- Не говори!
- Нет, безобразие какое! Он любит вас, а вы!.. 'Нельзя быть жестокой с мальчиками, - так говорила моя бабушка, - они тоже люди, у них тоже есть душа'.
Алина горько усмехнулась. У неё дрогнули губы. Таня заметила это. Жарко зашептала:
- Алина Анатольевна, я всё для вас сделаю! Выкладывайте всё до конца, я же доктор, я тоже как сканер вижу всех насквозь!
- Таня, я боюсь...
- Потому что девушка? - догадалась Таня.
Алина вздохнула:
- У меня ни разу с мужчиной не было, Таня. А если случится - здесь, в глуши?
- Хочешь к нему? - прошептала Таня.
- Ещё чего! Не скажу! - шёпотом огрызнулась Алина и отвела глаза.
Таня отмела её сомнения коротким спичем, полным энтузиазма и убеждённости:
- Алин, я Свету давно наблюдаю. И Настасею. Вот уж где умница, и Дениска её молодец - такой, знаешь, настоящий. Ничего в этом страшного нет, это природа, я справлюсь со всеми вами, девочки, хоть даже сразу. Только бы нам дойти до лагеря, какой-то он очень далёкий и несбыточный, этот 'Солнечный'... Придёшь ко мне потихонечку, мы Пашку за дверь выставим, Лёшку за дверь выставим, Ксюшку...
- ..за дверь выставим, и все узнают, что-то не то! - Алина засмеялась с каким-то внутренним освобождением, успев поразиться новости про взрослые отношения Настасеи и Дениса. И почувствовала облегчение, секретничая с крупной и сильной девушкой Таней Гонисевской.
Таня улыбнулась:
- Глупости! Я скажу, что мы с Алин Анатольевной просто хотим привести в порядок ногти на ногах, и не хотим, чтобы нас видели завязавшимися в узел на кушетке. Ха! Всё это надуманная проблема. Ты сделаешь Влада счастливым?
- А ты сделаешь своего Лёшку счастливым?
Таня слегка свела брови.
- Он мне не очень.
Алина опешила. Потом закивала:
-Танюшка, а ведь я понимаю, о чём ты!
- Ах, так ты уже снюхалась с Боксёром?
Алина покраснела и выдавила из себя:
- Поцеловались, честно, не было ничего...
- И как?
- Восхитительно. До головокружения. Трудно оторваться.
- А мне Лёшка - не восхитительно. Пашка лучше. Вот где проблема, Алиночка. И никто мне не поможет.
- Никто... - растерявшись, пролепетала Алина.
И замерла, глядя вперёд и прислушиваясь.
Танюшка побледнела и расширенными от испуга глазами уставилась на Алину.
Земля глухо содрогалась. Зубры, современники мамонтов, возвращались.
Таня тихо сказала:
- Я читала, что стадо зубров обязательно приходит к реке вечером на водопой. Обязательно. Я забыла об этом.
- Может, до пещеры не дойдут? Почему они не ушли?
- Их что-то остановило...
- Деревья поваленные, например... Не знаешь, они ходят через поваленные деревья?
- Не знаю... - упавшим голосом выдохнула Гонисевская. - Возле нашей пещерки узкий берег! Что делать?!
Алина ощутила холодную и ясную решимость, и в глубине души пожалела, что позволила себе расслабиться, заговорить себя - вот он, результат: проворонила наступление зубров, а теперь бежать и выводить людей из норы поздно. Они с Танюшкой побегут - зубры погонятся за ними, у животных всегда так. Пока ребята и девочки выскочат, ещё и полуодетые, ещё и детей забудут, - зубры могут накинуться на кого-нибудь. А так, может, животные пройдут мимо, и снежный дом будет цел. Лишь бы не стали в панике лезть под ноги быкам!
На девушек наступала самка матриарх, большая, необъятная в груди, широкая во лбу, высокая в холке. Алина, хоть с зубром её разделяли три десятка метров, ужаснулась. Чтобы обойти стену пещеры, зубрам нужно выстроиться парами, иначе снесут всё на своём пути.
Алина шепнула Танюшке:
- Отходим спокойно, не суетимся. Зайдёшь вон за тот ствол - карабкайся на берег. Не вздумай кричать. Беги к норе и шепчи нашим, чтобы сидели тихо. Танюшка, главное чтобы тихо сидели, понимаешь?
Испуганная Гонисевская закивала и пошла рядом с Алиной, глядя на неё, невысокую, и удивляясь, сколько в этой Зборовской отчаянной смелости.
Алина цыкнула на неё:
- Людям нужен врач, Таня. Вырасти детей. Лезь на берег! Марш!
Алина умела приказывать.
Таня юркнула за ствол дерева, теперь вряд ли её видели зубры. Вскарабкалась по замёрзшим глыбам на пару метров вверх и, пригибаясь, поспешила к пещере. За её спиной слышалась соловьиная трель: Алина шла вдоль кромки воды и свистела соловьём, а за ней, сокращая расстояние огромными неспешными шагами, ступало дикое стадо.
Таня была уже над пещерой. Там Сашка-гитарист веселил народ, чем-то бренчали, подхватывали последние строчки в припеве и то ли не слышали содрогания земли, то ли не поняли причину... Таня соображала, как посигнались им?
Наружу вышли Карнадут и Понятовский, она различила их голоса и, распластавшись на земле, свесила голову с травяного склона:
- Скажите, чтобы все молчали! Зубры идут!
