Помогать с закупками мне вызвалась подруга Света Кулич. (Чтобы дальше не было путаницы с именами, я буду называть ее просто Кулич.) Мы закупились всем необходимым и сидели на кухне, ожидая, когда Света встретит щенка с поезда и принесет его домой. Я очень волновалась, не понимая до конца, как вообще это все произошло и почему я сейчас жду собаку.
Об ноги мне терлась кошечка Зигги. Она уже подросла и была очень ласковой, постоянно требуя внимания. Я никогда не хотела заводить животных, считая это большой ответственностью. Но вот у меня уже есть кошка и скоро приедет собака. Все случилось так быстро, что я до конца не осознавала происходящее. К тому же на тот момент мое ментальное состояние было изрядно расшатано, и я, по сути, просто уже плыла по течению.
Вскоре вернулась Света со щенком. Он бегал по квартире, нюхал каждый угол и был настолько взволнованным, что почти ни на кого не обращал внимания. Зигги запрыгнула на комод, чтобы пес не пытался с ней познакомиться, и с безопасного расстояния шипела на неопознанное чудище. Я насыпала корм в железную миску, которую мы с Кулич заблаговременно купили в зоомагазине, и щенок бросился уплетать еду.
Я расстроилась, что псу пришлось ехать одному в поезде. Ян выкупил для него целое купе и договорился с проводниками, что собака доедет до Петербурга. Света рассказала, что щенок так переволновался, что даже не ходил в туалет в поезде, только спал и иногда тявкал. В итоге животное приехало в абсолютно чистом купе и его вышли провожать чуть ли не все проводницы поезда.
Наконец щенок наелся, справил малую и большую нужду прям посередине комнаты и улегся спать в своей новенькой лежанке. Я попросила у Светы документы на пса. Открыв паспорт, я с удивлением обнаружила, что пес был куплен пару месяцев назад у заводчика в Петербурге, а его имя – Ульрих Люциус Стефан.
Я еще раз посмотрела на пузатое чудо, неуклюже раскинувшееся в лежанке, и на его творения посреди комнаты. Ну, этот пес точно не Ульрих Стефан. Его будут звать Пепега.
Конечно, от имени Яна мне вновь писала сама Света. И очередное животное в доме было только поводом привязать меня к себе еще сильнее и создать кучу новых дополнительных проблем, в которых у меня не будет передышки, чтобы здраво посмотреть на ситуацию, принять решение уехать от Светы или хотя бы придумать план, как это сделать.
Я часто размышляю: если бы не постоянный «ужас», происходящий со Светой, смогла бы я заметить несостыковки в ее истории и раскрыть обман? И, к сожалению, каждый раз ответ – нет. Потому что этот обман не раскрыл никто из моего окружения, кто наблюдал эту историю отстраненно, с холодным рассудком. А значит, у меня, постоянно вовлеченной в ее «проблемы», не было ни единого шанса.
Ящик с документами
Несмотря на свое кошмарное состояние, Света продолжала работать. Она не обращала внимания на мои просьбы уйти с работы на время болезни и на мои замечания, что если ей плевать на себя, то пусть подумает о других. Я боялась, что из-за ее нестабильного состояния она может кому-то навредить, ведь ее пациенты – младенцы, к которым нужно бережное отношение. Света неизменно отвечала, что работа – смысл ее жизни и она предпочитает остаток жизни провести там. К тому же если начальство увидит, что она не справляется с обязанностями, то ее уволят, хоть она и лучший врач больницы.
Слова про лучшего врача были не пустые. Главврач Светиной больницы, узнав о ее болезни, присылал нам в дом цветы с трогательными пожеланиями выздоровления. По словам Светы, у них сложились невероятно доверительные отношения. Света иногда даже ездила к нему на дачу, откуда возвращалась в прекрасном расположении духа.
В один из таких дней Света была на работе, а я играла в приставку, когда вдруг получила сообщение:
«Таня, мне нужно по работе срочно номер моего диплома. Можешь просто сфоткать. Пожалуйста? Он лежит во втором ящике комода, в моей комнате».
Я отложила игровой джойстик и аккуратно зашла в комнату Светы. Ее комната выглядела пусто. В ней стояли только большая кровать, комод и длинная напольная лампа, светившая желтым электрическим светом. Больше в комнате ничего не было. Лампа никогда не выключалась, потому что Света очень боится темноты. Она даже спала всегда с включенным светом. Лампа горела круглосуточно, только иногда моргала, делая эту комнату еще более жуткой. На большом деревянном комоде стояла фотография Юли – покойной дочери Светы. Я не любила сюда заходить. Здесь я находилась, только если нужно было будить Свету от кошмаров или почитать ей на ночь, чтобы отвлечь от мучительных болей.
Я аккуратно выдвинула второй ящик комода. Внутри лежало много разных папок, файлов, документов и синих двухстраничных книжек. В поисках диплома я начала просматривать их одну за одной. Каждая оказалась сертификатом о повышении квалификации в разных медицинских направлениях – от фармацевтики до психологии. Какая же Света умная и образованная женщина! Наконец я нашла диплом, в котором было написано:
Решением государственной квалификационной комиссии
БОГАЧЁВОЙ СВЕТЛАНЕ ВЛАДИМИРОВНЕ
присвоена квалификация
АНЕСТЕЗИОЛОГ-РЕАНИМАТОЛОГ
Я поняла, что это и есть основной ее диплом – Света часто рассказывала, как обучалась в университете именно на эту профессию. Я сфотографировала страничку и отправила Свете с подписью: «Это то, что надо?»
