Бомба. Слово, подобно ядовитому дыму, взявшемуся из ниоткуда, повисло в воздухе. До этой минуты все еще надеялись, что причиной взрыва могли послужить утечка газа или неисправный генератор. Конечно, тяжесть случившегося не становилась от этого меньше. Но бомба – совсем другое дело. Взрыв бомбы – это не только трагедия, это еще и спланированное убийство. Любая катастрофа ужасна. Катастрофа, ставшая следствием злого умысла, ужасна вдвойне.
И все же им придется научиться жить в мире, где каждый день может взорваться бомба. Безумная логика террористов непредсказуема, но и у них есть свои шаблоны. Теракты не совершаются по ночам. Их организаторы почти всегда выбирают оживленные дневные часы, чтобы поставить под удар как можно больше людей за короткое время и попасть в заголовки завтрашних газет. Ночь таит в себе множество опасностей, но не эту. По крайней мере, так было до сих пор.
– Бомба? В это время? – удивилась хозяйка дома.
– Возможно, террористы тоже в пробке застряли, – съязвил ее супруг. – В Стамбуле теперь никто не приезжает вовремя, даже Азраил.
Гости рассмеялись, но смех был невеселым. Шутки перед лицом трагедии, с одной стороны, кажутся дикими и неуместными, с другой – облегчают гнет страха и неуверенности, который в подобные минуты становится почти невыносимым.
На экране было видно, что на месте происшествия собралась целая толпа. Люди ловили каждое слово репортера в надежде, что у них возьмут интервью. Какой-то мальчуган лет двенадцати подпрыгивал и махал рукой в восторге оттого, что на него направлены телекамеры.
В следующее мгновение на экране возникли кадры, сделанные с вертолета. Дома лепились друг к другу так тесно, что весь квартал напоминал огромный муравейник. Однако приглядевшись, можно было различить, что один из домов напоминает кадры из военной хроники. Окна выбиты, стены обуглены, тротуар напротив усыпан осколками стекла и кусками штукатурки.
– Мы все были дома, смотрели телевизор, когда раздался этот жуткий грохот и весь дом содрогнулся, – рассказывал один из очевидцев, приземистый мужчина в пижаме. – Я подумал: землетрясение!
Он едва сдерживал волнение, явно потрясенный тем, что именно в эту минуту его показывают по тому же каналу, который он еще совсем недавно смотрел сам, и на него устремлены взгляды миллионов людей. Пока он, по просьбе репортера, описывал свои ощущения, на бегущей строке внизу экрана появились сведения о количестве убитых и пострадавших.
В особняке на берегу моря гости, возвращаясь в столовую, сообщали тем, кто никуда не уходил:
– Пятеро убитых, пятнадцать раненых.
– Цифры еще могут увеличиться. Несколько раненых в критическом состоянии, – заметил журналист, успевший позвонить в редакцию.
С той же непринужденностью, с какой они передавали друг другу тарелки с закусками за обеденным столом, теперь они обменивались подробностями кровавой катастрофы и смаковали их. Преувеличения никого не смущали, не говоря уже о том, что рассказ о трагедии повторялся снова и снова. Чем больше они делились страшной новостью, тем менее реальной она им казалась. Трагедия становилась товаром, предназначенным к потреблению – коллективному и индивидуальному.
Подруга журналиста, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила:
– Значит, так. Они делали бомбу у себя в квартире. Только представьте: собирали ее по частям, как какой-нибудь дьявольский конструктор лего. И сработал детонатор. Хорошая новость: террористы погибли на месте. Плохая новость: их сосед с верхнего этажа тоже погиб. Учитель на пенсии.
– Может, географию преподавал… Бедняга, – произнес хозяин дома. – Вот ведь судьба… Наверное, был уважаемым человеком, учил детей уму-разуму, ходил в поношенных костюмах. Всю жизнь работал как про́клятый. Вышел на пенсию, думал отдохнуть наконец от борьбы с малолетними балбесами. А тут в квартире ниже этажом селятся террористы и начинают бомбы мастерить. Бумс! Учителю конец. Рассказывал детям о пойменных озерах и столичных городах, а тут такая гребаная география терроризма под боком!
Прошло несколько мгновений, прежде чем разговор возобновился.
– О террористах что-нибудь известно? – спросила владелица рекламного агентства. – Кто они, марксисты? Курдские сепаратисты? Исламисты?
– Какой богатый выбор! – усмехнулся архитектор.
Пери услышала, как муж ее тихонько откашлялся.
– Ужасен не только терроризм и его последствия, – сказал он. – Ужасно то, что мы легко привыкаем к подобным трагедиям. Завтра об этом несчастном учителе будет говорить весь город. А через неделю о нем все забудут.
Пери опустила глаза. Печаль, которой были наполнены слова мужа, пронзила ей сердце и осталась там, слово уголек, тлеющий в золе потухшего костра.
Лицо другого
Оксфорд, 2002 год
У ворот их ждало такси. Некоторое время они ехали молча, пока Пери не нарушила тишину и не чихнула.
– Будь здорова, Мышка!
– Спасибо… Поверить не могу, что я все-таки решилась переехать с тобой! – вздохнула Пери и устремила взгляд в окно, за которым мелькали городские улицы.
