– Сдохнешь, как самый последний пёс, – закончил за меня хриплый и злой голос.
Позади меня стоял генерал Штоуманн. И, конечно же, держал меня на мушке.
Я пальнул в раму. Она стала мягкой, как тесто, и потеряла форму.
Раздался громкий выстрел.
Я упал на бок.
Шаровая молния ударилась о стену и прошила её насквозь. Края дыры обуглились.
Генерал был дряхлым старикашкой с кожистыми крыльями. И этот старикашка держал в руках пушку-молнию. Кроваво-красные узловатые пальцы передёрнули затвор. Пушка загудела.
У меня есть время, пока она перезаряжается. Секунда.
Я схватил размякшую раму, упал и перекатился по полу.
Новый разряд ослепил меня и оставил в полу внушительную дыру.
Я вскочил на ноги и бросил в Штоуманна раму.
Старый пень пошатнулся, но устоял на ногах. Его конечность взмыла вверх. Я инстинктивно пригнулся. Шаровая молния, мерно покачиваясь, пролетела под самым потолком.
Я бросился вперёд, толкнул Штоуманна. Он завалился назад, стукнулся головой о стену. Я поднял раму и подбежал к окну. Направил на генерала Squaster – и моя пушка превратилась в кучу отходов. Штоуманн очнулся раньше, чем я ожидал. Он выстрелил и попал в Squaster. От пушки осталось одно блёклое воспоминание. Я рыкнул, когда раскалённый металл капнул мне на руку. Бросил бывшим Squaster’ом в Штоуманна, но тот увернулся. Его рука взлетела, как взлетает гильотина, прежде чем обрушиться на шею приговорённого. Я увидел в его глазах саму смерть. Она безудержно гоготала, предвкушая победу.
А в моих глазах не было ничего – кроме веселья.
Я пнул ногой бесценную вазу. Она подлетела вверх, а я упал вниз. Ваза приземлилась прямо на красную лысину генерала. Треснула, разбилась на части. Генерал закатил глаза и стал оседать на пол, но успел выстрелить. Я прижался к полу. Молния пролетел надо мной – я почувствовал её жар. Бело-голубой, рождающий сполохи шар врезался в окно, и оно взорвалось осколками. Они ещё падали, когда я встал на ноги и услышал сирену. На меня обрушились вопли, вой и стенания обезумевшего зверя. Из-за них я мог оглохнуть – но не умереть.
Я сделал из мягкой рамы самолётик и подошёл к окну. Выглянул наружу.
Десятки существ в спецформе стояли, бегали, ходили, рыскали. Им был нужен я. Десятки пушек жаждали отобрать у меня жизнь.
Я улыбнулся. В другой раз, ребята.
Раздалось гудение.
Я прыгнул.
За моей спиной вспыхнул сине-белый огонь – и я провалился в пропасть.
Я поднял руки над головой, как можно выше, и поймал поток воздуха. Сделав это, наклонил раму и помчался вниз. Я спускался к неотвратимой земле, как космический корабль на сверхсветовой скорости. Я завис над бездной, и границы бытия стёрлись и смешались. Верх, низ – этих понятий больше не существовало. Остались лишь ветер, я… и земля. Где-то вдалеке, а на самом деле – очень близко. Ещё ближе. И ближе, и ближе, и ближе…
Вместо реальности я видел фуникулёр, мчавшийся на запредельной скорости из неизвестности в неизвестность. В голове загорались яркие огни. Огни вспыхивали повсюду. В виде дуг и линий, кругов и звёзд.
Я не удержался и закрыл глаза. Мне хотелось насладиться моментом.
Адреналин и подскочил, и бросился наутёк, и распирал тело изнутри. В животе всё сжалось. Круто… Вот это круто!
Я открыл глаза, посмотрел вниз. Пятьдесят-шестьдесят метров отделяли меня от «сашников». Солдаты вскидывали ружья, пистолеты, пушки, мини-пулемёты. Целились в меня и стреляли. И круглые, квадратные, многоугольные, живые, мёртвые и призрачные снаряды становились частью цветового безумия.
Я уворачивался от выстрелов, то подгибая ноги, то отклоняясь в сторону. Я то устремлялся вверх, то падал вниз, то летел параллельно земле. Солдаты промахивались. А я всё острее ощущал это невероятное чувство, чувство опасности и скорости, восхитительную силу разрушения!
– Веээльз! – проорал я сквозь свист ветра. – Давай!
– А?
– ДАВААЙ!
Вспышка. Вельзевул выстрелил в розовый купол силового поля и проделал в нём дыру. Я видел это. Я был в каких-то двадцати метрах над землёй.
– А теперь, – крикнул я…
Крылатый снаряд пробил раму. Меня тряхнуло и потянуло в сторону.
– Ооо, чёоорт! Поберегииись!..
– Децербер?
Вельз задрал голову.
Меня мотнуло туда, сюда, я прочертил в воздухе несколько кривых, сделал круг, ещё один, а затем мной словно выстрелили из пушки. Мир лопнул, как конфетти. Бум! Вокруг лишь разноцветные ленточки, и я – одна из них.
Меня занесло вперёд, и не знаю, каким чудом мне удалось развернуться. Солдаты продолжали стрелять. Под сопровождение не смолкающих ни на секунду залпов я влетел в дыру, врезался в Вельза, и мы покатились по земле.
Я не видел, как дыра захлопнулась, да мне и не хотелось на это смотреть.
– Защитка! – крикнул я, вскакивая на ноги.