В ожидании ответа я продолжала стоять у открытого ящика. Вдруг мой взгляд упал на белую картонную папку, перевязанную веревочками. Они выглядели потрепанно, будто их постоянно развязывают и снова завязывают.
Меня словно потянуло к этой папке. Я аккуратно развязала узелок, и папка сама открылась. Внутри лежали медицинские документы. Я бы сразу закрыла эту папку, если бы не увидела снимки УЗИ и надпись на первой же странице:
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: ЭХОПРИЗНАКИ ОПУХОЛИ ПРАВОГО ЯИЧНИКА
Это были документы о Светином раке. У меня полились слезы. Весь происходящий кошмар стал намного реальнее. Я долго вглядывалась в снимок, хотя это было бессмысленно, ведь я ничего в этом не понимала. Затем я закрыла папку и крепко завязала узелок, будто загоняя страшную болезнь внутрь папки, чтобы она не смогла оттуда вырваться и кому-то навредить.
Закинув диплом обратно в комод, я вышла из комнаты и быстро пошла в ванную. Со слезами на глазах я начала мыть руки, будто пытаясь смыть с себя прикосновение к болезни, а также следы своего преступления. Мне было стыдно, что я залезла в чужие вещи. Затем я вернулась в Светину комнату забрать с комода свой телефон. На нем светилось уведомление о новом сообщении от Светы:
«Да, это оно. Спасибо большое».
Я позвала в гости Федю. Хотелось как-то отвлечься, и вдобавок мне было мерзко, что секундное любопытство взяло надо мной вверх. Федя приехал почти сразу, сделал нам кофе, и мы сели болтать. Обсуждали театр, как ему трудно учиться в институте и как его там бесят некоторые преподаватели. Я в свою очередь рассказала ему о просьбе Светы.
– Прикинь, Света попросила достать из комода и сфоткать ей по работе ее диплом… – начала я.
– И?
– И там он не один. Там куча разных дипломов-сертификатов о разных квалификациях, – восхищенно поделилась я.
– Ну, я не удивлен. Света же гений. Это не новость, – пожал плечами Федя.
– Не новость, конечно. Но я не думала, что у нее такое, – я развела руками, – обширное образование.
– В яичниках? – резко выпалил шутку Федя.
Я почувствовала, как кровь приливает к щекам одновременно от смеха и от ужаса. Я распахнула глаза, закрыла рот рукой и не столько засмеялась, сколько протяжно застонала в руку.
– Твою мать, это одновременно лучшая и худшая шутка, которую я слышала за последний месяц, – выдохнула я.
И у меня, и у Феди было ужасное чувство юмора, и мы очень ценили, что можем обмениваться такими шутками друг при друге без обоюдного осуждения.
Я не рассказала Феде, что залезла в папку. Мне было очень стыдно, к тому же казалось, что я сделаю только хуже, распространив информацию из этой папки. Будто я залезла в чужое личное пространство, а потом побежала об этом рассказывать друзьям. Да, все знали, что у Светы рак. Но факт остается фактом – я без спроса залезла в чужие вещи.
Света вернулась поздно вечером. Я заварила нам чай и, когда мы уже сидели за столом на кухне, серьезно сказала ей:
– Нам нужно поговорить.
Света заметно напряглась и начала глупо улыбаться. Я затараторила на одном дыхании:
– Когда ты попросила скинуть тебе диплом, я случайно залезла в белую папку. Я ничего не читала, но случайно увидела только снимки УЗИ и часть заключения, я не хотела, я даже не знаю, зачем туда полезла, я… я не знаю, оно как-то само вышло. Прости меня, пожалуйста!
Света выдохнула и рассмеялась.
– Фух, Щукина, – облегченно и радостно воскликнула Света, – я уж подумала, что-то случилось! Вообще ничего страшного!
Я была рада, что Света не злится. Я подозревала, что она не будет злиться. Но нужно было обозначить, что для меня подобные поступки неприемлемы. Света продолжала:
– Вообще не переживай! Хочешь, я тебе все покажу, что там есть?
– Нет, – отрезала я.
Я никак не хотела превращать вечер в просмотр документов об ужасной болезни подруги. Света серьезно заверила меня:
– Я легко могу показать тебе все что хочешь. Мне не сложно.
– Я верю. Сложно мне. Понимаешь? Я, честно говоря, не хочу видеть ничего, что связано с твоей болезнью. Мне достаточно того, что я вижу ее проявления каждый день, – призналась я.
Весь оставшийся вечер мы играли в карты и весело болтали. Света рассказывала о работе и о планах на будущее. Я забыла о той папке и больше не хотела о ней никогда вспоминать.
Так как у Светланы Богачёвой не было рака, снимки УЗИ были самыми обычными или скачанными из интернета – ведь я бы в них все равно никогда ничего не поняла. Лист с расшифровкой УЗИ и диагнозом Светлана Богачёва написала сама. Она хранила эту папку, видимо, на случай вопросов, которые могли возникнуть у меня или кого-то еще. И какая удача для нее, что я собственноручно туда залезла,