– Хоть на миллиметр дело сдвинулось? – поинтересовался прокурор.
Пермяков сделал недовольную мину и бросил взгляд на мужика. Поняв, что в кабинете находится один из тех, кто имеет к этому делу отношение, Пащенко расположил свой стул так, чтобы быть к посетителю лицом.
– Это Мартынов, – пояснил Пермяков.
– Здрасьте, – смиренно обозначил свое присутствие представитель нижней прослойки среднего класса. – Я слесарь из мэрии.
– А-а-а... – протянул Вадим. – С чем пришли?
– С чем привели, с тем и пришел. Я здесь уже в третий раз.
– Наверное, таким образом следователь пытается раскачать вашу память, – предположил Вадим. – Вполне возможно, что раз на двенадцатый или четырнадцатый вам придет в голову, что есть нечто, что вы никак не могли вспомнить в предыдущие посещения. Например, кто, кроме вас, проходил на крышу мэрии. Вы это видели, но потом это выпало из ваших воспоминаний.
Пащенко хотел употребить «проникал» вместо «проходил», однако понимая, что такая формулировка может вообще наглухо заблокировать память мужика, вовремя спохватился. Люди под стать сегодняшнему званому гостю шарахаются от юридических терминов, справедливо полагая, что звучат они всегда там, где пахнет сроком. С ним, со средним классом, ухо нужно держать востро...
– Я человек, конечно, пьющий, – убедительно произнес слесарь. – Возможно, что бывают моменты, что и на работе употребляю. Однако с памятью у меня, как и с головой, все в порядке. И я уже три раза повторил следователю, что ничего не видел и ничего не слышал. Может быть, товарищ следователь из того, что я говорю, не все запоминает?
– Ты, Мартынов, брось придуриваться, – посоветовал Пермяков. – У меня-то с памятью все в порядке. А вызывать раз за разом тебя приходится, потому что каждый раз ты вспоминаешь то, что умолчал или категорически отрицал в предыдущие явки.
– Например? – спросил Струге, стоя лицом к окну и разбираясь со штепселем от чайника.
– Например, слесарь Мартынов сегодня вспомнил, как у него, буквально за три дня до происшествия, просил ключи от чердака некто Волынцев. А до этого он не только не упоминал об этом факте, а, наоборот, категорически отрицал любую возможность интереса к ключам!
– Так я же не дал ему ключи!! – возмутился слесарь. – Вы интересовались, кто у меня брал ключи! А я вам отвечал, что никто не брал! Не брал, потому что я никому не давал. Логику чувствуете? Я человек строгих понятий. Мне начальство сказало – ключи никому не давать! И никому не даю. В прокуратуре спрашивают – кому давал ключи? Я отвечаю – никому не давал.
– Неужели трудно допереть до того, что меня интересует?! – взорвался Пермяков. – Если я спрашиваю о ключах от чердака, то я подразумеваю возможные фамилии тех, кто интересовался крышей!!
– Вы, следователи, странный народ, – заметил Мартынов, похлопав себя по карманам в поисках сигарет. – Задают одни вопросы, а ответы ждут на другие. Я что, телепат, что ли, ваши мысли читать?
– Мартынов... – Чувствовалось, что Пермяков устал и начинает терять терпение. – Вот ты, к примеру, приходишь с работы домой. И тебя, прямо с порога, жена спрашивает: «Опять нажрался, скотина?» Ты что, думаешь, она ждет от тебя подтверждения своей догадки?! Ее интересует – где, с кем, сколько и какая часть аванса уже никогда не войдет в семейный бюджет!
– Ладно. – Пащенко решил выступить в роли миротворца. – Кто такой Волынцев в мэрии, Мартынов?.. – Покосившись на Антона, уже приступившего к активным действиям с чайником, он вдруг сорвался: – Антон, не вставляй!! Не вставляй вилку!!!
Было поздно. Раздался хлопок, после которого отключилось радио, погас монитор компьютера следователя и по кабинету распространился запах сгоревшей проводки.
– Эта розетка была неисправна... – мертвым голосом произнес Пермяков. – Опять электрика вызывать...
– Что вы за люди? – разозлился Мартынов, скидывая «вареную» жилетку образца восемьдесят восьмого года и вынимая из письменного прибора следователя отвертку. – Допросить по-человечески не могут, розетку починить не в состоянии!.. За что вам зарплату плотют?!
Занявшись разрешением электрической проблемы, он стал говорить о том, что за несколько дней до того, как в гостинице пристрелили немца, к нему в «кондейку» заглянул один из работников Департамента архитектуры и строительства Волынцев Алексей Владимирович и попросил ключи от крыши, чтобы заснять на пленку площадь перед вокзалом. Мол, одна из фирм берет подряд на обустройство торговых рядов, и для его проектировки нужна визуальная привязка к местности.
– А зачем он вам это рассказывал? – поинтересовался Струге, стирая с рук черную копоть. – Вы входите в комиссию по утверждению проекта?
– Наверное, боялся, что я ключи не дам, – объяснил Мартынов. – Все ведь знают, что мне запрещено ключи от чердака давать. Идите, я сказал, к мэру или его первому заму, который мне задачу ставил, и, если они дадут добро, я замки открою. Но он больше не пришел. Наверное, рынок как был засранным, так и останется. Нету в городе хозяина...
