Но как могла она доверять мироустройству, в котором пчелы обречены платить за любовь смертью? Если таков божественный порядок вещей, почему люди называют его справедливым и священным? Пери почувствовала, как ее бьет дрожь, и натянула одеяло до подбородка.
Этой ночью она спала беспокойно, вскрикивала и бормотала по-турецки слова, напоминавшие гудение бесчисленных пчел.
Кузины, разбуженные шумом, принялись шептаться и хихикать в своей комнате. Мона села на кровати и начала молиться, прося Аллаха прогнать демонов, досаждавших ее подруге. На следующее утро девушки вернулись в Оксфорд. Впоследствии Мона и Пери с удовольствием вспоминали о той поездке, хотя каждая ощущала, что каникулы не были такими беззаботными, как это могло показаться со стороны.
Чистая страница
Стамбул, лето 2001 года
Когда закончился ее первый год в Оксфорде, Пери уехала на каникулы домой. Мать при любом удобном случае как бы между прочим упоминала о том или ином молодом человеке, каждый раз используя один и тот же набор характеристик. Для Сельмы пребывание Пери в университете не было ни прологом к ее будущей карьере, ни прекрасной возможностью открыть ресурсы ее ума, а всего лишь короткой остановкой перед замужеством. За последний месяц Сельма совершила паломничество к семи гробницам и у каждой зажигала свечи и завязывала шелковые лоскутки, моля ниспослать дочери хорошего мужа.
– Пока тебя не было, у нас появились новые соседи. Очень достойная семья, – сообщила Сельма, очищая от стручков бобы, которые собиралась приготовить на обед. – У них, кстати, есть сын. На редкость приятный молодой человек, умный, симпатичный…
– Ты хочешь сказать, он вполне подходит мне в мужья, – перебила Пери.
Накручивая волосы на палец, она вдруг заметила, что одна из прядей намного короче остальных. При мысли о том, что мать отрезала у нее локон и унесла на какой-нибудь жертвенный алтарь, где его сожгут вместе с другими приношениями, ее затошнило.
– Оставь девочку в покое, женщина, – подал голос Менсур. – Не сбивай ее с толку. Учение – вот что сейчас для нее важнее всего. Она должна получить диплом, а не мужа.
– А вот у этого молодого человека уже есть диплом, – не унималась Сельма. – Он окончил университет. Они могут обручиться сейчас, а поженятся потом. Разве помолвка помешает ее учебе?
– О какой помолвке ты говоришь? – спросила Пери. – И вообще, я еще слишком молода.
– Ты вся в отца! – буркнула Сельма и, обиженно отвернувшись от мужа и дочери, вновь занялась бобами.
Тема была на время отложена, но отнюдь не закрыта.
В начале сентября, свежим нежарким днем, Пери отправилась по магазинам. До возвращения в Оксфорд нужно было еще купить плащ, новую пару кроссовок и рюкзак. Выйдя из автобуса неподалеку от площади Таксим, она увидела толпу, стоявшую на тротуаре. Через раскрытые настежь окна чайной, очень любимой стамбульскими студентами, все смотрели включенный внутри телевизор. Оранжевые солнечные блики играли на встревоженных и растерянных лицах.
Широкоплечий мужчина, прижав руку ко лбу, сдвинул брови, девушка с собранными в хвост волосами, казалось, оцепенела от испуга. Пери пробилась сквозь толпу, чтобы тоже взглянуть на экран.
Охваченный пламенем небоскреб на фоне яркого, до боли в глазах, неба. Кадры повторялись вновь и вновь и каждый раз казались все менее реальными. От горящего здания поднимались клубы черного дыма. В воздухе бесцельно кружились листы бумаги. Какой-то темный предмет, словно пущенный из пращи, полетел вниз, за ним последовал другой. Пери похолодела, осознав, что это люди, устремившиеся навстречу своей смерти.
– Американцы… – пробормотал мужчина, стоявший рядом с ней. – Вот что бывает с теми, кто вмешивается в чужие дела.
– Думали, что правят миром? – заявила какая-то женщина и покачала головой так, что ее серьги с подвесками зазвенели. – Пусть теперь знают, что они такие же смертные, как все мы.
Пери встретилась глазами с девушкой. На мгновение ей показалось, что их объединяет общая печаль и сознание ужаса этой катастрофы. Но девушка торопливо отвела глаза, явно не желая разделять ее чувства. Не в силах больше слышать комментарии зрителей, Пери побрела прочь. Голова у нее разрывалась от вопросов. Со всех сторон доносились возбужденные голоса. В тот день все превратились в пророков и прорицателей. Стамбул напоминал гудящий пчелиный улей.
Надо позвонить Ширин, сказала себе Пери, чувствуя, что ей просто необходимо услышать сейчас спокойный и невозмутимый голос подруги. Она зашла в ближайшую телефонную кабину. К счастью, Ширин сразу же ответила:
– Привет, Пери. Ну и дела творятся в этом гребаном мире! Интересное время нам досталось, ничего не скажешь!
– Какой кошмар, – пробормотала Пери. – Я даже не знаю, что сказать.
– Убийство невинных – вот что! – Ширин почти кричала. – И все потому, что какие-то психопаты вообразили, что обеспечат себе местечко в раю, угробив как можно больше людей во имя Бога. Дальше будет только хуже, вот увидишь. Теперь всех мусульман станут считать убийцами. Количество невинных жертв с обеих сторон будет расти и расти.
