В числе моих друзей по международной журналистике было немало талантливых аналитиков и прирождённых стилистов, умевших не только глубоко проникнуть в суть явления, но и увлекательно описать его, пользуясь простым слогом, безукоризненной логикой и богатствами русского языка. Некоторые, правда, поддавались соблазну украсить репортаж эксклюзивной деталью из секретных источников. Никто из нас не гнушался общества «особо информированных коллег». Но порой стремление к обладанию «эксклюзивной информацией» опьяняло и могло превратиться в манию с роковыми последствиями. В конце концов, всегда можно было включить соображалку и докопаться до всего дедуктивным путём. И в этой связи я до сих пор не могу избавиться от тягостного впечатления, оставшегося после загадочной смерти Юры Щекочихина.
31 августа 1988 г. А. А. Саакянц Е. Бовкуну:… Евгений Васильевич! Передаю Вам через Ник Ника свою книгу с личным автографом и запоздалой благодарностью за помощь, оказанную мне при подготовке рукописи. Автограф на книге «МАРИНА ЦВЕТАЕВА. Страницы жизни и творчества»: Евгению Васильевичу на добрую память от постоянного читателя «Известий» и автора этой книги.
Не сотвори себе кумира! Свобода. Равенство. Братство. Легенда о Крысолове из пряничного городка Хамельна, её цветаевская трактовка и позднейшее открытие немецкого языковеда из Гёттингена Юргена Удольфа, разгадавшего «секрет волшебной дудочки», установив реальную связь между таинственной «пропажей детей» и реальной миграцией местного населения на Восток в поисках работы и колонизацией восточных областей, в свое время помогла мне понять, насколько необдуманно, хотя и непреднамеренно участвуем мы — журналисты, историки и летописцы — в сотворении заблуждений. Порой только на основании газетных публикаций простодушные читатели начинают верить политикам-популистам, верить в то, что интересы высшей гуманности требуют уравнять в правах на благополучие тунеядцев и даже потенциальных преступников. Верить в мифы о светлом будущем и всеобщем равенстве, которого в природе никогда не существовало. Спорщики в телестудии срываются на крик, доказывая свою правоту, но так и остаются при своих мнениях. Мы слишком часто оказываемся неспособными спокойно и убедительно излагать мысли, потому что вкладываем разный смысл в одни и те же формулировки. Привычка пользоваться подменой понятий, унаследованная от советских времён, тормозит поиски истины, которые становятся поисками утраченных иллюзий. Три идеала-лозунга Великой Французской революции — свобода, равенство и братство — по отдельности звучат великолепно. А если выбрать одно из двух — свободу или равенство? Что важнее? Немецкие социологи так и поступали. С 1973 по 1990 год они 15 раз задавали согражданам этот вопрос. В начале 70-х мнения делились поровну. Спустя 25 лет на Востоке и Западе упомянутые ценности тоже ценились одинаково высоко, но поставленные перед необходимостью выбрать что-то одно, люди неожиданно оказывались в разных лагерях: 60 процентов западных немцев предпочли бы свободу и почти 70 процентов восточных немцев — равенство. У нас тоже больше предпочитают равенство. Константин Райкин в одной из телепередач возмущался «свободой хамства и агрессии». Допустимо говорить о «свободе безграмотности, коррумпированности или вседозволенности». О «свободе совести и личности» и вспоминать не хочется. Но можно ли противопоставлять такие ценности, как свобода и равенство? Гёте был убеждён, что законодатели и революционеры, обещающие одновременно и то, и другое, либо фантазёры, либо шарлатаны. Бердяев считал, что свобода есть нечто гораздо более изначальное, чем справедливость. В основном лозунге Французской революции с самого начала была заложена несовместимость принципов Свободы и Равенства. Если бы все были равны по силе, не было бы спорта. Если бы все были равны по уму, не было бы Эйнштейна. Если бы все были равны по таланту, не было бы Пушкина. Вспомните русские сказки. Один из трёх братьев непременно — дурак, хотя и удачливый. Лозунг равенства и братства потому и фальшив, что в братстве не существует равенства. Есть оно, правда, у братьев во Христе, но ведь равны-то они только перед Богом. Любовью нельзя унизить и оттолкнуть, она порождает любовь, но никогда не создаёт равенства. И в этом состоит то великое испытание, которому подвергает Господь любящих. Равенство иллюзорно, его нет в социальных отношениях и никогда не может быть в отношениях родителей и детей. Поэтому так важно создавать очаги любви, укреплять родственные связи, приобретая друзей и совершая добрые поступки. Неравенство любви теряет своё значение для тех, кто окружён заботой и уважением родных и друзей. Но кровные узы не должны превращаться в поводья и цепи, не должны прерываться обидами и подозрениями. Где золотая середина? Её нет, и не надо её искать.
