Над его головой суетились и выясняли отношения Света и Елисей. Света звала на помощь, плакала над своим Вованчиком и обвиняла Елисея во всех смертных грехах, будто он столкнул Краснокутского.
Когда все сбежались, Карнадут оставил сильных парней, остальных распустил. Велел только принести на всякий случай носилки. Носилки в лагере были.
Под ступни Краснокутского пропустили верёвку, на которую он смог встать. Шлейки рюкзака разрезали, рюкзак сняли с его спины, ножами расширили дыру, через которую он провалился под ограду, и парни потянули Вована наверх, подстраховывая со всех сторон. Для этого Адамчик и Карнадут перелезли через прутья и поднимали Краснокутского, ухватив его за ремень. Сверху его взяли подмышки, и он заорал благим матом от боли. По лагерю его пронесли на носилках, уложили на матрас и позвали в котельную медиков.
Таня растерялась, расплакалась.
Зато Паша приказал разрезать одежду на Воване, ощупал плечо и предплечье, уверенно определил растяжение и закрытый перелом и посетовал лишь на то, что нет гипса.
- Есть гипс! - сказала Иванка Метлушко. - В кружковой комнате есть гипс в пакетах, я сама его перекладывала в другой шкаф. Из гипса делали зверюшек и раскрашивали их. Я принесу!
Слава Левант спросил:
- Алина Анатольевна, случайно никто из педагогов не мастерил на кружке генераторы? Или солнечные батареи? Я офигеваю, сколько нужного добра скопилось у них! Как вспомню ваши стеариновые свечи, тысячи новеньких спичек, склеенных в домики, фольгу, клей 'Титан' и кучу ножниц, ножиков, проволоки и лески в вашем кабинете, и это всё - рисование?!
- А ты что думал? С детьми, пока они растут, учителя только пальцы в фигуры складывают?
- Как-то поверхностно я всё это представлял. Типа, книжки-тетрадки, ручки-карандашики... Знаете, День Учителя должен остаться праздничным днём. Мы тут выживаем только потому, что нас учили, и запасли для нас дофига ништяков. До сих пор удивляюсь, откуда всё необходимое находится. Ну, или почти всё. Для ремесла только инструментов мало.
- Это потому что в школе мужчин почти не осталось. Но спасибо тебе, Слава, за всех учителей! - искренне поблагодарила я.
Комендант Понятовский собрал парней Краснокутского и предложил назначить десятником Толяна. Простое решение, в других десятках на три шага вперёд известно, к кому переходит право вести людей в случае потери командира. Но это был десяток Большого Вована, державшийся только на воле Краснокутского. Его ребята неожиданно возмутились. Толян был жёсткий.
Дело усложнилось.
Разбивать десяток Краснокутского было несправедливо, назначить им чужого десятника - несправедливо по отношению к десятнику, вынужденному потом делить опасности, оружие, котёл и кров с этими ребятами.
Посовещались, и Денис присоединил команду Краснокутского к старшим ребятам своей команды, перевёл смирного Лёху Ельченю к Димке Сивицкому, укрепив тем самым группу младших парней, а Чаплинского и Елисея отправил под начало Карнадута. Десятки укрупнились. В группе коменданта Понятовского теперь шестнадцать человек, у Карнадута - четырнадцать, у Димки Сивицкого десять. Два парня, Краснокутский и Стопнога, остались в лагере.
Люди спокойно приняли смену командиров и новым составом отправились разведывать местность.
Назад вернутся только младшие, уходившие в ближний рейд без ночёвки. Мы не увидим тридцать добытчиков долгие восемь дней, показавшиеся нам вечностью. Они ушли под началом двоих, а вернутся с одним командиром.
Глава одиннадцатая. Девушки и мемеки
...Пашка уверенно наложил Краснокутскому гипс, закрепив больную руку в лубках.
Таня смотрела на Пашку с благоговением, подошла и обняла его при всех. Пашка зарделся от ушей и до кончика носа.
Вован спросил, какой для него прогноз?
- Будешь жить до самой смерти! - уверил его окрылённый Таниным поцелуем Стопнога.
- Рука не отсохнет?
- Наоборот,- это же твоя левая рука. Как сказала бы доктор Таня, она не будет лазать в куда хочется, и отдохнёт. Только не дёргайся, а то рука заживёт в другую сторону, локтем вперёд, - предупредил Паша. - Но ведь так даже веселей: будешь уток стрелять как бог - на все стороны сразу!
- Ну ты и клоун! Но спасибо тебе, Стоп-Нога! Знаешь что, выгони народ, потолковать надо наедине.
Когда все вышли, Пашка выжидающе посмотрел на Вована.
Краснокутский признался:
- Мне больно звездануло промеж ног - я на осину налетел сначала... Только не говори, что у меня там яйца всмятку, я этого не вынесу, уж лучше безруким буду ходить...
Пашка осмотрел больного, нахмурил брови.
- Горло не болит?
- Не-ет, - ответил встревоженный Вован, нервно дёргаясь на постели и, вытягивая шею, пытался рассмотреть собственный нижний фасад.
- Если горло болит, значит, ангина. Ангина для пацанов опасна: может привести к бесплодию. У тебя горло не болит, значит, всё в порядке.
- Лять... Ты этот, как его...
