— Я была так взволнована, когда услышала, что у нас будут гости, которые останутся надолго, и причем один из которых будет моего возраста. Я взяла с родителей обещание не представлять меня как принцессу, чтобы убедиться, что весь дворцовый персонал сохранит это в секрете. Я думала, что… Я была уверена, что если мальчик не узнает, кто я такая, мы в конечном итоге станем лучшими друзьями. И я была уверена, что когда он, в конце концов, узнает, кто я такая — поскольку я знала, что не смогу вечно держать это в секрете, — ему будет все равно, потому что к тому времени он уже узнает меня. Настоящую меня.
Ее голос слегка дрогнул, но она продолжила.
— Сначала это было чудесно, именно так, как я себе и представляла. Мы вместе играли, вместе смеялись, вместе бегали по дворцу и территории. Он стал моим первым настоящим другом.
Прошла минута молчания.
— Но однажды я рано пришла на конюшню, чтобы встретиться с ним, и подслушала, как он разговаривал с группой других детей, в том числе с двумя молодыми служанками, которые, как мне показалось, видели во мне нечто большее, чем просто «принцессу». Кроме этих двух девушек, я не очень хорошо знала остальных. Никто из них раньше со мной по-настоящему не разговаривал, поэтому я была удивлена, услышав, как произносят мое имя, настолько, что спряталась за углом. Они… они понятия не имели, что я была там. Понятия не имели, что я подслушивала.
Д.К. еще глубже прижалась к Джордану, ее слова теперь были такими тихими, что он едва мог ее слышать.
— То, что Макстон говорил им… обо мне… — Ее голос дрогнул. — Тогда я поняла, что меня разыграли. Он все это время знал, кто я такая. Я была для него просто игрой, мимолетным развлечением. — Д.К. громко сглотнула. — Он назвал меня простушкой. Он назвал меня наивной. Он назвал меня легковерной и никчемной. Он называл меня и по-другому. А потом он рассмеялся… они все рассмеялись… так громко, что я подумала… Как будто он когда-нибудь подружится с «избалованным королевским отродьем» — так он назвал меня сразу после того, как сказал, что никто никогда не захочет «застрять, проводя время» со мной. И я… я поверила ему.
У Джордана заболело сердце. Физически жгло грудь. Он притянул ее ближе, прижимаясь губами к ее макушке, покрытой шерстью шапки, предлагая то немногое утешение, на которое был способен.
— Я… — голос Д.К. надломился, поэтому она прочистила горло и попыталась снова. — Для меня это было все. За восемь лет я не нашла никого, кому могла бы доверять, и после того, как меня предали и причинили боль в тот день, я не хотела снова проходить через это. Не тогда, когда я пыталась снова и снова со столькими другими до Макстона, но взамен не получала ничего, кроме одиночества и душевной боли. — Она сделала паузу. — Поэтому я перестал пытаться. Я возвела стены вокруг себя и никого больше не впускала. — Еще одна пауза. — Не раньше, чем через восемь лет. Пока Алекс. И Биар. — Она перевела дыхание. — И… ты.
Понимая, что происходит что-то важное, Джордан обнял ее, не в силах ничего сказать, чтобы не испортить момент. Она делилась с ним своими шрамами. Настала его очередь хранить молчание и просто слушать.
Удивительно, но тогда Д.К. рассмеялась. Это был низкий звук, не совсем веселый, но в нем был намек на юмор.
— Знаешь ли ты, что я возненавидела тебя с первого дня, как увидела?
Джордан поднял бровь от такого поворота в разговоре, не то чтобы она могла видеть этот жест.
— Это был наш первый день занятий, ориентация для медицинских наук, и ты пошутил о радужном пальто Луранды, когда она выходила из комнаты. Все остальные смеялись, но все, о чем я могла думать, был Макстон… мальчик, который обзывал меня и смеялся за моей спиной.
Джордан почувствовал этот укол глубоко внутри себя. Он прошептал:
— Ты назвала меня клоуном, ищущим внимания.
— Я хотела назвать тебя хуже, — призналась она, и, как ни странно, в ее голосе прозвучала улыбка. — Я просто не чувствовала, что это было полностью оправдано. Или уместно, поскольку я едва знала твое имя.
— Мне жаль.
Д.К. напряглась и повернулась к нему лицом.
— Я не сказала тебе всего этого, потому что хотела, чтобы тебе было плохо, Джордан. Тебе было всего четырнадцать, и то, что ты сказал о пальто Луранды, было не так уж плохо. Это не твоя вина, что я мысленно провела это сравнение. То, что ты сказал, даже близко не походило на то, что я слышала, когда была младше.
— Тогда что?..
Она протянула руку в варежке и прижала ее к его щеке.
— Я рассказала тебе это, чтобы ты понял. Чтобы ты знал, как я благодарна за то, что ты есть в моей жизни, даже если наши первые три года были… тяжелыми.
Ее губы изогнулись в его любимой причудливой усмешке, прежде чем она снова стала серьезной.
— Я рассказала тебе все это, чтобы ты знал, как я благодарна за то, что мы разделяем — ты, я, Алекс, Биар — за то, насколько это реально, несмотря на то, кто я, в какой жизни я родилась, с каким будущим я столкнусь. И еще…
Она прикусила нижнюю губу, и Джордану пришлось бороться с внезапным желанием сократить расстояние между ними и сделать то же самое.
