Она никогда не отличалась ни отвагой, ни эксцентричностью, но семя свободомыслия, зароненное в ее душу еще в юности, постепенно проросло и теперь дало всходы. Всегда осмотрительная, уравновешенная, осторожная, Назпери Налбантоглу отныне была полна желания нарушать правила и совершать ошибки.
– Пора за стол! – возвестил вернувшийся в комнату Азур. На лице его сияла улыбка, в руках он держал огромную серебряную вилку, похожую на шпагу, готовую пронзить насквозь незваного гостя.
Новогодняя ночь
Оксфорд, 2001/02 год
Вместе с другими гостями Пери перешла в столовую, где стоял огромный дубовый обеденный стол, который мог бы послужить реквизитом для фильма о средневековой жизни. Она представила, как за ним сидели короли и рыцари, поедая фаршированных фазанов и огромные куски жаренного на вертеле мяса. Вот только сервировали его тогда серебряными блюдами и золотыми кубками, а не обычной фаянсовой посудой.
В дальнем конце комнаты горел камин, облицованный майоликой; над каминной полкой висела большая черно-белая фотография в раме. Завороженная танцующими языками пламени, Пери подошла ближе. Оказалось, что на каждой плитке нанесено изображение – в основном это были мужчины, но встречались и женщины; все с печальными и строгими лицами, одетые в костюмы прошлых веков. Пери догадалась, что это пророки, апостолы и святые. На некоторых плитках можно было прочесть подписи: царь Соломон, святой Франциск, Авраам, Будда, святая Тереза, Рамананда… Одни держали сосуды с водой, другие делали записи на пергаменте, беседовали со своими учениками или молились в пустыне. Судя по всему, никакой системы в расстановке определенных плиток не задумывалось. Странно было видеть их рядом друг с другом, как будто кто-то вдруг решил собрать всех святых на один пир. Проще было представить каждого из них в отдельности, но только не вместе. Пери поискала глазами пророка Мухаммеда. Да, он тоже был здесь – на белом коне, возносящем его на небеса. Лицо скрыто, голова в обрамлении яркого пламени – так его когда-то изображали на персидских и турецких миниатюрах. Была здесь и Дева Мария с Младенцем Христом на руках, в окружении крылатых ангелов. Неподалеку от нее пророк Моисей указывал на росший из земли прут, половина которого превратилась в змею.
Чего ради Азур решил украсить свой камин всеми этими ликами? Если не брать в расчет чисто декоративные соображения, остается один ответ: так он демонстрирует свое собственное вероучение. А если это правда, то во что именно он верит? Пери уже прочла несколько его книг, но он по-прежнему оставался для нее тайной за семью печатями. Устав от всех этих головоломок, Пери решила сосредоточиться на фотографии над каминной полкой.
Она узнала тот же дом, где сейчас находилась, только явно снятый несколько лет назад. Те же дубы, мимо которых она шла от автобусной остановки, та же извилистая тропа. В палисаднике густо росли цветы, по небу плыли тяжелые белые облака, такие низкие, что едва не касались крыши. Дом выглядел немного иначе – словно был меньше. Возможно, за прошедшие годы к нему сделали пристройку. Эта фотография, запечатлевшая весенний расцвет природы, показалась Пери изображением потерянного рая, обители безмятежности и светлой радости, в которую уже не суждено вернуться.
Тем временем гости, стоявшие вокруг стола с бокалами в руках, терпеливо ждали, когда им укажут их места.
– Азур, будь любезен, скажи, как нам садиться? – спросил худощавый мужчина с впалыми щеками. Позднее Пери узнала, что это профессор квантовой физики, очень знаменитый.
– Станет он думать о таких глупостях! В этом доме все садятся, как сами захотят! – заметил другой мужчина довольно внушительной комплекции. Это был профессор факультета теологии и религии, давний друг Азура, хорошо изучивший его привычки. В подтверждение своих слов он отодвинул стул и сел.
Другие гости, последовав его примеру, постепенно расселись вокруг стола. Когда Пери тоже выбрала себе место, рядом тут же плюхнулся Даррен. Красивая блондинка в синем платье сидела напротив, возле Азура.
Профессор теологии поднял свой бокал:
– Хочу провозгласить тост за нашего радушного хозяина. Мы все благодарны ему за то, что он собрал нас здесь, чтобы никто не чувствовал себя одиноким и покинутым этой морозной ночью.
Задумчиво глядя на длинные скрещенные тени от трех зажженных свечей в железном подсвечнике, Азур улыбнулся в ответ.
Пери смотрела на людей, сидящих вместе с ней за столом, – студентов и преподавателей из самых разных научных сфер. Едва войдя в этот дом, она сразу заметила, что всех гостей Азура, несмотря на их очевидные различия, объединяет одно: ум. Наверняка в ближний круг такого человека могли войти только какие-то особенные люди, решила она. Острый ум, образованность, умение тонко чувствовать – все это должно отличать их от обычного среднего уровня. Если так, не слишком ли она самонадеянна? Правда, их роднило еще одно обстоятельство: все они, по разным причинам, собирались встречать этот Новый год в одиночестве, пока Азур не собрал их, как разбросанные раковины на пустынном пляже.
