– Вы в самом деле так считаете? – спросила я. – А вы не думаете, что каждый из нас оставляет какой-то след?
Мисс Амброуз указала на туристов, уже превратившихся в красные и желтые точки:
– Соблазнительно в это верить, но большинство из нас не оставит даже отпечатка ноги на земле.
Я отвернулась от окна и прикрыла глаза. И сразу услышала голос Элси.
– Она ошибается, чтоб ты знала, – прошептала подруга.
Мисс Амброуз выбрала маленькую гостиницу в Уэст-Клиффе. Автобус затормозил у «Королевского полумесяца» и выблевал нас на тротуар. Мы с Элси жили здесь, когда были детьми, – не в этой самой гостинице, но на этой улице. Конкретный отель я не вспомню – они же все одинаковые. Маленькие гостиницы и полупансионы, выкрашенные в кремовые и желтые цвета и названные в честь чего-нибудь морского, тянулись сплошным рядом, и у каждого на окнах маленькие таблички, приглашающие постояльцев. Казалось, гостиницы стоят вплотную друг к другу, образуя своего рода вторую улицу, и толпы людей, распиханных по номерам, слушают храп других постояльцев за тонкими перегородками. Не успели мы сойти на тротуар, как наша лужа престарелых, в основном о трех ногах, начала расползаться вширь. Хэнди Саймон достал свою папку, а мисс Амброуз замахала руками, будто мы были привязаны к ней невидимыми нитями и нас можно было притянуть обратно.
– Постарайтесь держаться вместе, – взывала она. – Не разбредайтесь, пожалуйста!
Но было поздно. Не успев осознать, что делаю, я оказалась на полдороге к набережной и музею капитана Кука. Полагаю, виной тому был восторг оказаться там, где я уже не надеялась побывать.
– Куда ты? – крикнула Элси.
– К китовой арке, – ответила я. – Хочу взглянуть, на месте ли она.
– Ну а где же ей еще быть, – отозвалась Элси.
Когда я оглянулась, мисс Амброуз стояла, закрыв лицо руками, а у мисс Биссель был такой вид, будто ей только что вручили приз в соревновании, которое она с самого начала рассчитывала выиграть.
Элси нагнала меня уже у самой китовой арки. Я смотрела, как под ней проходят люди с мороженым и колясками, у которых на ручках раскачиваются пакеты со всем необходимым на день. Люди сворачивали, чтобы непременно пройти под аркой, будто это волшебный проход в чудесный мир.
– Кости на месте, – кивнула я.
– Я тебе говорила, что здесь они и будут.
– Жалко, скажи? – обратилась я к ней. – Кита, я имею в виду.
Солнце вышло из-за облака. Элси прикрыла глаза ладонью:
– Ну, это уже часть истории, тоже своего рода воспоминание.
Мы свернули к скамейке. На другом берегу залива людская лента вилась по ступеням аббатства, скапливаясь у начала лестницы. Лодки прорезали стену пены, устремляясь в Северное море. Уитби расположен по берегам воронкообразного устья, его западная и восточная части глядят друг на друга через залив, и если смотреть на воду, можно увидеть отражение людей, ведущих такую же жизнь, но на противоположной стороне воды. А перед нами Клифф-стрит как на ладони: туристы, заполонившие тротуары и забросавшие траву мусором, уносили остатки осени, пока городок не подвел черту под курортным сезоном и не опустил жалюзи до весны. Люди шли мимо, кутаясь в свои разговоры; их слова подхватывал ветер и уносил к морю. Никто не обращал внимания, как две пожилые леди в застегнутых на все пуговицы пальто и нахлобученных шапках глазеют на мир, прекрасно справляющийся и без них.
– Теперь бы такого не разрешили, – сказала Элси. – Я про китобоев. Времена изменились.
Я ослабила шарф.
– Значит, мисс Амброуз ошибалась, и некоторые люди оставляют больше, чем отпечаток ноги, иначе из века в век все оставалось бы прежним.
– Конечно.
Мы просидели всего несколько минут, но морской воздух уже разогнал часть страхов, краски стали ярче, смех слышался явственнее, и мои губы складывались в улыбку куда легче.
Элси наблюдала за мной.
– А ты любишь Уитби, – заметила она.
– Ты же знаешь, он напоминает мне о детстве и каникулах – о том, что я забыла.
– Помнишь, как в последний день мы искали, что купить? – начала Элси. – Чтобы деньги обратно домой не везти!
Я засмеялась:
– По традиции. Прощались с морем и брали что-то на память в доказательство, что мы здесь побывали. Хоть гальку с пляжа, да увозили.
Я еще смеялась, когда почувствовала, как прошлое змеей вползает мне в голову. Оно украло яркие краски и запах моря и звук голосов. Странно, как неожиданно это происходит. Словно прошлое и настоящее существуют параллельно, и стоит отвлечься, как проваливаешься в щель между ними.
– Детский плач.
Видно было, что Элси прислушивается, стараясь что-нибудь уловить сквозь гул разговоров вокруг и крики чаек над заливом.
– Не слышу, – ответила она наконец.
– Не сейчас, а тогда, в последний день. Плакал ребенок.
– А-а, – вспомнила Элси. – Да, плакал.
– А мы прошли мимо, решили, что кто-то другой поможет, – сбивчиво продолжала я. – Мы ничего не сделали!
– Что ты!
