– Надо рассказать об этом Элси! Она должна знать!
Мисс Амброуз взглянула на Саймона и едва заметно пожала плечами.
– Что вы с ней сделали? Где она? – Флоренс попыталась встать, но передумала. – Вы отправили ее в «Зеленый берег» за моей спиной?
Саймон повернулся к мисс Амброуз, силясь угадать по лицу начальницы, что ему делать.
– Никто никого в «Зеленый берег» не отправлял. – Мисс Амброуз тоже опустилась перед ней на колени. – Постарайтесь не нервничать, Фло!
– Тогда где она? Где Элси? Она без меня долго не может, у нее все путается!
Вернулась Глория с компрессом, и это на минуту отвлекло Флоренс. Она всмотрелась в Глорию:
– Глория, у вас очень добрые глаза. Вы мне кого-то напоминаете, но я не помню кого. Вы когда-нибудь в Лландидно бывали? На трамвае катались?
Глория покачала головой.
Флоренс огляделась:
– Ничего, Элси вспомнит. Будь Элси здесь, она бы подсказала! Что вы с ней сделали? Где она? Элси моя лучшая подруга! Вы должны знать о ней три вещи, и это первое!
– А второе? Что мы о ней должны знать во вторую очередь, Фло? – Саймон взял у Глории компресс и очень осторожно обернул пострадавшую щиколотку.
– Она всегда знает, что сказать, чтобы мне стало легче!
Саймон взялся за края бинта и начал их соединять.
– А третья?
Флоренс поглядела на него.
– Не знаю, – растерялась она. – Я забыла.
– Ну и ладно, – отозвался Саймон. – Значит, третье не так уж и важно. Может, оно и разницы никакой не делает.
– Но мне нужно найти Элси. – Флоренс снова сделала попытку встать. – Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.
Саймон взял Флоренс за руки и заглянул в пучину ее паники.
– Элси здесь сейчас нет, но волноваться не о чем. Отдохните немного. День сегодня был долгий, странный и очень печальный. Мой дед всегда говорил: «Отоспишься, так и полегчает». Наверное, он был прав.
Флоренс смотрела на Саймона:
– А ведь вы удержались.
– Насчет чего?
– Сейчас вы не говорили со мной, как с ребенком.
– Не говорил, – согласился Саймон, – потому что это было бы чересчур высокомерно, да?
Флоренс села в кресле поудобнее и улыбнулась.
– Я отправила к ней Наташу, – сказала мисс Амброуз. – Наташа побудет с Флоренс, пока та не успокоится, и оставит ей включенным телевизор. Флоренс любит новости, они дают ей новые поводы повозмущаться.
Саймон только что закончил носить на кухню грязную посуду.
– Я даже растерялся, – он задернул штору, – когда она завела речь об Элси.
– Никто из нас не знает, что с этим делать. Джек несколько раз пытался, но это трудно. Вы прекрасно справились.
Похвала была для Саймона непривычной, и он некоторое время удерживал слова мисс Амброуз, прежде чем отпустить.
– А кто эта Элси?
– Никто точно не знает. – Из шкафчика в своем кабинете мисс Амброуз достала бутылку бренди. – Мы наводили справки, когда Флоренс только приехала к нам жить, в надежде отыскать эту Элси, но она, оказывается, давным-давно умерла, когда им обеим было лет по двадцать, и похоронена на городском кладбище, у самого алтаря.
– Флоренс о ней все время говорит.
– Знаю. – Мисс Амброуз налила себе и Саймону бренди в маленькие пластиковые стаканчики. – Это ее утешает и никому не вредит. Иногда мне кажется, что Элси – часть самой Флоренс, единственная ее частичка, которая не подверглась возрастным изменениям. Мы просто принимаем ситуацию как есть.
– Странно, наверное, так пламенно верить и вдруг обнаружить, что это твой мозг шутит с тобой шутки.
– Доктор Эндрюс сказал, что во время теста Флоренс только с Элси и говорила. А вспомните, как она танцевала одна в Уитби! Жуткая штука, деменция. – Мисс Амброуз взглянула на Саймона. – Вы были очень добры к Флоренс: щиколотка и остальное.
– Понимаете, тут такая забавная штука. – Саймон колебался, не зная, станет ли мисс Амброуз слушать, но все-таки решил сказать: – Благодаря подвернутой ноге мама познакомилась с моим отцом.
– Правда?
– Кто-то ей уступил место в школьном автобусе, а иначе они бы никогда не нашли друг друга. Ну вот каковы шансы?
– А если бы они не встретились, не было бы вас, – подхватила мисс Амброуз.
– Мир бы ничего не потерял, – сник Саймон.
– Чепуха. Я, кстати, считаю, – мисс Амброуз плеснула еще бренди, – что вам нужно пройти переквалификацию.
Саймон подумал о желобах и водопроводных трубах.
– На кого?
– На патронатного специалиста. Будете заботиться о пожилых. В вас есть доброта. Я считаю, вы прекрасно справитесь.
– Но я только что записался на уроки танцев!
Мисс Амброуз улыбнулась:
– Ну, это можно сочетать. Вообще, мне кажется, что нам пора организовать побольше новых занятий.
– Каких?
– Тайцзи, – начала она, – для наших жильцов. Уроки бальных танцев.
– А я еще думал об уроках компьютерной грамотности, – не удержался Саймон.
– Блестящая идея! И нужно посадить вишневых деревьев! Целую рощицу, недалеко от входа.
– Но вы же не увидите, как они растут! – Саймон понюхал бренди и решил, что с него пока хватит. – Вы же резюме вон готовите.
Мисс Амброуз, явно не мучимая сомнениями, налила себе еще.
