— Знаете и французский и немецкий?
Все так же загадочно усмехаясь, офицер помолчал, неожиданно откланялся:
— Не смею докучать! — Однако в прихожей задержался: — Если позволите, наведаюсь дня через два... Возможно, с деловым предложением. Знание французского и немецкого делает вас нужным для нас человеком.
— Для кого — для «нас»?
— О-о, — рассмеялся офицер, — любите брать быка за рога?!
— Просто не пойму, чего вы от меня хотите. И кто же вы все-таки — румын или русский?
— И то и другое, — ответил офицер. — Это не меняет дела, но давайте не будем спешить.
— Должны навести обо мне справки? А говорили: не полицейский!
— Честь имею, — взял под козырек капитан. — Через два дня в это же время зайду к вам.
— А я сбегу, — вызывающе бросила Елена. — Терпеть не могу полицейского надзора!
— Капризны, как истинная француженка, — усмехнулся капитан. — Полицейского надзора не будет — слово офицера.
Щелкнув каблуками и поклонившись, он, наконец, ушел.
Елена подошла к окну, выждала, пока офицер, перейдя улицу, скрылся в переулке, и подняла, как было условлено, правый угол занавески — знак того, что должна срочно сообщить что-то связной Бадаева Межигурской. Потом присела у окна в ожидании ответного сигнала. Его должны были подать с балкона дома на противоположной стороне — вывесить полотенце (значит, Межигурская будет завтра утром на вокзале) или скатерть (значит, нужно самой сходить на привокзальную площадь к одноногому извозчику и передать ему шифровку). С ответным сигналом медлили.
Елену все навязчивее мучил вопрос — кто этот офицер? В том, что он имеет отношение к полиции, сомнений не было: не случайно он оказался и на набережной, и в парадном. Но к чему привел афоризм Пруткова? Намек на какую-то двойственность? Кто он: друг или враг? Если враг, как его обезвредить? Нельзя ли использовать в интересах отряда? Прав был Бадаев: чтобы бороться с врагом, надо знать его. Что знает Елена об этом странном капитане? Надо бы, конечно, попытаться уйти от его преследований. Но ведь он выслеживает и Межигурскую, может быть, напал на след отряда. Кому-то нужно же теперь наблюдать за ним, чтобы вовремя предупредить товарищей об опасности...
Утром Елена была на вокзале и скоро получила ответ от Бадаева: с квартиры не съезжать, выяснить суть предложения капитана, в случае опасности поднять левый угол занавески. Значит, невидимые друзья будут где-то рядом, готовые прийти на выручку в любую минуту. И Елена не чувствовала уже себя такой одинокой...
Офицер, как и обещал, зашел через два дня перед вечером, с порога насмешливо спросил:
— Не сбежали?
— Могла и сбежать.
— Нет, — возразил капитан.
— Почему же?
— Считаете меня врагом, а врага нужно держать в поле зрения, не так ли? Но будем откровенны до конца: могут же быть в чем-то друзьями даже враги? Представьте, что мне нужна переводчица, просто переводчица с французского. На такое предложение согласны?
— Что я должна переводить?
— Всего лишь один разговор.
— Он записан?
— Вы его услышите.
Елена спросила, стараясь держаться как можно спокойнее:
— За моим «нет» последует сигуранца?
Офицер пожал плечами.
— За моим «да»?
Он побарабанил пальцами по спинке стула:
— Не слишком ли много вопросов? Приступим к делу...
— Но я не давала вам еще своих гарантий.
В глазах капитана сверкнул нетерпеливый огонек:
— Гарантии — ваша жизнь! Вы прекрасно это понимаете. Документы у вас в порядке, но в конечном-то счете вы — взятая на подозрение русская. Что вы делали третьего дня в Аркадии?
— Гуляла. Вспоминала прошлое.
— В этакую погоду?! Впрочем, не спорю. У меня мало времени, и поэтому говорю с вами в открытую: пока интересуете меня лишь как переводчица. Со дня на день у командующего будет гость. О делах немалой важности он будет говорить с генералом наедине, по всей вероятности, в его кабинете, наверное, по-французски, а может быть, и по-немецки,
— Но как я услышу этот разговор?
— В соседнем с кабинетом помещении все подготовлено.
— Надо же еще попасть в резиденцию генерала?
— Пройдете туда со мной. Официальное наше знакомство состоится раньше, у всех на виду, в ресторане «Ша нуар» в воскресенье.
В подземном штабе Нерубайского на заменявшей стол каменной плите поминутно зуммерил телефон. С первого поста сообщали, что из города пришли связники.
— Проведите ко мне, немедленно, — распорядился Бадаев.
Третий пост извещал о том, что в колодце появилась бадья. Сверху позванивают по цепи.
— Под средней дощечкой второго днища должно быть донесение, — ответил по телефону Бадаев. — Выньте и позвоните так же по цепи, чтобы бадью сейчас же подняли.
Начальник штаба Васин докладывал, что от райкомовцев принесли листовки.
— Яков Федорович, пропустите товарищей ко мне.
Так проходили в катакомбах дни и ночи. Люди отправлялись на задания, возвращались с заданий — всех провожал, ждал, встречал Бадаев.
С очередной боевой операции вернулись Иванов и Зелинский, уставшие, в грязи, — испытали свое новое взрывное устройство в действии.
