Хотя Делуция никогда не видела дракона в реальной жизни, она все еще сомневалась в достоверности этой конкретной теории по очень многим причинам.
Какими бы диковинными ни казались некоторые возможности, она была достаточно очарована, чтобы прочитать книгу от корки до корки, переводя по ходу любые заметки на гаронском и денасенском языках. К тому времени, когда она дошла до конца, она поняла, что имел в виду Инг, говоря, что это достойно многократного прочтения. Ей было о чем подумать, в основном из кратких, но заманчивых упоминаний о Мятежном принце. Многое из того, что она просмотрела, совпадало с теориями, которые она уже слышала: именно ненависть Эйвена к людям привела к тому, что древние меярины изгнали его из города и выставили защиту, чтобы он никогда не вернулся… или не вошел кто-либо другой. Однако чего Делуция не узнала, так это каких-либо теорий относительно того, что Эйвен продолжал делать после исчезновения города, или нашел ли он когда-нибудь дорогу обратно в Мею.
Смирившись с тем фактом, что она, скорее всего, никогда не узнает всю историю целиком, Делуция закрыла книгу, дочитав последнюю страницу, чувствуя удовлетворение и уже предвкушая, как однажды перечитает все это снова. Но сейчас у нее слезились глаза, и болел живот, поэтому она встала на негнущихся ногах и медленно поднялась в спальню, желая только чего-нибудь поесть, принять горячую ванну и провалиться в сон без сновидений.
С первыми двумя она справилась. Но, как всегда, ее сон был пронизан видениями.
Сбудется ли что-нибудь из них или нет, покажет только время.
— 4-
Три дня спустя Делуция чистила Танцовщицу, когда из-за двери стойла донесся голос.
— Если бы я не знал тебя лучше, я бы подумал, что ты избегаешь меня.
Кисть Делуции на мгновение замерла, прежде чем она заставила руку продолжить ровные движения.
— Ты непредсказуем, лорд Макстон, — формально ответила она, стараясь быть любезной хозяйкой. — Глупость — это не одна из твоих сторон, так что не трать свое время, изображая из себя дурака.
Так что, возможно, быть любезной хозяйкой все еще было выше ее сил. Но шесть дней постоянных взглядов и ехидных комментариев Макстона начали истощаться, особенно во время последних трех завтраков, после его встречи с Джирой и Уильямом. Делуция устала изображать вежливость и выглядывать из-за угла, чтобы убедиться, что их пути не пересекутся. Она устала следить за своими манерами и притворно улыбаться.
Она больше не хотела этого делать. А теперь, похоже, ей и не придется.
Он искал ее, его приветствие было одновременно враждебным и насмешливым, показывая, что он не ожидал, что она съязвит в ответ. Но если он думал, что она собирается прятаться за своей собственной неуверенностью, как это было в прошлом, то у него на уме было другое. Потому что Делуция приняла слова Джиры близко к сердцу, она была принцессой, и никогда больше не забудет, что это значит.
— Мы оба знаем, что я избегала тебя, — продолжила она, прежде чем он смог ответить на ее дурацкий комментарий. — И мы оба знаем почему. Чего я не понимаю, так это почему ты, кажется, так решительно настроен проводить со мной время. Прогулка по городу, утренняя прогулка верхом — во что ты играешь, Макстон?
— Может быть, я просто хочу насладиться твоей восхитительной компанией, принцесса, — сказал он намеренно насмешливым тоном.
— Еще варианты? — она потянулась за расческой и двигалась, чтобы распутать гриву Танцовщицы.
— Может быть, мне скучно.
Это было более вероятно, и все же она все еще не верила ему.
— Мы оба знаем, что я последний человек, общество которого ты бы искал, если бы это было так.
Он не отрицал этого. Но то, что он сказал вместо этого, снова повергло ее в шок.
— Может быть, я хочу извиниться за то, что сказал пять лет назад.
Впервые с тех пор, как он приехал, она посмотрела на него поверх холки Танцовщицы. Но когда их взгляды встретились, ей потребовалось все самообладание, чтобы не вздрогнуть, так как на его лице была отвратительная ухмылка, его голубые глаза смеялись над ней.
— Шучу, — сказал он, хихикая. — Мне действительно просто скучно.
Делуция размышляла о том, в какие неприятности она попадет, если бросит ему в голову подкову. Но потом у нее был момент осознания… то, что он сказал, не причинило ей боли. Она была зла, о да, но только потому, что он был намеренно груб. Его насмешки и то, что они олицетворяли — предательство больше не причиняло боли. Как будто внезапно она поняла то, чего не понимала раньше: он был хулиганом, простым и невзрачным.
Не было никаких причин или оправданий для его ненавистнических комментариев пять лет назад, точно так же, как не было никаких причин или оправданий для его нынешнего поведения. Ущерб, который он причинил ей, его не волновал, и, возможно, никогда не будет волновать. Но если она продолжит давать ему власть, уделять ему внимание, он подумает, что она все еще уязвима, и, как любой хулиган, воспользуется этим.