– Есть еще один повод выпить за нашего хозяина, – продолжал пожилой профессор. – Как известно, в его доме часто звучит Бах. Не сомневаюсь, если бы каждый слушал Баха хотя бы десять минут в день, верующих стало бы гораздо больше.
Азур покачал головой:
– Я бы не рискнул утверждать это так категорично, Джон. Ты знаешь лучше меня, что Бах – это теологическое минное поле. Действительно, когда звучит его музыка, кажется, что слышишь голос самого Бога. Но, слушая Баха, постепенно приходишь к мысли, что творение Божие так совершенно, что не нуждается в своем Творце. Начинаешь понимать, что Бог – не что иное, как высшее проявление человеческого духа. Так что Бах может сделать человека верующим, а может превратить его в убежденного скептика.
Некоторые гости засмеялись.
– Пожалуйста, угощайтесь! – предложил Азур, указывая на стол.
Все переключили внимание на еду. В центре стола стояли три больших блюда: одно с тушеной фасолью, второе – с диким черным рисом и третье – с крупной индейкой, поджаренной до румяной корочки. И графин с рубиново-красным вином. Ни соусов, ни приправ. Простота сервировки казалась почти нарочитой. Пери невольно улыбнулась, вспомнив о жизненных правилах матери. Сельма скорее умерла бы, чем пригласила гостей к столь скромному столу. Она постоянно твердила дочери, что званый обед можно счесть удачным лишь в том случае, если на каждого гостя приходится как минимум по два блюда. «Если ты пригласила четверых, значит должна приготовить восемь блюд, если пятерых – то десять». Сейчас их было двенадцать – и всего три блюда. Ее мать пришла бы в ужас.
Гости принялись накладывать угощение на тарелки и передавать блюда друг другу. Когда дошла очередь до Пери, она положила себе щедрую порцию индейки и риса, внезапно вспомнив, что не ела весь день.
Блондинка, имени которой Пери до сих пор не знала, повернулась к Азуру:
– Неужели ты приготовил все это сам?
Пери воспрянула духом. Если она это спрашивает, значит никак не может быть его женой.
– Да, дорогая. Надеюсь, тебе понравится, – ответил Азур и добавил, обращаясь ко всем: – Bon appetite!
В зыбком мерцании свечей глаза его стали зелеными, на кончиках ресниц вспыхивал золотистый свет, а губы, которые раньше Пери никогда не отваживалась рассмотреть, казались почти такими же яркими, как вино в его бокале.
Азур чуть наклонил голову и сквозь полуприкрытые веки с едва заметным удивлением взглянул на Пери. Только сейчас осознав, что смотрит на него слишком долго, она вспыхнула и тут же отвернулась к Даррену, в душе благодаря его за то, что он рядом.
На десерт был рождественский сливовый пудинг. Азур собственноручно полил его бренди и поджег. Голубые языки пламени отплясывали веселый танец, прежде чем прекратить свое краткое существование. Когда огонь погас, Азур уверенной рукой разрезал пудинг и положил каждому по большому куску, увенчав его заварным кремом. Гости, наблюдавшие за огненным шоу в восхищенном молчании, едва попробовав пудинг, рассыпались в комплиментах кулинарному мастерству хозяина.
– Вам нужно написать кулинарную книгу, – заявил профессор физики. – Просто восхитительно! Как вам это удалось?
– Ну, всему можно научиться, – пробормотал Азур.
Пери с замиранием сердца прислушивалась к разговору. Похоже, никакой жены все-таки нет, решила она. Как назло, никто не касался вопроса о семейном положении Азура. Вместо этого беседа обратилась к недавнему вторжению в Афганистан. Мнения разделились: одни гости осуждали действия Тони Блэра, другие считали их вполне оправданными. Пери удивил спокойный тон, которым здесь рассуждали о политике. В Турции все без исключения политические споры, свидетельницей которых ей приходилось бывать, вызывали бурный накал страстей и нередко доводили участников до взаимных оскорблений. Когда градус эмоций зашкаливал, каждый, доказывая свою правоту с пеной у рта, меньше всего думал об уважении к собеседнику. А за этим столом, напротив, самое резкое несходство во мнениях не могло заставить спорящих забыть о хороших манерах. Сравнение двух культур настолько поглотило Пери, что она потеряла нить разговора и, когда все взоры внезапно обратились к ней, не сразу поняла почему.
– Мы только что узнали, что вы приехали из очень интересной страны, – произнес пожилой профессор теологии.
Вспомнив слова Ширин о том, что Азур ненавидит слово «интересный», Пери бросила взгляд в его сторону. Но Азур, глядевший на нее поверх бокала, судя по всему, с любопытством ожидал, что она скажет.
– Как вы думаете, воспользуется Турция шансом быть принятой в Евросоюз? – обратилась к Пери дама с короткими седыми кудряшками, жена пожилого профессора.
– Надеюсь, да, – сказала Пери.
– А вам не кажется, что в культурном отношении ваша страна… иная? – вмешалась блондинка.