У двух десятников при виде зубров и Алины, ведущей стадо, открылись рты.
Ребята переглянулись.
Предпринимать что-либо было поздно. Влад и Денис, не ответив Танюшке, юркнули внутрь. Внутри люди уже почувствовали топот, тревожно прислушивались.
Влад согнал парней с гимнастических ковриков у снежной перегородки и растянулся вдоль стены на боку как ни в чём ни бывало. Денис понял, улёгся точно так вдоль жалкой, наскоро слепленой, стенки - голова к голове. Влад коротко кивнул ему, достал из-за пазухи карты Краснокутского с голыми женщинами на крапе.
Раздал.
За снежной перегородкой пел соловей; мимо их убежища шествовало стадо зубров. Земля содрогалась от их поступи. Близкое присутствие огромных животных ощущалось так ясно, как будто люди видели зубров.
Все замерли, вжавшись в береговую породу в тылу пещеры. Сидели, затаив дыхание. А в руках десятников легко шуршали карты: в полуметре от животных, отделённые от них снеговой стенкой, двое молча резались в подкидного. И всем было понятно, что паниковать нельзя.
Терпеть, молчать, не двигаться.
Присмотревшись к игре, Сашка заметил, что Понятовский побил семёркой треф десятку треф и Карнадут пропустил. Но внешне всё выглядело круто.
Руки игроков дрогнули только один раз. Карнадут выронил карту: зубр, один из последних или самый последний, остановился рядом. Могуче пыхтя, обнюхал их убежище, а потом легко протёрся боком, задев ствол поваленной ивы, который поддерживал стену.
Соловьиная трель едва слышалась, зубры оставили позади человеческое убежище и ударяли в землю копытами возле наледи через реку.
Карнадут выбрался из-под наполовину развалившейся снежной стены, в несколько прыжков поднялся на бровку речного берега, глаз не спуская с маленькой хрупкой фигурки в полосе холода. Между ним и девушкой узкий берег заполнило стадо горбатых коров. Зубры пили воду. Матриарх застыла, в задумчивости разглядывая ледяной мост и пуская облачка пара из ноздрей. Потом она попробовала ногами лёд, но лёд затрещал и раскололся под тушей матриарха.
Казалось, пройдёт вечность, пока матриарх решала, какую дорогу выбрать. Наконец, она ступила в воду, и зубры, следуя за ней, поплыли через реку, потом вышли по мелководью на правый берег, и удалились, шествуя на юг вверх по течению Большой реки.
Карнадут подбежал к Алине и увидел ледяные дорожки слёз на её щеках.
- Я боялась, что замёрзнет вода в свистке... - прошептала она.
Глава десятая. 'Солнечный'
Собаки первыми почуяли друг друга и надрывались в лае. Хозяева позволили им брехать, пока не сошлись вместе. Потом отбили последние полтора километра по тёмному лесу, рассчитывая только на Пальму, которая уверенно вела в лагерь по тропе.
Пальму привёл навстречу рыскунам Большого Вована Игорь Шабетник. Дима Сивицкий гордо шёл с белянкой Маской, учившейся у Пальмы, и становившейся понятливее день ото дня.
Кобелёк Краснокутского, Зуб, к неудовольствию хозяина, растерялся, попав в дамскую компанию и, прижав уши, повёл себя с Пальмой, как последний подкаблучник. Зато Маска привела Зуба в восторг. Но молодых собак растащили, помешав их знакомству - парни спешили.
В лагере дела складывались следующим образом.
Шабетник, Сивицкий, Левант, Стопнога и Чаплинский прожили в тёплой котельной двое суток, но из деревни никто не явился.
Так не договаривались. Десятники всегда держали слово и требовали от других соблюдения договорённостей.
Заканчивался третий день, а гостей по-прежнему не было. А лодку забрал Карнадут, переправившись последним, и отрезал их от мира, хоть обитаемым миром были всего-то три школьных этажа. Если сорок девять человек не нашли возможность отправить в 'Солнечный' гонцов, значит, что-то случилось. В той стороне, где была школа, гремело и грохотало и на фоне чёрных туч сверкали зарницы.
Парни стали выводить в лес Пальму и Маску, удаляясь от территории лагеря на километр-два и заодно помечали зарубками деревья вдоль тропы. Выходили ближе к вечеру, чтобы встретить людей на подходе. Волков перестали опасаться: волки ни разу не дали о себе знать, да и с собаками парни чувствовали себя уверенно.
'Солнечный' встретил отряд Краснокутского зажжёнными фонарями: одно жёлтое пятно света под навесом у центральных ворот, второе - на скамейке широкой аллеи, нырявшей в непроглядную ночную темень, и третий фонарь висел над дверью в котельную. Слава Левант не пожалел солярки, устроил иллюминацию специально в честь прибывших.
'Солнечный' покорил тёплыми постелями, едой и десертом: после густого супа рыскунам предложили сладкий компот с дикими грушами и апельсиновыми корками, и к нему сухари.
Паша Стопнога, следя за тем, чтобы голос звучал небрежно, спросил десятника Диму Сивицкого:
- Бровь, завтра пойдёте встречать наших?
Дима тряхнул плечами:
- Да, вроде, особой необходимости нет. Их тридцать девять человек, дойдут.
- Каких тридцать девять?! - заволновался Пашка, - двое детей, десять девушек... каких тридцать девять человек?!
- Так что, девушки уже не люди? Паш, ты не мусульманин, случаем? - вставил, веселясь, Слава Левант.