Три этажа сверху — страница 23 из 67

-В присутствии коменданта, нашего Дениса Александровича Понятовского, и всего народа...

Краснокутский покраснел и даже потянул ноздрями, он явно разволновался. Решил, что лучше обойтись без ненужного пафоса:

-Алина Анатольевна, прости за всё, что было, я тебя люблю! Давно уже! Стань моей э-э... супругой! Ну не могу я так! Вот подарки, вот мой самострел: доверяю! Вот мои ребята... сейчас сделаем, как положено...

Он стоял уже на коленях и успел в минуту короткого замешательства схватить меня за обе руки и крепко держал - я почувствовала, насколько крепко, попытавшись вежливо высвободить ладони.

Дурацкая ситуация!

Не прощу, Краснокутский!

Слово взял Денис Понятовский, объясняя присутствующим, что союз двух десятников автоматически приведёт к усилению власти отдельной семьи и надо или согласиться с перераспределением влияния, или переизбрать десятника: Владимира или Алину Анатольевну. Но в десятке Алины Анатольевны одни девушки... тогда... и дальше в этом духе.

Я не слушала Дениса, потому что давно просчитала все возможные последствия. Мой слух ловил голоса из толпы, а мозг лихорадочно искал способ освободить руки из клещей Большого Вована.

...Вот Лёха, и он почему-то стоит среди ребят Краснокутского и спрашивает:

- А Карнадут как же?

Второй голос:

- У Вована большая хотелка.

- И что?- заволновался обычно молчаливый Лёшка, явно примеряя ситуацию на себя.

Третий голос:

- И я мечтаю о девушке!

Четвёртый, недовольный и неиспорченный голос:

- А Контора опять будет вешаться на всех, кто подвернётся?!

Шёпот:

- Девочки, ой, что же Алинке делать?! Светка же...

Что делать Алинке? Что же тебе, Алинка, делать? Сидеть рука об руку с Вованом, быть подмятой этим бугаём, и потом всю жизнь терпеть, наблюдая, как он устанавливает свои порядки в прайде...

Я наклонилась и укусила руку Краснокутского, не шутя, со всей силы, непроизвольно издав при этом грудной звук: 'Гхам!!'

- Ссука! - басом крикнул Краснокутский и затряс рукой.

Я вскочила, но осталась на месте, никуда не пряталась. Зло сцепила зубы и сощурила глаза - мне нужно достать его и раздавить, нейтрализовать хотя бы на время. Сейчас или никогда. И уклониться не имею права.

Он хотел меня ударить, но почувствовал, что все недобро насторожились и сдержался.

Снова, - я это проходила, - схватил меня в охапку, прижав к животу так, что я уткнулась ему в грудь носом и чуть дышала, и заявил:

- Все усекли: это моя женщина, поняли?! Кто не согласен, выходи вперёд, поговорим!

Я поняла, что положение ещё более невыигрышное: унизительное положение, а сделать ничего не могу.

'Так, - подумала я, - теперь, Алиша, всё решается без твоего участия. Или тебя предадут и оставят добычей Вовану, или...

Но, что бы ни было, всё произойдёт снаружи. Ты своё отыграла, расслабься. Дай себе отдохнуть от мира, и дай миру отдохнуть от себя. Попробуй, удержи меня, проклятый гоблин - это была твоя идея!'

Я расслабила коленки, размякла и повисла. Вован ещё больше разозлился, поняв, что я специально не стою на ногах. Эта скотина лапнула меня под ягодицы, коротким движением поддёрнув повыше, выпятила живот, чтобы половчее удерживать килограмм сорок пять безвольного живого веса, и что-то трубила в народ. Народ и Денис Понятовский что-то отвечали скотине. Толян выяснял отношения с Лёшкой, у них началась потасовка.

Я старалась абстрагироваться, но вдруг почувствовала присутствие того, кого не может быть на трёх этажах. Глянула поверх плеча Краснокутского: так и есть. Рядом как из-под земли встали Влад, Жека и Адамчик, все трое такие родные и все трое ничего себе: плечистые в толстых стёганых куртках. И мне осталось только вскинуть брови от удивления, а ноги взбрыкнули и задёргались, молотя по коленям и голеням Краснокутского.

Я сообразила, что Карнадут шёл за мной и Женей. Он не выпускал нас из виду, затем дождался, пока переправятся по очереди мастера, забрал у них лодку и переплыл реку. Жека мог и не знать, что Боксёр в школе. Да, наверняка так и было: встретились и сговорились потом, подальше от чужих глаз.

Краснокутский отпустил меня и, как в очень откровенном, не для детей, танце произошла смена партнёров с поддержкой: теперь меня притянул к себе, поставив рядом, Влад Карнадут:

- Алина Анатольевна, всё в порядке?

- Да, спасибо, всё хорошо. Очень рада вашему возвращению!

И шепнула:

- Твоё ребро?! Как ребро?

-При мне! - процедил сквозь зубы этот великий конспиратор, умудряясь сохранять официальное выражение лица.

- Сейчас у нас кворум. - Это голос коменданта Дениса. Он улыбается одними глазами и переводит разговор в деловое русло:

- Сегодня на повестке дня план переселения в лагерь. Но сначала о разном. Алина Анатольевна, мы вам не помешали вступить в брак с Владимиром Краснокутским?

- С Владимиром Юрьевичем Краснокутским! - вставляет взбешённый Вован, соображая, спустить на ребят свою свору, или отказаться от задуманного. Но свора проморгала тот момент, когда её разделили по одному ребята Понятовского и Карнадута. И ребята Понятовского и Карнадута готовы схватить под локти каждого, кто рванётся по сигналу Вована.