В розетке снова раздался сухой треск. Уже раздумывая, что делать с вновь появившейся в ходе расследования фамилией «Волынцев», все трое повернули головы в сторону Мартынова. Тот стоял в полусогнутом состоянии и не шевелился.
– Эй!.. – позвал его тревожным голосом Пермяков. – Из тебя там пробки не вышибло, Эдисон?
Слесарь развернулся к собеседникам с таким лицом, словно секунду назад видел усмешку сатаны. Оно было перекошено и покрыто пеленой мертвенной бледности.
– А ведь я давал ключи от крыши. За неделю... Дней за семь до того, как ко мне эти двое завалили – мент и буржуй... Мужик в спецовке приходил подсветку к флагу чинить.
Глава 7
– Твою память, Мартынов, электрошоком лечить нужно! – взревел Пермяков. – Что за мужик приходил? Какие события этому предшествовали?! Как тот тип в спецовке выглядел?!
Казалось, потрясение, которое испытывал слесарь от неожиданного проблеска в памяти, оказало на него гораздо большее впечатление, чем крик следователя. Ничуть не смутившись, он, закончив прикручивать пластмассовую пластину к стене, сначала сообщил, что проводка отремонтирована, потом вернулся к стулу, вынул пачку «Примы», закурил, а уже после стал отвечать на вопросы в той последовательности, в которой они задавались.
– Мужик как мужик. Среднего роста, в серой хлопчатобумажной робе. Знаете, есть такие – с пуговицами от мотни до воротника? Позвонил мне один из мэрии, сказал, что сейчас подойдет мастер-электрик, чтобы починить находящуюся на крыше подсветку к флагу. Знаете, типа настольной лампы, только вверх ногами? И велел, чтобы я тому мастеру никаких препятствий не чинил. Он пришел с проводом и сумкой с инструментом, попросил у меня ключи... Да ключи я все равно не дал!! Сам поднялся, открыл чердачные двери, а после, когда тот ушел, двери закрыл. А как выглядел... На «чеха» похож.
– На чеха? – переспросил Пащенко. – А чем чех наружностью отличается, скажем, от словака?
– «Чех» – это чеченец, е-мое! – раздосадованно пояснил слесарь. – Борода черная на всю морду, легкий акцент. В общем, обычный южный типаж. Только вот...
– Что? – въелся в него глазами прокурор.
– Печатка на пальце у него была золотая. – Вперив взгляд в потолок, слесарь напряг память. – Да, печатка. С зеленым камнем.
– У электрика? – усомнился Струге. – А бриллиантовой диадемы у него на голове не было?
– Чего у него на голове не было?..
Струге почесал подбородок. Несмотря на всю нелепость рассказа слесаря, он заставил себя прояснить ситуацию до конца.
– А что за человек тебе звонил?
Мартынов зримо поджался и стал покусывать губу. Для Струге было очевидно, что, заставляя слесаря назвать фамилию одного из руководителей, он подставляет работягу под удар.
– Наводку-то дашь?
Мартынов огорченно развел руками:
– Мужики, ей-богу, денег – ни копья...
Почти полминуты у судьи ушло на то, чтобы связать ответ слесаря со своим вопросом.
– Что за страна идиотов?.. – обреченно выдавил Струге. – Наколку, Мартынов, наводку, информацию... Это все фиолетово однообразно по смыслу, Мартынов! Черт, находить общий язык с несудимыми становится все труднее и труднее... Кто из начальников тебе позвонил и предупредил о том, что на крыше будет работать электрик?
Слесарь подозрительно посмотрел на Струге, словно тот только что вошел в кабинет.
– Товарищ следователь, а я не мог вас видеть раньше?
– Нет, – отрезал Антон Павлович.
– А у меня такое ощущение, что я вас где-то видел. Смутные какие-то воспоминания. Одно точно помню – толпа вокруг большая была. То ли на свадьбе у дочери, в Архангельске, то ли на суде у зятя, здесь, в Тернове...
– Или на похоронах во Пскове, – своевременно вмешался Пащенко. – Там тоже толпа большая. Или в очереди за пивом, в Бухаре. Тебя спросили, многобайтовый ты наш, – кто тебе звонил?
– Толбухин и звонил, – нехотя выдавил слесарь и поднял глаза на судью. – А зятя-то тогда на пять лет судья в холодные края отправил... У вас нет такой черной рясы, типа как у попа?
Вместо ответа Струге повернулся к Пащенко:
– Вадим Андреевич, позвони лично. Позвони этому Толбухину и узнай, кого он направлял на крышу и с какой задачей. – Видя, как тот потянулся к телефону, он снова вернулся к беседе со слесарем. – Это случилось до того, как ты вывесил флаг, или после?
Мартынов погонял во рту потухший и вонявший даже на расстоянии двух метров окурок «Примы» и снова исследовал потолок.
– На следующий день после того, как мужик сделал подсветку, я получил от Толбухина флаг и повесил его.
– И тогда уже веревки не хватало? К тому моменту она и была отрезана? После того, как ушел электрик?
– Получается, так.
– Значит, мастера велел запустить на крышу Толбухин, и флаг тебе велел сменить опять же Толбухин?
Получив утвердительный ответ, Струге посмотрел в сторону прокурора, который безуспешно пытался дозвониться до «мэрского» зама. В трубке звучали короткие гудки. Видимо, господин Толбухин был гораздо более занятой человек, нежели федеральный судья или транспортный прокурор.