Коммунистическая система рухнула не потому, что Запад разложил её вождей идеологическими диверсиями. Они оказались предрасположены к перерождению, начав создавать для себя привилегии и расправляться с соперниками сразу же после захвата власти. Предрасположенность их к коррупции и мстительности была обусловлена генами вождизма и особенностями социалистического мировоззрения. Идеология социализма требовала воспитания масс в атмосфере радостного строительства системы вечного ожидания счастья для всех путём поэтапного ограничения свобод лихого победоносного пролетариата. Шансы равенства были реализованы вождями социализма при формировании номенклатуры «более равных» с уравниловкой для широких масс. Когда резервы веры простых тружеников в гуманные намерения вождей иссякли, Свобода разрушила миф о Равенстве и Братстве. Французский просветитель Монтескье считал, что свобода может процветать только там, где распределены средства власти. В социально-политическом смысле только рыночная экономика отвечает идеалам Монтескье.
Мифы — это антимиры, существующие рядом с нами и вокруг нас. Причудливость образов и декораций, невероятные способности героев и чудесные превращения — камуфляж, скрывающий тождественность ситуаций. Немецкий лингвист Удольф доказал это, исследуя реалии сказки о Крысолове, но мы постоянно сталкиваемся с другими версиями легенды. Сколько драм случается, когда жертвами соблазнителей становятся дети! Скорби житейские исцеляют душу человека от самообольщения и самообмана, от лжеучительства. Но как уберечь детей от веры в непогрешимость лжепророков! Архиепископ Шаховской писал о Льве Толстом: «Глубоко понимавший красоту человеческого смирения, он был деспотичен не только в своём зле, но и в добре». Современные ловцы душ (не только детских) часто руководствуются принципом диктатуры добра. «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, ибо многие придут под именем моим», — предупреждал Господь. Не внемлют этим словам популисты. Не внемлют им иногда и наши дети.
16 сентября 1988 г. Оффенбург-Бонн. Иван Ребров — Е. Бовкуну:… Мне было приятно принять Вас у себя, в замке в Таунусе. Наша беседа обрадовала и вдохновила меня, особенно — Ваша идея о поездке в Москву, ведь мне пришлось побывать в СССР всего дважды — туристом. О публичных выступлениях я и не мечтал. Конечно, я готов бесплатно выступить в Посольстве и Торгпредстве. Негоже хвастать, но мне удалось собрать полную коллекцию выступлений Шаляпина, записанных для граммофона при его жизни. Надеюсь, Вам пришлись по вкусу пельмени моего «сибирского» повара. Сердечный привет супруге и Вашим друзьям Юдановым. Письмо направляю через Концертное бюро Рихарда Вебера в Оффенбурге. Я попросил его подобрать для Вас и для г-на Юданова наиболее удачные пластинки. Ваш Ребров.