Пери заметила, что кто-то прилепил шарик жвачки к стеклу телефонной будки. Ничтожное преступление, пронеслось у нее в голове. Но разве большое зло не начинается с малого?
– Ужасная жестокость. Все это так страшно. Что же теперь будет? – спросила она.
– Ну, наверняка все кому не лень начнут это обсуждать. Месяцы будут обсуждать, если не годы. Журналисты, эксперты всякие, ученые. Хотя что тут обсуждать? Всякому ясно: религия порождает нетерпимость, нетерпимость порождает ненависть, а ненависть – насилие. И точка.
– Но ведь это несправедливо! – воскликнула Пери. – Многие верующие стремятся жить так, чтобы никому не навредить. Нет, религия тут ни при чем. Это зло в чистом виде.
– Знаешь что, Мышка, я не хочу с тобой спорить. Сейчас я чувствую такую же растерянность, как и ты. Надо срочно поговорить с Азуром, а то я свихнусь.
Пери почувствовала, как сердце ее совершило кувырок.
– Ты хочешь с ним встретиться? Но ведь триместр еще не начался.
– Ну и что с того? Завтра я возвращаюсь в Оксфорд. Я знаю, он там. Поменяй билет и тоже возвращайся пораньше.
– Попробую, – сказала Пери.
Она прекрасно знала, что покупать билет за день до отлета ей не по карману, но не сочла нужным говорить об этом Ширин.
Вернувшись домой, Пери обнаружила, что отец и мать сидят перед телевизором и смотрят те же шокирующие кадры, которые продолжали транслировать все каналы. Оба были растеряны не меньше, чем она сама.
– Этот мир оказался во власти фанатиков, – сказал Менсур.
Сегодня он начал прикладываться к бутылке раньше, чем обычно, и, судя по всему, уже успел изрядно набраться. Потому что впервые засомневался, стоит ли дочери возвращаться в Оксфорд.
– Может, нам не надо было отправлять тебя за границу в это неспокойное время, – пробормотал он. – Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но, возможно, на Западе сейчас стало опаснее, чем на Востоке.
– Восток, Запад – какая разница! – всплеснула руками Сельма. – У каждого свой кисмет[21], от него не уйдешь! Если Аллах сделал на твоем лбу надпись невидимыми чернилами, смерть отыщет тебя даже в Китае!
Услышав это, Менсур схватил шариковую ручку, которой заполнял кроссворды, и дрожащей рукой вывел у себя на лбу цифру 100.
– Что это ты делаешь? – спросила Сельма.
– Меняю свою судьбу! Я намерен жить до ста лет.
Пери не стала ждать, что ответит на это Сельма. На душе у нее было слишком тяжело, чтобы присутствовать при очередной ссоре родителей. Охваченная щемящим чувством одиночества, она пошла в свою комнату и достала заветный дневник. Но, увы, ей не удалось сколько-нибудь связно выразить обуревавшие ее мысли. Нет, только не сегодня, решила Пери. Слишком много вопросов, на которые она не может найти ответа. О вере и о Боге – том Боге, который допускает подобные злодеяния и в то же время ждет от людей покорности. Она смотрела на чистую страницу. Интересно, что Азур скажет Ширин, когда они встретятся? Как бы ей хотелось незаметно, как тот щегол, проникнуть в его кабинет, затаиться и послушать их разговор. Ей тоже было о чем спросить профессора. Наверное, Ширин не зря так настаивала, чтобы Пери записалась на семинар, посвященный Богу. Вряд ли ей открылись бы там какие-то новые истины о высшем существе, правящем этим миром, но то чувство мучительной неопределенности, которое не давало ей покоя, возможно, наконец обрело бы смысл.
Закрыв записную книжку, Пери сделала то, в чем никогда бы никому не призналась. Она стала молиться обо всех людях, погибших в башнях-близнецах. Она молилась об их семьях, о тех, кого они любили, и о тех, кто любил их. Прежде чем завершить молитву, она обратилась к Богу с просьбой помочь ей попасть на семинар профессора Азура, потому что ей просто необходимо узнать о Нем как можно больше и осмыслить наконец тот хаос, что царил в ее голове, да и вокруг тоже.
Круг
Оксфорд, 2001 год
В первую неделю осеннего триместра, утром – тихим, как гладь деревенского пруда, Пери готовилась к первому занятию семинара «Познание разума Бога/Бога разума». Несколько дней назад она обнаружила в своей ячейке для писем конверт, в котором оказалась записка не от кого иного, как от профессора Азура. Несколько неровных строк, явно написанных в спешке, гласили:
Дорогая мисс Налбантоглу!
Если вы по-прежнему полны желания посещать мой семинар, наша первая встреча состоится в ближайший четверг в 14:00. Если хотите, приносите с собой янтарь. И умоляю, никаких извинений!
Осьминог ждет.
Все эти дни Пери, уже приступившая не только к учебе, но и к работе в книжном магазине, была так занята, что у нее не оставалось времени на переживания. И лишь теперь, уже подходя к лекционному залу с крепко прижатым к груди блокнотом, она с удивлением поняла, что не на шутку волнуется.