– Он утонул, сорвался с парапета в залив! Это было во всех газетах, разве ты не помнишь? Говорю тебе, это был маленький мальчик, которому мы не помогли!
Когда я огляделась, вокруг все смотрели на нас.
– Флоренс, тебе надо успокоиться. Слушай меня.
– Почему мы ничего не сделали? – дрожащими руками я начала складывать шарф на коленях. – Почему мы прошли мимо и не остановились?
– Да остановились мы! И втроем ждали на лестнице, пока не прибежала его мамаша. Мы даже потратили всю мелочь ему на мороженое!
Я перестала теребить шарф:
– Мы так и сделали?
– Да! – подтвердила Элси. – Его звали Фрэнки, разве ты не помнишь? – Я покачала головой. – У него были удивительно голубые глаза, вот такого цвета, – она показала на мой шарф. – Из-за этого мы с опозданием выехали домой. Твоя мама очень сердилась, но когда мы объяснили, что случилось, расцеловала нас в макушки.
Я почувствовала на своем лице улыбку.
– Расцеловала?
Элси кивнула.
– Знаешь, а ведь я до сих пор тоскую по ней, – прошептала я. – Хотя и понимаю, что уже все сроки вышли, сколько времени утекло…
– Мы добирались до дому целую вечность, потому что часом раньше возле Йорка произошла крупная авария.
Элси ждала, высматривая, найдут ли мои глаза это воспоминание, но иногда у меня просто нет сил искать.
– Вспоминай, Фло! Это важно. Очень важно.
– Почему?
Она взяла меня за руку:
– Просто важно, и все.
Когда мы поднялись уходить, я оглянулась на скамью. К спинке была привинчена табличка «В память Артура и Клариссы, любивших это место». Таких скамеек с маленькими медными табличками множество по всему Уэст-Клиффу: целые ряды людей, которых сделали незабвенными, будут глядеть на море до скончания времен.
– Знаешь, а я бы очень хотела… скамью, – задумчиво сказала я.
– Да зачем тебе, черт побери, такая скамейка?
– В память, что я здесь была.
– О Флоренс, на самом деле все, что тебе нужно, – напрячь память. – Элси взяла меня под руку, и мы пошли к гостинице мимо мини-гольфа и киосков с мороженым, мимо разговоров и колясок, мимо выходного дня других людей.
На ходу я повернулась к Элси:
– Спасибо.
– За что же?
Я улыбнулась:
– Ты напомнила, как мама поцеловала нас в макушки. Это воспоминание я потеряла, а ты нашла и вернула мне.
Это второе, что вам нужно знать об Элси.
Она всегда знает, что сказать, чтобы мне стало хорошо.
Гостиничный номер оказался более-менее, хотя пол в ванной не мешало перемыть, а на карнизе для штор лежал тонкий слой пыли. Насчет ковра не знаю – такой пестрый, на нем любые пятна незаметны. Мы с Элси поселились в одном номере, так нам показалось разумным. Кроме того, я немного боялась, что ночью растеряюсь и не смогу отыскать туалет.
Я стояла в дверях, поставив носки туфель на тоненький серебристый порожек.
– Ронни же сюда не заберется? – спросила я. – Тут безопасно?
– Конечно безопасно. – Элси подошла к окну. – Второй этаж. Посмотри, дверь запирается изнутри. Никто не войдет.
– А где унитаз?
– Вот здесь. Тут совмещенный туалет.
Я поколебалась.
– Только для нас! – сказала Элси, и мы десять минут восторгались, как прекрасно иметь свой туалет.
В номере стояли односпальные кровати, накрытые блестящими розовыми покрывалами. Удобно, но не как дома. Матрац оставлял желать лучшего – пружинный, в середине продавленный, и смутное ощущение статического электричества каждый раз, как повернешься. Элси уступила мне кровать у окна – она знает, что я люблю смотреть на чаек. Над письменным столом висело объявление для постояльцев с просьбой ничего из номера не забирать.
Я прочла его вслух.
– Я никогда ничего не присваивала! – возмутилась я.
К тому же непонятно, что тут можно украсть. Над кроватью картина с зеброй, на подоконнике цветочный горшок с собакой, но, положа руку на сердце, я бы сама приплатила, чтобы их унесли. Я начала распаковывать вещи. Элси отговаривала, напоминая, что мы здесь на две ночи, но я люблю везде устраиваться с комфортом.
– Мне вот нужно нечто большее, чем тюбик «Полигрипа»[15] в пластиковой кружке, чтобы чувствовать себя как дома, – заметила Элси, но мешать мне не стала.
Мисс Амброуз просила нас в три часа собраться у стойки администратора. Мы спустились в пять минут четвертого, но половины наших еще не было. Ронни, разумеется, уже торчал там, прислонившись к тумбочке с телефоном, и трепался с миссис Ханимен. Хэнди Саймон, стоя на маленьком бархатном пуфе с папкой в руках, все время сбивался со счета и начинал заново. Мисс Биссель отлеживалась с очередной болью в желудке. Едва заметив Ронни, я взяла Элси за руку. Джек появился через несколько минут. Мисс Амброуз захлопала в ладоши и прокашлялась, после чего начала выманивать стариков из холла с телевизором.
– Телевизор мы можем смотреть и в «Вишневом дереве», зачем же было ехать четыре часа по шоссе? – Она коротко засмеялась, но никто ее не поддержал.