на спинку кресла, погрузился в задумчивость. Челюсти его были крепко сжаты, ноздри раздувались, сплетенные пальцы подпирали подбородок. Наконец он пожал плечами, решив, что сделал все от него зависящее. Если эта глупая девчонка задумала откусить больше, чем может проглотить, пусть пеняет на себя.
Юная поросль
Стамбул, 2016 год
Дениз встала за стулом Пери, небрежно чмокнула ее в щеку и прошептала на ухо:
– Мама, я хочу уехать.
Отсветы свечей из канделябра муранского стекла играли на лице Дениз. Ее подруга стояла рядом, наверчивая на палец прядь волос. Судя по виду, обе девочки отчаянно скучали. С одной стороны, им лестно было ощущать себя частью мира взрослых, с другой – этот мир казался им удручающе неинтересным.
– Селим отвезет нас домой, – добавила Дениз.
Она не просила у матери разрешения, просто ставила ее в известность. Вторая девочка, дочь управляющего банком, собиралась к ней в гости с ночевкой. Они уже предвкушали, как будут допоздна слушать музыку, чатиться с друзьями, лакомиться чипсами и орешками, хохотать над фотками из «Инстаграма» и роликами из «Ютуба». Пери знала: если разрушить эти планы, Дениз будет изображать из себя жертву родительского произвола и ходить с таким скорбным видом, словно дома ей живется хуже, чем в сиротском приюте.