— Но, моя дорогая дочь, есть кое-что, чем я хотела бы поделиться с тобой сегодня вечером, — продолжила Осмада. — Кое-что, что я хочу, чтобы ты взяла завтра с собой в Акарнаю, чтобы хранить в своем сердце в ближайшие дни.
Королева провела пальцами по волосам Делуции, прямо там, где покоилось основание короны.
— Это то, кем ты была рождена, чтобы быть, моя милая девочка. Но это не все, что ты есть. Эта корона — часть тебя, но она не определяет тебя, и ты не должна этого позволять.
Осмада опустила пальцы и медленно повернула Делуцию, пока они снова не оказались лицом друг к другу. Взгляд матери стал мягким, когда она сказала:
— Не позволяй проклятию быть Кавелле помешать тебе жить той жизнью, о которой ты всегда мечтала. Потому что эта корона… это то, что ты будешь носить с собой вечно. Но это не значит, что ты должна жертвовать своим собственным счастьем, чтобы носить ее.
Она обхватила ладонями щеку Делуции и понизила голос, чтобы закончить:
— Ты принцесса, но ты также и просто девушка. Помни об этом, когда завтра отправишься в Акарнаю, и не отказывай себе в даре быть и тем, и другим… потому что это означало бы отрицать этот дар мира.
Делуция почувствовала, как слезы подступают к глазам, слова матери затронули самое ее сердце. Дрожащим голосом она спросила:
— Что, если я не знаю, как быть и тем, и другим? — Слеза скатилась по ее щеке, когда она почти неслышно добавила: — Или что, если… принцесса… она должна нравиться людям, но что, если… что, если им не понравится девушка?
Осмада протянула руку, чтобы вытереть слезу, лицо королевы стало нежным, когда она прошептала:
— Тогда они ее не заслуживают.
Упала еще одна слеза, Осмада вытерла и ее, сказав:
— Ты слишком особенная, чтобы жить жизнью, определяемой мнением других. Корона или нет, твоя ценность здесь. — Она прикоснулась пальцем к груди Делуции, прямо над сердцем. — И если они этого не видят, тогда тебе — принцессе и девочке — будет лучше без них.
Сквозь слезы Делуция видела, что ее мать ожидала ответа, но у нее так сдавило горло, что она смогла только кивнуть, и при этом пролилось еще больше слез.
Слишком долго Делуция позволяла мнению других — и особенно Макстона — управлять своей жизнью. Слишком долго она смирялась со своей изоляцией, уверенная, что любой, кого она подпустит поближе, увидит только принцессу, а не сердце, движущее ею. Слишком долго она была одна, решив оставаться такой из страха узнать, что это был не ее выбор — остаться без друзей… но потому, что она никому не была нужна.
Слишком долго… но больше нет.
Завтра в Акарнае она будет девушкой с сердцем принцессы… и принцессой с сердцем девушки. Потому что она была и тем, и другим. И как бы она ни была напугана, какой бы уязвимой это ее ни делало, надежда, которую она чувствовала, была такой сильной… надежда, что она сможет жить жизнью своей мечты, как и говорила ее мать.
Она не позволит своей короне определять ее.
Она не позволит мыслям других одолеть ее.
Но самое главное, она не позволит проклятию украсть ее жизнь.
Когда решимость поселилась глубоко внутри нее, Делуция посмотрела на мать, ее кивок на этот раз был гораздо увереннее. Осмада улыбнулась нежной, гордой улыбкой в ответ, прежде чем протянуть руку, чтобы снять корону, вес которой — как физический, так и метафорический — покинул Делуцию, когда королева вернула ее на стол.
Раскрыв объятия для своей дочери, Осмада крепко обняла Делуцию и прошептала:
— Я буду скучать по тебе, милая. Очень сильно. Но если ты сможешь разрушить некоторые из тех стен, которые возвела вокруг своего сердца, красоте, которая ждет тебя впереди, не будет конца. Обещай мне, что попытаешься.
— Я обещаю, — сказала Делуция, зная, что это будет трудно, но имея в виду это всем своим существом.
Осмада откинулась назад, вытирая еще больше слез со щек Делуции, когда закончила:
— Твой отец и я — мы так гордимся тобой. Во все предстоящие дни, будь ты одна или в окружении людей, никогда не забывай об этом.
Это было все, что Делуция смогла вынести, прежде чем икота-всхлип покинула ее, побудив мать заключить ее в еще одно утешительное объятие.
Они прижимались друг к другу в течение долгих минут, достаточно долго, чтобы слезы Делуции высохли, а глаза отяжелели от усталости. Только тогда Осмада вывела ее из хранилища обратно в спальню, уложила в постель и прошептала ей на ухо:
— Я люблю тебя, моя маленькая принцесса. Всегда.
И это было последнее, что услышала Делуция перед тем, как погрузиться в сон, ее последними мыслями о готовности ко всему, что принесет следующий день. Принцесса готова сдержать обещание, данное своей матери.
Ее стены… с завтрашнего дня они исчезнут.
— 8-
Когда утром Делуция проснулась, она сразу поняла, что что-то не так. Тело было мокрым от пота, зубы стучали от холода, а желудок так сильно скрутило, что ей пришлось, пошатываясь, дойти до ванной, едва успев выплеснуть содержимое.
