– Я считаю, Бог – это и есть наш мир. А вы говорите: наш мир принадлежит Богу. Различие вроде бы и небольшое, однако смысл совсем иной.
Выразив надежду, что вопросы, занимающие ее, будут интересны и для других участников семинара, Суджата замолчала.
Чем дальше Пери слушала, тем больше мечтала раствориться в воздухе или провалиться сквозь пол. Похоже, профессор Азур отбирал студентов, руководствуясь не столько их академическими успехами, сколько их жизненными историями, взглядами и притязаниями, с замиранием сердца решила она. Среди тех, кто уже выступил, не было людей, стоявших на сходных позициях и происходивших из одинаковой среды. Профессор позаботился о том, чтобы его семинар стал ареной жарких интеллектуальных битв. Да, скорее всего, он считал конфликт необходимым условием успешной работы семинара. Очень может быть, студенты, сами того не сознавая, станут материалом для некоего эксперимента, чем-то вроде подопытных крыс, которых он исследует в своей интеллектуальной лаборатории. Любопытно, что он будет на них испытывать – новую идею Бога?
И еще одно обстоятельство тревожило ее. Если Азур отбирал студентов, рассчитывая с их помощью построить миниатюрную Вавилонскую башню, зачем ему понадобилась она? Он ведь почти ничего о ней не знал и не пытался узнать. Смятение, охватившее ее, росло с каждой минутой. Вспомнились слова доктора Реймонда: «Его методы обучения, ну, скажем так, нетрадиционны. Подобные методы подходят далеко не каждому. И отношение к его семинарам среди студентов, мягко говоря, неоднозначное – одни в восторге от них, другие испытывают недоумение».
– Привет. Меня зовут Кимбер, – сказала девушка с копной длинных кудряшек, раскачивающихся, как пружинки, всякий раз, когда она поворачивала голову. – У меня две причины находиться здесь. Одна – более сложная, другая – попроще.
– Начните со сложной, – кивнул профессор Азур.
Кимбер сообщила, что ее отец – священник в церкви Иисуса Христа Святых последних дней. Вся ее семья и все друзья тоже мормоны. Она решила записаться на этот семинар, потому что Бог сделал ее жизнь осмысленной и она хочет понять Его глубже и полнее. Сегодня молодых людей интересуют прежде всего развлечения, хорошие отметки на экзаменах и поиск высокооплачиваемой работы, сказала Кимбер. Но она верит, в жизни есть нечто куда более важное.
– Каждый из нас послан Богом на землю не случайно. Я хочу понять, какая именно цель предначертана мне.
– А причина попроще? – поинтересовался Азур.
– Мы с моей подругой заключили пари, – хихикнула Кимбер. – Она сказала, что получить у вас хорошую оценку за реферат практически невозможно. А я – неисправимая отличница еще с детского сада. Ни разу в жизни не получала плохих отметок. Вот и решила принять вызов.
Губы Азура тронула улыбка.
– «Правда – большая редкость, хотя говорить ее чрезвычайно приятно».
Не удержавшись, Пери пробормотала:
– Эмили Дикинсон.
– Продолжим. Кто следующий? – спросил профессор.
Следующим оказался студент по имени Адам. У него был толстый нос, ямочка на подбородке и высоко вздернутые брови, словно он постоянно чему-то удивлялся. Выяснилось, что он принадлежит к Англиканской церкви, однако ходить на церковные службы не считает нужным. В этом нет никакой необходимости, ведь он верит, что Бог – это любовь, и значит, Он любит нас всех, где бы мы ни находились.
– Мой жизненный принцип: «Жить, Любить, Учиться». Все три слова с большой буквы. Вот и все.
– Сейчас моя очередь? – чуть дрогнувшим голосом осведомилась девушка, сидевшая рядом с ним. – Меня зовут Элизабет. Родилась и выросла в Оксфордшире и никогда не уезжала из дому далеко и надолго. Моя семья происходит из квакеров и очень этим гордится. В моих отношениях с Богом есть одна-единственная проблема. Меня смущает, что Он мужчина.
По мнению Элизабет, на протяжении всей истории человечества женское начало неумолимо подавлялось мужским, и в результате люди утратили связь с великой богиней – природой. За это им пришлось заплатить войнами, кровопролитием и насилием. Лишь самые древние религии – шаманизм, викка, тибетский буддизм – сохраняют связь с праматерью-землей. Элизабет очень надеялась, что когда-нибудь люди поймут: Бог – это не Он, а Она.
Теперь остались лишь Пери и молодой человек рядом с ней. Она сделала жест, призывая его говорить первым, он ответил тем же, показывая, что уступает очередь ей. Пери набрала в грудь побольше воздуха:
– Хорошо, меня зовут Пери и…
– И вы хорошо знакомы с творчеством Эмили Дикинсон, что само по себе похвально, – вставил профессор Азур.
Пери почувствовала, как вспыхнули щеки. Она не думала, что он слышал ее реплику.
– Я приехала из Стамбула и… – Сбившись с мысли, она замолчала. Все остальные высказывали такие глубокие суждения, а она не нашла ничего умнее, чем сообщить, в каком городе родилась. – Я… в общем… честно говоря… я сама не знаю, почему я здесь…
– Тогда уходи! – нагло усмехнулся Кевин. – И нас снова будет десять. Лично я люблю совершенные числа!