Песни, из которых слов не выкинуть. Иван Ребров. За годы советской власти наше отечественное искусство бурно развивалось, несмотря на грубое вмешательство в процесс его развития со стороны партийных чиновников, постоянно изобретавших новые запреты. Они умудрились отменить даже действие некоторых пословиц. Народ в стародавние времена заметил: «Из песни слова не выкинешь». И оказалось — поспешил. Когда отношения с Японией стали улучшаться, из исторической песни тут же вычеркнули выражение «и летели наземь самураи», заменив их на «вражью стаю», что стало звучать ещё более грубо, поскольку японцы безусловно знали эту песню, и в первом варианте их открыто не называли врагами. Те же самые партийные чиновники усердно мешали проникновению в СССР песенных жанров с «тлетворного Запада», а московская интеллигенция с упоением слушала магнитофонные записи и пластинки, привозимые командировочными легально и полулегально. Когда, возвращаясь из Конго с пересадкой в Париже, я привёз домой две пластинки Теодора Бикеля (на русском и на иврите), мой сосед по квартире на Большой Переяславской Миша Лямпе, сын известного актёра, одолжил у меня Бикеля и недели две подряд устраивал для друзей и родственников коллективные прослушивания. В свою очередь, он одалживал мне записи Алёши Дмитриевича, Дины Верни и Бориса Рубашкина. Тогда же я впервые услышал и голос Реброва. Даже будучи искажён некачественными магнитофонными плёнками, он произвёл на меня сильное впечатление. «Живого Реброва» я услышал в конце 70-х в Германии, но только в 1986-м мне удалось побывать сначала на его концертах, а потом и дома, в старом замке, затерявшемся в чаще лесного массива Таунус. В то время Ребров заглядывал в эту загородную виллу редко, в промежутках между гастролями. Нас с женой и нашими друзьями Юдановыми он встретил радушно, по-русски, широко растворив тяжёлую дубовую дверь и театрально выйдя на ступени крыльца в красной рубахе, подпоясанной широким кушаком. Рыцарские доспехи в коридорах контрастировали с обстановкой гостиной, где Ребров держал коллекцию «коробушек» — палехских шкатулок, хохломских игрушек и прочей утвари народного промысла. Встречались мы и позже, но эта встреча с сибирскими пельменями и задушевными беседами под водочку запомнилась особенно. По-русски певец говорил свободно, хотя и с некоторым акцентом. Наполовину родной язык пришлось осваивать вне дома. Я сразу обратил внимание на фотографию красивой женщины, но еще больше меня заинтересовало другое фото, стоявшее тут же на комоде — портрет Шаляпина с собственноручной надписью великого певца: «Наташе Нелиной». После этого я и услышал биографию Реброва, рассказанную ярко, со значительной долей юмора. Нет, разумеется, он не княжеского рода, не внебрачный сын Шаляпина, и русский наполовину, по матери, которой он обязан своими способностями. Наталья Нелина, хорошо знавшая многих выдающихся деятелей русской культуры, включая Станиславского, была близко знакома с Фёдором Ивановичем. После неё у Реброва осталась коллекция пластинок Шаляпина. Уехав в Германию, Нелина вышла замуж за берлинского интеллектуала, наполовину еврея. Там же, в Шпандау, в 1931 году появился на свет Ханс-Рольф Рипперт, будущий Иван Ребров. Когда к власти пришли национал-социалисты, пути родителей разошлись. Отец эмигрировал в Швейцарию, где и затерялись его следы, а Наталья Нелина увезла сына на Запад. Они колесили по Европе в поисках пристанища, перевозя с места на место архив, умещавшийся в двух картонных коробках, с уникальными документами, включая письма Горького и Римского-Корсакова Шаляпину. Беглецов приютил у себя на хуторе голландский фермер. В 53-м вернулись в Германию, и Ханс-Рольф получил гражданство, записав в паспорт сценический псевдоним в качестве имени и фамилии — Иван Ребров. Хотелось учиться, денег не было, пришлось подрабатывать, и одно время он выступал в хоре донских казаков Сергея Жарова. Профессионала сделал из него учитель музыки Александр Китнес, специалист по славянским голосам, поставивший ему правильное произношение. Ребров не пытался никому подражать, считая, что имитация плоха, даже если подкреплена природными данными, но понял, что манера Шаляпина ему ближе, чем манера Пирогова, когда поют полуоткрытым ртом, растягивая до вибрации гласные звуки. Ребров пел по-шаляпински открыто и звонко. «На Западе русские песни исполняют по-разному, — объяснял певец. Их приспосабливают к вкусам аудитории. Так появился салонный и кабацкий фольклор. Я стараюсь найти контакт с публикой, соблюдая традиции классики,