Ее все еще рвало, когда госпожа Альма вошла в комнату, вероятно, придя посмотреть, почему Делуция еще не встала.
— Боже, дитя, в каком ты состоянии, — сказала Альма, бросаясь вперед, чтобы предложить полотенце. — Нервы взяли над тобой верх, я так понимаю?
Но когда она произнесла эти слова, Делуция поняла, что Альма, должно быть, поняла, что это не то, что было неправильно. Да, она беспокоилась о своем отъезде в академию, но не до такой степени, чтобы заболеть. Это было что-то совсем другое.
— Ты вся горишь, принцесса, — сказала Альма, коснувшись лба Делуции. — Пойдем, давай уложим тебя обратно в постель, и я позову дворцового лекаря.
— Я-я-я в по-о-орядке, — попыталась выдавить Делуция, все ее тело тряслось так, что было трудно говорить. — Я д-д-должна с-с-собраться и ехать.
— Ты никуда так не пойдешь, — строго сказала Альма. — Нет, пока доктор Села не осмотрит тебя. — Она обняла Делуцию, кряхтя, поднимая принцессу на ноги. — Обопрись на меня, дорогая. Мы достаточно скоро заставим тебя почувствовать себя лучше. Тогда ты можешь собраться и уехать.
Но госпожа Альма ошибалась. Потому что, когда прибыла доктор Села, она бросила один взгляд на Делуцию и вздохнула, сказав, что принцесса была третьим человеком за это утро, который заболел желудочным вирусом. Лечение было простым — три дозы лекарств с интервалом в шесть часов, и тогда к ней вернется идеальное здоровье. Но загвоздка заключалась в том, что лекарство также вырубало ее, заставляя спать в те часы, когда оно прогоняло болезнь.
— Я н-н-не могу спать весь д-д-день! — Делуция плакала… или пыталась плакать, но ее голос был слишком слаб, чтобы говорить громко. — Только не с-с-сегодня!
Ее мать и отец, прибывшие вместе с доктором, с сочувствием наблюдали, как Села втискивала пузырек с жидкостью в трясущиеся губы Делуции.
— Мы сообщим Дарриусу, милая, — сказал Аурелий, убирая волосы с ее потного лба. — Ты все еще можешь добраться туда к вечеру, у тебя будет достаточно времени, чтобы освоиться перед началом завтрашних занятий. Ты ничего не пропустишь.
— Н-Н-Но первое утро… — Делуции внезапно стало трудно закончить предложение, ее веки стали тяжелыми, как кирпичи, когда лекарство подействовало.
Что она хотела сказать, так это то, что, в то время как второкурсники и старше должны были быть в академии только к обеду, первокурсники должны были прибыть утром на ознакомительный день. Именно тогда им устроят экскурсию по территории и покажут, где расположены их классы, и все это время они будут знакомиться друг с другом.
Делуция не хотела упускать ничего из этого. Все это было частью нормального опыта, которым она должна была наслаждаться.
Но когда глаза закрылись без ее разрешения, она поняла, что некоторые вещи находятся вне ее контроля.
— Спи, милая, — тихо сказал Аурелий. — Акарная все еще будет ждать тебя, когда ты проснешься.
И, не имея другого выбора, Делуция послушалась отца, лекарство погрузило ее в блаженный сон без сновидений.
Если не считать кратких моментов, когда ее будили, чтобы дать лекарство, Делуция спала весь день. Но, как и обещал доктор Села, в конце концов, она проснулась, чувствуя себя намного лучше.
Или… физически, по крайней мере.
Мысленно, однако, она была совершенно разбита, когда торопилась с последними приготовлениями. Все личные вещи были отправлены до ее прибытия, но она все равно дважды проверила, как ей казалось, каждую комнату во дворце, пока не убедилась, что ничего не забыла.
Когда Делуция, наконец, стояла в приемной с уже активированной и открытой дверью позади нее, то повернулась, чтобы в последний раз взглянуть на родителей.
Ранее она попрощалась с мастером Ингом и госпожой Альмой; первый посоветовал ей заняться учебой, а вторая напомнила следить за своей осанкой. Ни один из них не предложил эмоционального прощания — да Делуция и не ожидала от них этого, несмотря на то, что наставники были самыми близкими друзьями, которые у нее когда-либо были во дворце.
Ее родители, однако…
Делуция сглотнула, увидев слезы в глазах отца. Ее мать была немного более сдержанна, но король… он едва держал себя в руках. Если он сломается, Делуция знала, что у нее не будет ни единого шанса уйти, не разрыдавшись самой, что тогда означало бы, что она прибудет в академию с красными глазами и опухшими щеками. Это было то, чего она определенно не хотела, но если ее отец не перестанет так на нее смотреть…
Словно прочитав ее мысли, король шумно вздохнул и расправил плечи, явно сдерживая эмоции. Она знала, что это было только ради нее, и от этого было еще труднее сохранять самообладание, когда он обнял дочь на прощание.
— Помни, мы всегда в голозвонке, — сказал он ей на ухо. — Или используй сферники, если это будет необходимо. Просто попроси Дарриуса, и он сделает так, как надо.
— Со мной все будет в порядке, — сказала Делуция, не собираясь приставать к директору с просьбой поехать домой вне запланированных каникул. Никакого особого отно