Все засмеялись. Пери потупила взгляд. Она ухитрилась споткнуться на самом первом шаге, не смогла даже толком представиться, а ведь все остальные, будучи такими разными, справились с этим без всяких усилий.
Последним говорил юноша по имени Бруно. Он сказал, что хотя и не принадлежит к марксистам и им подобным, но вполне согласен с Марксом, который называл религию опиумом для народа. Подобную точку зрения разделял и ныне покойный албанский лидер Энвер Ходжа. Бруно недавно прочел одну из его статей, где отрицательное отношение к религии было сформулировано с предельной четкостью.
– Все это замечательно, молодой человек, – кивнул Азур. – Но когда мы приводим чьи-либо цитаты и особенно цитаты философов и поэтов, для которых было важно каждое слово, мы обязаны быть предельно точны. Вот как звучит изречение Маркса: «Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому как она – дух бездушных порядков. Религия есть опиум народа».
– Ну да. Так я и сказал, – пожал плечами Бруно, явно недовольный тем, что его прервали, едва он сел на своего любимого конька. Челюсти его напряглись, словно он готовился принять удар.
Все здесь твердили о том, что рассчитывают на откровенный обмен мнениями, сказал он. Что ж, он готов быть откровенным, хотя понимает, что его мнение далеко не всем будет приятно услышать. Но он надеется, на этом семинаре действительно приветствуется открытая полемика. Так вот, он крайне негативно относится к исламу. Честно говоря, все монотеистические религии вызывают у него неприятие, но христианство и иудаизм, в отличие от ислама, хотя бы подверглись реформации.
Отношение к женщине, которое предлагает ислам, кажется ему абсолютно неприемлемым, заявил Бруно. Будь он женщиной-мусульманкой, то немедленно отказался бы от такой религии. Проблема в том, что ислам не готов к изменениям, которых требует от него современный мир, так как не допускает никаких новых толкований Корана и хадисов.
– Если любые перемены под запретом, как мы сможем улучшить эту религию? – заявил Бруно.
Мона бросила на него сердитый взгляд.
– А ты меня спроси: нужно ли мне, чтобы ты улучшал мою религию? – процедила она.
– Превосходно! – воскликнул Азур. – Начало просто замечательное! Спасибо за то, что вы были так искренни и красноречивы. Выслушав, как вы горячо спорите о религиях, а не о Боге, который является для нас основным объектом интереса, я понял, что должен подробнее объяснить цели и задачи нашего семинара. – Встав в центре круга, профессор заговорил, воодушевленно размахивая руками. – Мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать достоинства и недостатки ислама, христианства, иудаизма или индуизма. Конечно, мы будем говорить обо всех этих религиях, но лишь постольку, поскольку этого требует наша главная тема. Все наши исследовательские усилия будут направлены на постижение природы Бога. Ваши собственные религиозные убеждения не должны препятствовать вашей научной беспристрастности. Если вы чувствуете, что предмет разговора слишком волнует вас, вспомните слова Бертрана Рассела: «Наши эмоции обратно пропорциональны нашим знаниям. Чем меньше мы знаем, тем больше распаляемся».
Солнце зашло за тучу, и в сумраке, наполнившем комнату, глаза Азура сверкали особенно ярко.
– Надеюсь, всем понятно, чего я от вас хочу?
– Да, – ответил нестройный хор голосов.
Секунду спустя раздался еще один голос, робкий и неуверенный:
– Нет.
Это была Пери.
Азур пристально взглянул на нее:
– И что же вам непонятно?
– Простите… но я… Просто я не думаю, что мы должны… подавлять свои эмоции. – В досаде на то, что не может выразиться яснее, она всплеснула руками. – Мы все люди, а это значит… это значит, чувства имеют для нас не меньшее значение, чем разум. Так зачем же отказываться от эмоций?
Пери робко подняла глаза, ожидая встретить насмешливо-пренебрежительный взгляд профессора.
Но он смотрел на нее скорее одобрительно. Как видно, ее неумелая попытка отстоять свое мнение пришлась ему по душе.
– Молодец, девушка из Стамбула! – улыбнулся он. – Вижу, вы настоящий боец.
Обведя студентов взглядом, он продолжил свою речь. Если после окончания университета они будут рассуждать точно так же, как и до приезда сюда, это будет означать лишь одно: в Оксфорде они зря потратили время и деньги своих родителей. Тому, кто не намерен изменяться, лучше вернуться домой прямо сейчас.
– Вы все должны быть готовы к переменам. Только каменные валуны остаются неизменными. Точнее, и они меняются, но очень медленно.
Им повезло, что они оказались здесь, в одном из старейших университетов Европы. На протяжении веков Оксфорд оставался не только центром академической науки и исследовательских изысканий, но и средоточием теологических дебатов и религиозных диспутов.
– Повторяю, вам крупно повезло! Лучшего места для разговора о Боге просто не найти!
По мере того как профессор Азур говорил, лицо его, прежде непроницаемое, становилось все более оживленным. В голосе зазвучали стальные нотки, которые он обычно скрывал, обнаруживая лишь в порыве вдохновения. Глядя на него, Пери вдруг подумала, что он напоминает ей стамбульского уличного кота, только не из тех робких и забитых, что вечно жмутся по углам и обходят людей стороной, а из той независимой по