- Шарлатан, - подсказал Стопнога. - Но другого мужского врача у тебя нет, поэтому ты должен мне верить. Первое время не закручивай ножка на ножку, когда сидишь. Просторнее их раскладывай, Владимир Юрьевич.
Паша, привычно раскачиваясь и опираясь на кленовую рогульку, ушёл к печам, к рубке дров, к ручному насосу артезианской скважины, в лазарет - дел было по горло.
Охотники оставили лагерь на его и Большого Вована.
Девушки под руководством неугомонной Алины распределили работы на день и ушли до обеда обследовать лес, луг, и собирать всё, что может оказаться полезным.
Матвей и Ксюша не слезали с качелей и горок на площадке для младших отрядов, и Пашка должен был хоть в полглаза, но присматривать за детьми.
Пальма рычала и колошматила Зуба, заискивающего перед ней. Зато великолепная белошерстная волчица Маска с тёмными обводами вокруг глаз, по возрасту на месяц-другой старше кобелька, охотно отзывалась на его приглашения поиграть.
Кошка Машка пряталась с единственным выжившим котёнком и не показывалась; она подходила только к дежурным поварам и с оглядкой на собак.
В целом, всё шло нормально.
Территория лагеря с дорожками, площадками, скамейками и беседками выглядела уютно и отлично просматривалась. Не хотелось думать, что это всего лишь осколок прежней цивилизации. Крепкая высокая ограда окружала лагерь, все ворота на замках, зазор под воротами начали закладывать тротуарной плиткой, сложенной в два штабеля в хозчасти лагеря, - чтобы из зарослей низом не пролезло зверьё, лисы, например. Но больше для того, чтобы собаки не бежали в лес. В лагере было четверо ворот: главные, ведущие на центральную аллею, южные для въезда продуктовых автомобилей и плюс двое хозяйственных, и эту работу нужно было поскорее закончить.
Пашка занялся растопкой новой печи, просушивая кладку, одновременно развёл огонь в полевой кухне - грел воду для всяких нужд, как договорились. Насчёт этой полевой кухни у него возникла идея, но нужно было посоветоваться с Алиной...
Девушки вернулись после обеда продрогшие, исцарапанные, голодные, но довольные. В ранцах и вёдрах принесли много мелких сморщенных плодов диких груш. Собрали весь шиповник в округе, нашли заросли орешника, уже ободранные, но всё же немного хватило и обитателям лагеря. С растущего по склону малинника нарезали верхушек с иссохшими ягодами и пожухлыми, но ещё зелёными, листьями: для чая. Надрали мха и коры осины для врачебных отваров. Нашли крапиву. Крапивой Таня всю осень кормит деревню в обязательном порядке: она запаривает эту редкую в лесу траву, и даёт пить от малокровия. Все привыкли забегать к врачам вечерком, чтобы опрокинуть в себя треть стаканчика тёплого отвара. Некоторым Ксюша по указке Тани давала проглотить из большой ложки зелья, укрепляющие кишечник.
В низине у реки в заболоченной старице порылись лопатками, прихваченными с пожарных щитов, и насобирали плотно закрытых речных мидий, целое ведро. Выкопали корни аира для лекарственных целей, корни тростника и рогоза - в пищу. Это делали ещё в деревне на трёх этажах - Настасея подсказала. Она слышала от экскурсовода в столичном Музее Великой Отечественной войны, что корни рогоза партизаны вываривали, сушили и растирали в муку, и Наста хорошо запомнила этот факт. Растирать в муку рогоз было некогда, но его корни пробовали варить и сушить впрок, на всякий случай.
Девушки выгрузили свою добычу, пообедали наскоро сваренной овсянкой и ушли снова.
Северный температурный след сегодня не чувствовался, но зима вступала в свои права. С низкого неба начал сыпаться первый снег. Снег полосой лёг там, где замёрзла земля в потоке холодного воздуха, но таял, попав на неостывшую почву, травы и кусты. Алина торопила: скоро вылазки придётся делать по снегу, а её такая перспектива пугала. Да и растения и корни под снегом им ни за что не найти.
Кончался день, когда в лагерь прибежали запыхавшиеся Иванка и Лиля, и суматошно стали искать садовую тележку и верёвки; спрашивать, как себя чувствует Вован...
Паша, ничего не понимая, переваливался за ними со своей тросточкой.
Девушкам нужна была помощь, которую они не решались попросить. Оказывается, они нашли молодую косулю, застрявшую в буреломе, и теперь соображали, как доставить её в лагерь. В лесу олениху караулили остальные и ждали тележку. Девушки решили, что все вместе смогут протянуть тележку по лесу.
Вован, отлежавшийся за полдня, услышал их метания и, кряхтя, поднялся с постели. 'Какая тележка?! - загремел он. - Понесём вашу козу!' Он не понял, что девушкам нужна была живая косуля. Но Иванка и Лиля именно это имели в виду, вспомнили про носилки, как на них несли Вована, и выволокли их из угла. Брать садовую тележку они передумали. Вован даже оскорбился немного: на этих носилках утром несли его самого. Но девчонок было не переспорить, к тому же, они торопились обратно. И Краснокутский поспешил за ними в лес. Пашка хотел двинуться с ними, но Лиля сказала, что нельзя оставлять лагерь, печки и детей - Матвей и Ксюша спали. И Пашка остался.