Вельзевул включил защитное поле. Оно растянулось метров на двести. Пока «сашники» будут его обходить, мы добежим до поляны, запрыгнем в шлюпку и улетим отсюда ко всем чертям.
До поляны было два километра. Мы неслись во весь опор.
– Поднажми, Вельз!
Вельз не ответил. Он был занят – тяжело дышал рядом со мной. Приминая траву, ломая кусты и ветки, мы мчались вперёд.
Вояки громко ругались и стреляли нам вдогонку.
Остановить нас мог только Конец Света.
Когда мы запрыгнули в шлюпку, Вельз почти не дышал, а я дышал через раз. Сегодня «сашникам» не повезло – Конец Света не наступил. Я ударил по кнопке автопилота и вдавил её в корпус. Шлюпка подпрыгнула в небо и, изрыгнув пламя, стартовала.
– Можешь дышать, Вельз, – сказал я, закуривая.
Track 15 “Be Quick or Be Dead”[16]
Я положил ноги на приборную панель и закрыл глаза. Вельзевул, когда его дыхание восстановилось, спросил: ну, что тебе удалось узнать? Я хотел немного отдохнуть, но Вельз допытывался так настойчиво, что пришлось ему уступить. Не открывая глаз, я рассказал ему о том, как подменил цветок, как был вынужден оставить генератор личин в хранилище, о болтливом столе, который открыл мне доступ к файлам Штоуманна.
Дьявол сказал, что на генераторе я оставил отпечатки своих пальцев, ведь на мне не было перчаток.
Да, ответил я, потому что в них неудобно работать. Но это не проблема. «Сашники» и так знают, кого искать. Меня.
– А за себя не беспокойся: они могут сколько угодно подозревать тебя или кого-либо ещё, но у них нет доказательств.
– Это не остановит их, если им захочется похитить меня и немножко попытать.
– Ну да. Тут ты попал в яблочко. Крепись, брат Вельз.
Брат Вельз вздохнул и сказал, что надеется на помощь Повелителя, владыка Ада всё-таки его близкий родственник.
– Это верно, но, насколько помню, он говорил, чтобы мы на него не рассчитывали. Если угодим в беду. Как ты думаешь, мы в неё угодили? – Я широко улыбнулся. – Хотя, может, он имел в виду только меня.
– Угу.
– Да не, Вельз, ты зря паникуешь. Ты же брат Павла. Кто захочет бросить вызов ему, а в его лице – всему Аду?
– Может, и никто… Но если ставки так велики, что они вынуждены будут рискнуть?
– Пожертвовать жизнями ради огромной кучи денег?
– Ради денег. Или чего-то более ценного.
– Свобода, власть, мировое господство?
Вельзевул кивнул.
Перед моими закрытыми глазами возник образ: многочисленные жёлтые папки и их названия – Вечная Война, Мировое господство… Один ли генерал Штоуманн работает на Мастера Хаоса? Или вся «Секретная Армия» тайно перешла под начало Тартара?
– Наша главная проблема в том, что мы не знаем ставок. Мы влипли по самые уши, а из-за чего – понятия не имеем.
– Из-за цветка? – предположил Вельзевул.
– А на что он им сдался? Почему все готовы порвать друг друга на части из-за него? Поправочка: порвать на части меня.
– Ты говорил, что у Штоуманна какие-то делишки с Мастером Хаосом. Как ты думаешь, это связано с цветком?
– Да, да, да. Зуб даю на отсечение…
– Но доказательств у тебя нет?
– У меня есть факты. Наконец-то. Раз: «СА» тайком от Повелителя забирает цветки к себе на базу. Два: «сашники» не справились бы сами, и им пришлось вступить в сговор с полицией. Три: цветок лежал в 11-м хранилище, а оно находится у генерала в кабинете. Четыре: это не простое хранилище, а универсальная реальность, которая стоит несколько «лимонов» – откуда у генерала такие деньжищи? Пять: файл, в котором упоминаются имя Мастера Хаоса и цветок…
– Явной связи между ними нет. О них просто говорится в одном и том же документе.
– В этом документе всего две строчки. В первой упомянут Мастер Хаос, во второй – цветок. Да, гипотетически между ними может не быть связи. Но мне и этого достаточно, чтобы…
– Сомневаюсь, что моему братцу будет недостаточно, он потребует более веских доказательств.
– Это я знаю.
Я снял тёмные очки и посмотрел в иллюминатор. Внизу проносился Ад: высокий, красивый, шумный. Мы пролетали над районом, где преобладал песочный цвет. Приближался полдень. Было светло, но жилые здания, магазинчики, мобили и некоторые жители всё равно мигали лампочками и светили фонарями. Дороги и строения плавились от жары. И это была уже не метафора. Кучки строителей перемещались от одного расплавленного участка к другому, обрабатывая растёкшиеся камни и металлы особым раствором. На заводах изготовляли в два, а то и в три раза больше стилонеров. Крылатые воришки появлялись на свет и, не успев к нему привыкнуть, вылетали через небольшие окошки на улицу. Собирались в стаи, облепляли здания, как мошкара – листья, и обдували, обдували их холодом. Адцы сходили с ума. Уровень жестокости вырос, уровень преступности – тоже. Самым популярным преступлением стало ограбление автоматов с газировкой.
Вельз включил визор. В новостях говорили о разном, но всё так или иначе касалось жары.
Рынки закрыли – из-за жары.
Реки обмельчали – из-за жары.