Я взяла слово. Нет, мягко сказано - я сделала шаг вперёд и возмущённо взревела, чувствуя, что трясусь от пережитого унижения и не в силах успокоиться:

- Заявляю при всех, я отказываюсь выходить замуж за кого бы то ни было! Считаю, что это нарушает общие интересы, которые для меня важнее, и требую расширить свод законов! Никто не может заставить женщину вступить в брак!

Денис с энтузиазмом кивает мне:

- Заявление принимается!

Я с облегчением понимаю, что он на моей стороне, и первая половина сегодняшнего спектакля была допущена им по сговору с Владом и его ребятами. И нас теперь трое десятников против одного Вована, и даже если бы он захотел возразить, - нас большинство, и это будет учтено в решении общего собрания.

Влад тоже делает шаг вперёд и вежливо поддерживает под локоть оскорблённую меня, а сам, разумник, сообразил, что моя поправка в свод законов действует во все стороны, и выдыхает мне в ухо: 'Оставь мне шанс!'

Мне снова тепло, спокойно и, вернув равновесие мыслей и чувств, я вношу дополнение:

- Женщина может вступить в брак только по собственному желанию, по любви, и только через месяц после помолвки, успев три раза подтвердить на Совете, что её никто не принуждает к замужеству и ответив на все вопросы старейшин. У меня всё!

Влад Карнадут быстро чмокнул меня в щеку, это ему легко: стоим, прижавшись друг к другу.

Я подумала, что и он не удержался от демонстрации, отметился всё-таки на мне. И пора всё менять, иначе, Алина Анатольевна, ты станешь объектом спекуляций в мужающем не по дням, а по часам, пацанском окружении. А затем та же роль достанется Тане Гонисевской, и бедный будет Лёшка... А потом быстро всех девочек разберут...

Подозреваю, что у Светы Конторович всё сложится иначе, но я искренне желаю ей счастья. Вот только с кем? Ага, пылкий влюблённый Елисей тайком увёл в тень плачущую Светлану... Что ж, без меня разбирайтесь, ребята... Всех юбкой не прикрою. А надо бы. Но как?

Внезапно дым от огня в камине не ушёл в вытяжную трубу и повалил внутрь, заставив закашляться всё общее собрание. Люди повскакали со своих мест. Окна школьного коридора, обращённые на юг, залило водой. Но странно залило: словно воду подали из шланга. Кто-то первый открыл окно рядом с выходом каминной трубы. Из окна потянуло теплом, от которого все отвыкли. Вокруг стояла ночная тишина, разбавленная никогда не прекращавшимся шелестом камыша да поскрипываниями деревьев в лесу за восточной стеной. Но дымовая труба, выходившая из форточки, слегка курила мокрой поверхностью, она была мокрой от порыва ветра, хлестнувшего внезапным сильным и коротким ливнем.



Глава шестая. Буря


Южный тепловой след стал катастрофой.

Вокруг школы снова происходило что-то за гранью человеческого понимания.

...Алина и Елисей Прокопенко временами не прочь были пофилософствовать на отвлечённые темы, и сейчас для этого нашёлся и повод, и свободное время. Они, как древнегреческие мыслители, выстраивали доводы исключительно эмпирически, чем втайне гордились, и додумались до того, что здешняя квадратная аномалия распространяет лучи на местности, и не только на местности, но и во времени, проникая в разные эпохи, и так определяет своё местонахождение. Или, возможно, таким вот способом удерживает себя на месте. Шире и дальше в своих выводах доморощенные философы по умолчанию старались не заходить: слишком зыбким и незавидным было положение затерянных трёх этажей, и лучше было не говорить об этом вслух. Рядом не было Славы Леванта и Игоря Шабетника - вот кто любил обсуждать научные проблемы до хрипоты и не съезжал с темы до глубокой ночи. А Карнадут и другие редкие любители замудрени находились рядом исключительно как заинтересованные слушатели диспута, реплики вставляли нечасто, потому что думали о практической стороне вопроса - чем всё обернётся для деревни, и к чему готовиться.

А гроза бушевала просто эпическая.

Электрические разряды рвали небо от горизонта до горизонта. Иногда в тучах вспыхивала вертикальная молния, словно освещавшая вертикальную стену - необъяснимое явление, впрочем, одно из многих, происходящих в этом краю. По стёклам барабанил ливень, в кабинетах юго-восточной и юго-западной стороны дождь заливал внутрь сквозь старые оконные рамы, и приходилось осматривать кабинеты и принимать меры. Нечего было и думать ходить на промысел. Уровень воды в болоте поднялся настолько, что трава скрылась под водой. Пейзаж выглядел устрашающе - школа стояла в беспокойно ходившем рябью озере, соединённая тонким перешейком с лесным холмом, на котором совсем недавно кипела жизнь вокруг костров и под навесами. На месте, где хозяйничали, буря повалила пару старых деревьев. Размокла глина тандыра и печь превратилась в бесформенную кучу камней. Ливень залил удобные костровые ямы. Ушла под воду гать, выводившая на северные холмы и на хорошо исхоженную тропу к Большой реке. К концу первого грозового дня, находясь посреди воды, деревня вынуждена была начать собирать для питья дождевую воду, выставив на крыше школы все мало-мальски годные посудины. Вылезать на крышу за водой приходилось с оглядкой, в перерывах между вспышками молний.