— Я также рассказала тебе все это, чтобы ты точно знал, что… именно то, что ты значишь для меня. — Она опустила взгляд, чтобы посмотреть на его шарф, как будто она была не в состоянии выдержать его взгляд. — Я была одна долгое время, достаточно долгое, чтобы достичь точки, когда я подумала, что меня это устраивает. Что я могу жить так вечно. Но я ошибалась. Ты показал мне это… ты, Алекс и Биар. Ты показал мне, что такое настоящая дружба. И ты также показал мне, что… что… — Ее голос был едва слышен, когда она закончила: — Ты показал мне… больше, чем дружбу… больше, чем симпатию.
Даже в бледном свете луны Джордан мог видеть глубокий румянец на ее щеках. Он знал, о чем она говорила. Он все прекрасно понял.
Их лица разделяло всего шесть дюймов. Все, что Джордану нужно было сделать, это наклониться вперед.
Он хотел этого.
Отчаянно.
И вот он начал двигаться. Один дюйм, потом два.
Затем он сделал паузу.
Он заглянул глубоко в ее глаза, его сердце колотилось, когда он видел, как она наблюдает за ним, ни один из них не дышал, оба ждали.
Но потом… Он резко вдохнул и отвернул лицо, крепко обняв ее и прижав к себе. Он прижал ее к себе, не желая, чтобы она почувствовала какой-либо отказ, потому что это было не то, что только что произошло. Даже близко.
Он хотел ее. Сильно. Достаточно, чтобы испытывать физическую боль.
Но он также был напуган.
Так… Чертовски. Напуган.
И он не знал, как ей это объяснить. Не знал, как поделиться с ней тем, чем она поделилась с ним, так открыто выставляя ему на обозрение свои шрамы.
Его там еще не было.
Но он хотел там быть.
И он собирался сделать все возможное, чтобы это произошло.
— Мне жаль, — прошептал он, нуждаясь в том, чтобы она знала, как сильно он это имел в виду. Нуждаясь в том, чтобы она знала, почему он это говорит. Нуждаясь, чтобы она знала, что это была не она, а он.
— Тебе никогда не придется извиняться передо мной, Джордан, — прошептала она в ответ. Она обвила рукой его талию, держась за него так же, как он держал ее. Затем, так тихо, что он почти подумал, не почудилось ли ему это, она сказала: — Я никуда не уйду.
И с этими словами напряжение покинуло его плечи, и он притянул ее еще ближе, они вдвоем погрузились в целительную тишину, наблюдая, как лунный свет путешествует по ночному небу.
И снова Джордан вернулся в свое общежитие с озера, имея достаточно времени, чтобы хорошенько выспаться… к счастью, без сновидений. Как и в предыдущий день, его тело было благодарно за отдых, уровень энергии улучшился, а разум стал яснее, чем когда-либо с тех пор, как Эйвен заявил на него Права.
Войдя в ресторанный дворик за завтраком, он немного нервничал из-за того, что между ним и Д.К. будут напряженные отношения, опасаясь, что, несмотря на то, что он прижимал ее к себе после этого, она все равно неправильно истолковала причины его отстранения. Когда они расстались у ее спальни ранним утром, он не смог удержаться, чтобы не поцеловать ее в щеку, его губы задержались на ее коже, прежде чем он заставил себя уйти. Но с тех пор прошло достаточно времени, чтобы она задумалась о том, что произошло у озера. Или, скорее, то, чего не произошло.
Джордан знал, что ему нужно найти способ рассказать ей об этом как можно скорее. Поделиться с ней… всем. Показать ей свои шрамы, чтобы она поняла, почему он не сократил расстояние между ними прошлой ночью. Это было то, что он решил за время, прошедшее с тех пор, как они в последний раз видели друг друга. И он был полон решимости довести дело до конца, как бы тяжело это ни было. Ему просто нужно было придумать, как лучше всего это сделать.
Обо всем этом он думал, когда Д.К. вошла в ресторанный дворик вместе с Алекс, они весело болтая, направляясь к тому месту, где сидели Джордан и Биар. Точнее, Д.К. радостно болтала. Алекс же выглядела такой же усталой, каким Джордан чувствовал себя на прошлой неделе, и, зевая, она продолжала бормотать себе под нос бессмысленные вещи, такие как «меярин-рабовладелец», «слишком рано» и «все еще не чувствую пальцев ног». К этому добавились ее еще более странные бредни типа: «Я покажу мистеру Загадочный Человек, что он может сделать со своим клубком пряжи» и «Я больше никогда не съем ни одного банана».
К тому времени, когда они заказали завтраки, и еда была подана на стол, Джордан действительно подумывал о том, чтобы сопроводить Алекс в медицинское отделение. Биар и Д.К. казались такими же встревоженными… тоже с намеками на веселье. Но после того, как Алекс съела достаточно большой завтрак, чтобы накормить небольшую семью, ей удалось прийти в себя настолько, что ее бормотание прекратилось. Только тогда Джордан почувствовал, что может обратить свое внимание на Д.К., и он вздохнул с облегчением, когда она поймала его нервный взгляд, поняла, что это такое, и послала ему теплое подмигивание вместе с его любимой причудливой улыбкой.