– Во мне произошла глобальная перемена, – заявила она. – Или не перемена, а переоценка ценностей.
– Значит, вы остаетесь?
– Остаюсь. Я тоже увидела свою долгую секунду.
Саймон решил не уточнять. Мисс Амброуз вдруг будто стала на десять лет моложе, и он не хотел все испортить.
– Так что еще?
– О, много чего, – улыбнулась мисс Амброуз. – Для начала – садоводство.
– Джек говорил, что в его возрасте сажать семена – большой оптимизм.
– Может, это самая лучшая причина сажать семена, – отозвалась мисс Амброуз.
Время совсем позднее. Все, кто мог бы меня найти, заняты сейчас своей личной жизнью.
Не Джек, конечно, и не Элси. В конце концов, она моя лучшая подруга. Это первое, что вы должны о ней знать. А второе: она всегда знает, что сказать, чтобы мне стало лучше. Есть и третье, но у меня из головы вылетело… Ну, значит, не так уж оно и важно, по большому счету.
«Мы значим неизмеримо больше, чем наш самый худший поступок», – сказала она мне на пляже в Уитби. Элси всегда знает, что сказать. Не представляю, как бы я прожила без нее все эти годы. Она говорила это и в ночь, когда погибла Бэрил.
В последний раз, как я видела Бэрил, мы с Элси прижимались носами к оконному стеклу в танцзале. Мы смотрели в темноту, отгораживаясь ладонями, чтобы не мешал свет. Смотрели, как Бэрил и Ронни ссорятся на парковке. Мы пытались разобрать, о чем речь. В скандале между ними не было ничего нового, но на это можно было посмотреть, передохнуть от мельтешения чужих ног. Впрочем, кричала одна Бэрил; Ронни молча смотрел на нее.
– Ты что-нибудь видишь? – Я плотнее прижала края ладоней к стеклу. – Ты слышишь, о чем они говорят?
Элси покачала головой.
– А вдруг он ее бить начнет? Что нам тогда делать?
– Там Сирил ходит. – От дыхания Элси стекло мутнело. – Ронни не ударит ее при свидетелях.
Мы смотрели, как Бэрил меряет шагами свою ярость по пропитанной гудроном щебенке. Ее руки так и летали в воздухе, вопя ему в лицо. Я видела, как кончик его сигареты становился ярким в темноте, когда он набирал полные легкие дыма. Вскоре Бэрил перестала кричать. Ее глаза оказались совсем близко к глазам Ронни, и я испугалась, что в воздухе все-таки мелькнет его кулак, но Бэрил круто развернулась и пошла куда-то к пустырю.
– Он же ее так не отпустит, – неуверенно сказала я. – Там темнота, хоть глаз выколи, к тому же она без пальто!
– Она сейчас вернется, далеко не уйдет. – Элси не отрывалась от окна.
Мы втроем ждали – мы с Элси у стекла, Ронни на парковке, – вглядываясь во мрак.
Бэрил не вернулась.
– Я пойду за ней, – решила я.
Элси увязалась за мной до раздевалки.
– Не смеши людей, Флоренс! Если кто-то и должен за ней пойти, то уж скорее я.
– Нет, ты с ней только тоже поссоришься. Пойду я. Я приведу ее назад.
Я натянула пальто. Руки нетерпеливо ссорились с рукавами, нужно было спешить.
– С чего ты так о ней печешься, Флоренс? С какой стати?
Я перестала воевать с пальто и посмотрела Элси прямо в глаза, минуя вопросы.
– Потому что мне невыносимо все, что причиняет тебе боль. Потому что, если что-то тебя задевает, я должна это прекратить.
Я слышала свое дыхание. Это единственное, что я помню о той минуте, и всякий раз слышу его заново, вспоминая, как мы стояли вдвоем среди одежды.
– Ты замерзнешь насмерть, – предупредила Элси.
Я дотянулась до вешалки и что-то взяла. Не мое.
– Надену это. Со мной все будет в порядке, – пообещала я. – В полном порядке.
Я намотала на шею красный шарф подруги и вышла в ночь.
Бренди согрело Саймона изнутри, но когда он вышел во двор и вдохнул вечерний воздух, его пробрал холод. На смену сентябрю пришел октябрь. Саймон подумал, какая это всегда резкая перемена. Другие месяцы переходят друг в друга мягко, а эти два словно соревнуются в контрастах, и люди в панике достают из шкафов теплые пальто. Он подумал прихватить что-нибудь из старья в комнате для персонала, чтобы дойти домой пешком, но решил, что доберется и так.
«Вишневое дерево» тонуло во мраке. Десять часов, все уже спят. Ботинки Саймона съедали усыпанную щебенкой дорогу. Вокруг было тихо, как в рождественское утро. Он уже наполовину прошел парковку, размышляя о том, что мог и не появиться на свет, когда услышал собачий лай. Собака лаяла так неистово, что Саймон замер на полушаге. Это был необычный лай: какой-то неровный, и трудно было понять, не то пес далеко, не то совсем рядом. В «Вишневом дереве» не было собак, мисс Биссель не позволяла держать питомцев, хотя однажды и разгорелся ожесточенный спор из-за золотой рыбки.
Он пошел на этот нервный звук, и пес, видимо, это почувствовал, потому что залаял еще громче. Саймон прошел по дорожке, свернул за угол и очутился перед окнами мисс Клэйборн. В квартире горела лампочка – слабая, в коридоре; на дорожку ложился еле заметный желтый отсвет. Лай прекратился. Саймон подошел к двери, и двор озарился ярким светом сенсорного фонаря. Наташа, должно быть, ушла уже несколько часов назад.