Что ей было нужно, так это показать, что его слова и действия больше не оказывают на нее никакого влияния. Он не стоил ее боли — никогда не был и никогда не будет. Настало время ей постоять за себя и дать ему понять, что он не единственный, кто способен использовать слова в качестве оружия.
— Мастер Инг говорит, что скука поражает только тех, у кого слабый ум, — поделилась Делуция, возвращая свое внимание к Танцовщице. — Так что это многое объясняет.
Ей не нужно было оглядываться на него, чтобы понять, что ее оскорбление попало в цель. Не в силах сдержаться, она добавила:
— Могу я предложить почитать книгу, чтобы скоротать время? Ты можешь кое-чему научиться, особенно если посетишь раздел «этика и мораль».
Его лицо нахмурилось, когда он сказал:
— Я не трачу свое время на книги.
— Это тоже многое объясняет, — пробормотала Делуция, не в силах сдержать дрожь в губах.
Черты его лица потемнели, когда он заметил ее юмор.
— Ты смеешься надо мной?
— Я определенно не смеюсь над тобой, — ответила она, ее улыбка стала шире. — Ты совсем не выглядишь веселым.
— Это потому, что это не смешно, ты, маленькая…
— Осторожно, — прервала Делуция певучим голосом. Но, несмотря на ее кажущееся легкомыслие, в ее тоне слышалось явное предупреждение. — Если только слово, которое ты собираешься использовать, не «принцесса», тогда ты, возможно, захочешь пересмотреть свое предложение. Точно так же, как ты, возможно, захочешь переосмыслить все решения, которые ты делал до этого момента, и то, что ты говорил.
Делуция буквально слышала, как он скрипит зубами.
— Нет? — спросила она, когда он промолчал. — Ты ничего не хочешь сказать, лорд Макстон?
Только когда их глаза снова встретились, он прошипел, достаточно тихо, что ей пришлось напрячься, чтобы расслышать его:
— Ты думаешь, что ты особенная из-за короны, которую носишь, но подумай еще раз, принцесса. — Он выплюнул это слово, как ругательство. — Мы оба знаем правду, ты — ничто. Все это знают, как ты думаешь, почему прошло пять лет, а у тебя до сих пор нет друзей? Твои родители — единственные люди в этом мире, которые могут спокойно проводить с тобой время. Признай это, ты навсегда останешься одна.
Оскорбление было старым для Делуции, но от этого боль не стала меньше. Только ее решимость не позволить Макстону добраться до нее, не давать власть хулигану, позволила ей сказать:
— Лучше быть одной, чем застрять в компании кого-то вроде тебя. — Она сосредоточилась на том, чтобы ее руки не дрожали, когда она расчесывала челку Танцовщицы и закончила: — Теперь беги, лорд Макстон, пока кто-нибудь не увидел, как мы разговариваем, и не подумал, что, как и мои родители, ты можешь «терпеть проводить со мной время». Мы бы не хотели, чтобы они приняли нас за друзей, не так ли?
Резко, как щелчок кнута, он прорычал:
— Ты не имеешь права так со мной разговаривать.
Рука Делуции замерла, как и все остальное ее тело.
— Прошу прощения? — спросила она, ее голос был убийственным шепотом. Ее руки почти больше не дрожали. Она была совершенно неподвижна. Опасно неподвижна. Все в ней говорило о предупреждении, к которому мудрый человек должен был прислушаться.
Макстон поступил неразумно.
Его горло дернулось — единственный признак того, что он осознал, что, возможно, переступил черту. И все же он все еще повторял:
— Ты не имеешь права так говорить со мной. Я сын судьи Верховного суда… ты должна проявить ко мне уважение.
Делуция не могла поверить в то, что слышала, не могла поверить в его высокомерие.
— Слушай внимательно, лорд Макстон, поскольку я собираюсь сказать это только раз, — сказала она тем же убийственным тоном, что и раньше, ее глаза оставались прикованными к нему. — Уважение — это не то, что тебе должны, это то, что ты зарабатываешь. Независимо от того, родился ли ты в замке или в пещере, дитя королей или преступников, ты — не более чем сумма твоих собственных действий. Тебе никто не должен — никто, и особенно я. Поэтому я буду говорить с тобой так, как захочу… не потому, что моя корона дает мне это право, а потому, что я человек. И тебе не мешало бы помнить об этом, поскольку нас там целый мир, многие из которых были бы слишком рады стереть твою любимую ухмылку прямо с твоего лица.
Этой ухмылки нигде не было видно. Вместо этого черты лица Макстона стали бледными, глаза широко раскрыты, а на лбу блестела тонкая струйка пота.
— Теперь, — тихо сказала она, — я спрошу еще раз. Есть что-нибудь, что ты хотел бы сказать?
Макстон уставился на нее так, словно видел впервые, наконец-то осознав, что она уже не та восьмилетняя девочка, над которой он мог беззаботно издеваться.
Между ними воцарилось долгое молчание, она пристально смотрела ему в глаза, пока он не смог больше этого выносить и не опустил глаза. Власть между ними сместилась, и лорд начал понимать, что он больше не мальчик, издевающийся над девочкой; он был мальчиком, издевающимся над принцессой. Даже ему не хватило мудрости продолжить дальнейшие насмешки.