— Срабатывает как часы! — доложил Иванов. — Товарняк с тягачами и пушками под откосом!
— Вот теперь бы еще на другом перегоне... Но об этом завтра. — Бадаев глянул на часы. — Сейчас спать!
Принесли вынутое из бадьи донесение. Яков Гордиенко сообщал: «У «пороховых погребов» сгружают снаряды и бомбы».
— А как у входа в штольню?
— Пока спокойно, патрулей нет.
— Тогда пусть Гордиенко спустится.
Через час, уже глубокой ночью, Яша был у Бадаева. Он дал пареньку лист бумаги, карандаш:
— Изобрази, что и как.
Яша нарисовал склады, обнесенные двумя рядами проволоки. По углам вышки с часовыми.
— Ни строений, ни кустов поблизости нет?
— Есть свалка... кое-где огорожена.
— Что на свалке?
— Тряпье, мусор, пузырьки — аптека недалеко...
Бадаев позвонил завхозу подземного лагеря.
— Иван Никитович, горючку противотанковую по пузырькам разлить сумеете? Пришлю помощника.
Прикрыл трубку рукой, спросил Якова:
— Рогатку из тугой резины смастеришь?
Рогатка у Яши всегда была с собой. Он уже понял замысел Бадаева и отправился за горючкой.
Из города возвратилась Межигурская, принесла донесение. Бадаев тут же разбудил Иванова:
— Жаль было, Ваня, поднимать тебя, но дело по твоей части. В комендатуре проводится совещание. Надо дать воду. Понимаешь? Фугас — в водомерах, но что-то не срабатывает. Водопроводчики из депо имеют в комендатуру пропуска. Подготовишь операцию.
С самого дальнего поста телефонировали: «К Большому Фонтану причалили два румынских катера. Требуют рыбы».
— Придется накормить, — ответил Бадаев, — не их рыбой, а ими рыб!
Вызвал оперативного дежурного:
— Хотели собирать совет завтра — придется сейчас. Всех оставшихся в лагере командиров ко мне!
Полутемный штрек наполнился людьми. Бадаев разложил на столе карту:
— Есть возможность, товарищи, провести еще одну операцию. Упускать случай нельзя. Давайте обдумаем, обсудим...
В штреке — четыре выпиленных из ракушечника скамьи, но никто не садится. Рассиживаться некогда. Совет будет коротким — скоро рассвет, а на операцию из катакомб нужно выбираться затемно.
В порту хрипло перекликались буксиры. Толкачи«кукушки», повизгивая, подавали железнодорожные составы под разгрузку к «пороховым погребам». «Пороховыми погребами» одесситы называли подземные склады, в которых лет сто назад действительно хранился порох. Потом их стали использовать для хранения рыбы. Оккупанты вновь забили погреба боеприпасами. Что не умещалось в подземных помещениях, складывали под навесами, оставляли у склада в вагонах. Территорию погребов обнесли колючей проволокой, вокруг патрулировали солдаты с собаками. На вышках — часовые. Поди подступись...
И вдруг в опломбированных вагонах начали рваться патроны. Взвыли сирены, заметались по территории склада саперы, пожарники. Ухнул в одном из вагонов снаряд, сдетонировал тол. И все расшвыряло в щепки: и вагоны, и навесы, и вышки, будто гигантским ножом вспороло погреба. Даже в городе дрожали от взрывов стены домов, из рам вылетали стекла.
Подняли по тревоге всю жандармерию, весь штат сигуранцы, карательные отряды. И никаких следов...
А было все просто.
На свалке — всегда стаи ворон. Полдня пулял по ним из рогатки какой-то парень в кубанке. Камешков не было, стрелял пузырьками. Один из патрульных даже отвесил малому оплеуху:
— Зачем паф-паф?.. Жрать, да?
— А что же есть-то? — захныкал паренек.
Солдат брезгливо сплюнул, на всякий случай обшарил карманы паренька, нашел четвертинку самогона.
Самогон был самым ходовым товаром, непременным приложением к любому пропуску, комендантскому разрешению. Прихватывал с собой самогонку и Яша.
— Купи, продам! — набивался он солдатам.
Солдаты, конечно, отобрали четвертинку и тут же распили ее. Посмеиваясь над дурашливым малым, пошли своей дорогой.
Клянча деньги, паренек поплелся за ними, дошел чуть ли не до самого ограждения. Обернулись солдаты, пугнули парня автоматами. Со всех ног пустился он назад. Но дело было уже сделано — сумел Яша незаметно пустить из рогатки несколько пузырьков с горючкой в оконца опломбированных, груженных боеприпасами вагонов.
Когда затрещали патроны, солдаты спохватились, кинулись с собакой по следу к свалке, куда убежал парень. Но, облитая заранее бензином, свалка вспыхнула — какой уж тут след! Откуда-то издали, сразу с трех сторон, солдат еще и обстреляли...
В тот же день — диверсия на Большом Фонтане. Оккупанты потребовали рыбы, на складах ее не оказалось. Рыбаки согласились наловить свежей.
— Но на ваших катерах, — сказал Иван Музыченко, — наш «мотосброд» в негодности.
— Можно на наших, — разрешил капрал, — только днем.