Несмотря на ее протесты, Ширин продолжала искать дом. Ей даже удалось получить разрешение от руководства колледжа на их переезд в середине учебного года. С ее неукротимой энергией поиски не заняли много времени. Как усердная пчела, перелетающая с цветка на цветок, она внесла залог и арендную плату за первый месяц и наняла машину для перевозки их скромных пожитков. К тому же организовала все так безупречно и бесповоротно, что, когда настал день переезда, Пери осталось лишь взять пальто и выйти вместе с ней на улицу.
– Расслабься! – усмехнулась Ширин. – Нам будет весело. Втроем.
У Пери перехватило дыхание.
– Втроем? И кто третий?
Ширин извлекла из сумочки пудреницу, открыла ее и пристально взглянула в зеркало, словно, прежде чем ответить, хотела придать лицу подобающее выражение.
– С нами будет жить Мона.
– Вот как? И ты говоришь мне об этом только сейчас?
– Ну, в доме всегда лучше жить втроем, а не вдвоем.
Ширин усмехнулась, словно сама не слишком верила собственным словам.
– Ты должна была сказать мне раньше, – покачала головой Пери.
– Прости, забыла. Столько хлопот. Эй, да в чем дело-то? – Ее голос смягчился. – Мне казалось, Мона тебе нравится.
– Мне-то нравится, а вот ты с ней не уживешься.
– Ну и ладно, – пожала плечами Ширин. – Мне нужны испытания и трудности.
– Что ты имеешь в виду?
Если у Ширин и было объяснение, она не торопилась его озвучивать. Машина остановилась у крыльца дома в Джерико в ряду таких же викторианских домов, с эркерными окнами на первом этаже, высокими потолками и маленьким садиком с задней стороны.
Мона ждала их на ступенях в окружении сумок и коробок с вещами. Махнув им рукой, она спустилась вниз; лицо ее выдавало волнение. Пери сразу поняла, что Мона, как и она сама, уступила натиску Ширин.
– Привет, Мона! – расплатившись с водителем, крикнула Ширин.
Все трое смущенно топтались перед входом, обмениваясь улыбками и приветствиями. На фоне архитектурной гармонии улицы их очевидное несходство было еще заметнее: длинное темно-коричневое пальто и бежевый хиджаб Моны, джинсы и синий плащ Пери, яркий макияж, короткое черное платье и сапоги на высоком каблуке Ширин.
– Надо сделать пару дубликатов, – сказала Ширин, жонглируя связкой ключей. – Чувствую, это будет увлекательно.
С этими словами она отперла дверь и шагнула внутрь. Мона шла следом, на пороге она чуть помедлила, чтобы войти с правой ноги. Губы ее шептали молитву:
– Бисмиллах ир-рахман ир-рахим.
Последней, отчаянно чихая и кашляя, вошла Пери. Хотя дом был полностью меблирован, комнаты показались ей полупустыми. Мысль о том, что теперь ей придется жить вместе с другими людьми и в любое время дня и ночи пересекаться с ними, хочется ей этого или нет, пугала ее. Не будет ли ей в тягость эта вынужденная близость, сумеют ли три девушки, не связанные родственными узами, жить как одна семья, не посягая на личное пространство друг друга? Пери пыталась отогнать тревожные мысли, но они упорно возвращались. Судьба – это рулетка, и крупный выигрыш получают лишь те, кто делает высокие ставки. Что ж, пусть будет что будет, вздохнула она про себя. Возможно, живя под одной крышей, они станут по-настоящему близкими подругами, даже сестрами. А возможно, их совместная жизнь обернется бесконечными размолвками, ссорами и взаимной неприязнью.
Если у домов бывает характер, то этому достался характер старого брюзги. Он вечно жаловался – половицы трещали, дверные петли скрипели, дверцы шкафов взвизгивали, холодильник вздыхал, кофемашина стонала при любой попытке привести ее в действие. Тем не менее он принадлежал им – до тех пор, пока они будут исправно вносить арендную плату. У подруг теперь даже появился свой маленький садик, где они с наступлением теплых дней планировали готовить барбекю.
Из трех спален на втором этаже две были примерно одинаковыми по размеру, третья – меньше и темнее. Пери настаивала на том, чтобы занять именно эту комнату, сочтя это справедливым с учетом своего скромного вклада. Она догадывалась, что Мона и Ширин за ее спиной договорились разделить расходы. Арендную плату взяла на себя Ширин, верная своему слову. Оплата счетов возлагалась на Мону, причем их ежемесячная сумма, скорее всего, не должна была существенно превысить ее плату за комнату в общежитии. Пери оставалось только вносить свою долю на покупку продуктов. На таких условиях она ни за что не согласилась бы занять другую комнату, кроме самой маленькой и неудобной.
– Глупости! – возразила Мона. – Надо тянуть жребий. Кто вытянет самую короткую соломинку, поселится в маленькой.
– Значит, хочешь положиться на судьбу? – недоуменно покачала головой Ширин.
– А ты что предлагаешь?
– Кое-что получше, – расплылась в улыбке Ширин. – Меняться комнатами. Каждый месяц собирать вещи и перебираться на другое место, как кочевники. Будем как гунны, только мирные. И никому не обидно.