Мы снимали в Ереване небольшой, но двухэтажный дом. Этот дом нашла Света и даже сама договорилась с арендодателем. Света говорила, что мы с Мишей и так много сил отдаем на то, чтобы поддерживать ее и жить с ней, поэтому поиск дома она полностью берет на себя. Мы просто соглашались. Спорить со Светой было бесполезно, да и не хотелось. Мы очень устали, и большую часть времени оба пребывали будто в каком-то полусне, видимо, находясь в шоке от адаптации к новой стране.
Из дома мы выходили мало. Во-первых, у нас просто не было сил куда-то выходить, а во-вторых, Свете все еще нужен был присмотр. Она часто падала в обмороки и очень боялась одиночества.
В эмиграции этот страх у нее особенно обострился. Один раз мы с Мишей уехали в гости к знакомым, и весь вечер Света непрерывно писала нам, как ей плохо и страшно, как мы ее бросили, и просила вернуться. Когда мы приехали домой, то застали Свету, истерично рыдающую на полу в ванной среди осколков разбитого зеркала. Ее руки были в крови от порезов. Кое-как ее утешив и уложив спать, мы решили, что находиться дома хоть и тяжело, но спокойнее. И вылазки в свет не стоят последствий, которые устраивала Света.
В один прекрасный день Света собрала нас всех на кухне и заявила:
– Мы поедем в Грецию. У меня там живет подруга, она рассказала, как и куда мы можем переехать. Вы поступите там в университет. Любой. Я тоже. И у нас будет виза и дом в Европе.
Света была явно воодушевлена, у нее горели глаза.
– А зачем нам туда? – резонно заметил Миша.
– Там безопасно, – уверила Света и радостно хлопнула в ладоши.
– А здесь? – устало бросил Миша.
Он не хотел снова куда-то переезжать. Я тоже.
– Здесь нет. Таню ищут, а Армения дружит с Россией, – резко стала серьезной Света.
– А зачем меня искать? – пожала плечами я. – Я сама анонсирую в соцсетях афиши, где буду выступать и во сколько. Меня найти вообще не проблема.
Помолчав, Света ответила:
– Ты – самое дорогое, что есть в моей жизни. Я никогда не переживу, если с тобой что-то случится. И не прощу себе. Мне будет спокойнее, если ты будешь жить в Европе.
Признаться, я хотела безопасности. Света была убеждена, что меня ищут, и убедила в этом меня. Мне было очень страшно. Я оборачивалась на улице, иногда возвращалась с микрофонов, меняя такси. Какой-то животный страх поселился в моем усталом сознании. И Света постоянно подпитывала его, рассказывая ужасы о политзаключенных и арестах. Что сейчас военное время. Что людей хватают за посты в соцсетях, и мне никто ничего не забудет, и будут искать до последнего. Она постоянно просила меня быть осторожнее, и первое время даже была против того, чтобы я выступала на микрофонах. Но я убедила ее, что не смогу без выступлений. Комедия была моей отдушиной, и только на сцене я чувствовала себя живой. Я мечтала сбежать от этого страха. Почувствовать себя в безопасности.
– Ладно. Поехали в Грецию, – сдалась я. – Миш, ты как?
– Я только за, – ответил Миша. – А возможно там поступить в медицинский? Я же не отчислен, а в академическом отпуске.
– Да, возможно. Я уже все решила, – ответила Света. – Они тебя возьмут. Только нужно достать ваши аттестаты и апостилировать их. У меня остались на последнем банковском счету деньги. Они там лежат в случае моей смерти, но, кажется, сейчас они пригодятся больше. Купим дом.
– Свет, извини, но не купишь, – отрезала я. – Мы с Мишей будем жить отдельно.
– Я понимаю. Но мне одной не хватит на дом. Купим его все вместе, можно на твое имя. Ваши родители добавят денег. И вы тоже. Встанем на ноги, и я от вас съеду. Вы вложитесь в меньшую часть, но он будет твой. А потом я от вас съеду.
Я разозлилась. Я слышала, наверное, в миллионный раз, как Света от нас съедет или мы съедем от Светы. Я понимала, что Света воспринимает меня как свою семью. Но я не хотела становиться ей семьей. Слишком много проблем и боли было связано с этим человеком. Дружить, общаться – пожалуйста. Но не жить вместе снова! Тем более не связывать друга друга покупкой общей недвижимости.
Я была уверена, что и мне, и Свете необходимо сепарироваться друг от друга и жить дальше. И мечтала найти в себе силы для этого разговора. Но сейчас мне нужно было отстоять свое право на независимость хотя бы в Греции.
– Мне не нравится эта идея, – настаивала я.
– Ну а чего ты хотела? – вдруг рассердилась Света. – Мы в эмиграции, здесь нет простых решений! Тем более, купив дом, мы сразу сделаем прописку, и будет меньше проблем с получением гражданства и документов.
Ее тон стал поучительным и почти злобным. Я вжалась в кресло.
Я не переносила, когда со мной так разговаривали. Сразу пугалась и чувствовала себя ужасно некомфортно, будто сделала что-то плохое. А больше всего я боялась быть для кого-то плохой. И после эмиграции и смерти бабушки эти страхи обострились. Я не могла ответить «нет». И сейчас Светин злобный, обиженный тон будто прибивал меня к земле. Мне было легче со всем согласиться, лишь бы этот разговор скорее закончился.
– Ладно. Что от нас требуется? – простонала я.
– Ничего, – резко оживилась Света. – Я сама все решу. Только генеральные доверенности на меня. Я поеду в Россию за вашими аттестатами.
– Мой аттестат у меня с собой, – машинально ответила я.
Светины перепады эмоций очень утомляли. Потому что раскачивали и меня. Вот на меня чуть ли не кричат, обижаются и злятся, а вот тут же снова улыбаются и ласково разговаривают. Я предпочитала второе и избегала первого как могла.
Миша ответил Свете:
– Не заморачивайся так. Я выпишу доверенность на свою маму. Она заберет мой аттестат, в школе ее знают. И другие нужные документы сделает мама.
– Да. Так намного логичнее, – согласилась я.
На том и порешили. Света занималась апостилями и искала нотариусов. Мы ходили в российское посольство выписывать доверенности и собирали документы.
В начале мая Света разбудила меня с утра с криком:
– Таня, срочно! Помогай!
Я протерла глаза, откинула одеяло, нацепила халат и вышла на кухню, прикрыв дверь, чтобы не разбудить Мишу.
– Что случилось? – спросила я Свету.
– Нужно срочно две тысячи евро на визовый сбор! – нервничала Света, активно печатая что-то в телефоне.
– Ну, значит, не сделаем. У нас нет этих денег, – спокойно ответила я и уже собиралась уйти обратно в постель.
– У меня есть, – раздраженно парировала Света и нервно начала стучать рукой по дивану, чтобы я села рядом с ней.
Я нехотя села рядом. Света продолжила:
– Но они на европейском банковском счету, будут идти дня три. А нужно именно сегодня. У меня греческий адвокат на связи. Таня, помогай, – тормошила меня Света. – Нужно найти за два часа.
– Как я тебе заработаю сейчас две штуки евро? – устало спросила я. – Даже если я сейчас на панель пойду подработать, я их за два часа не заработаю.
– Не смешно. Вообще сейчас не до шуток, – прошипела Света.
Она была очень взволнована и раздражена.
– Конечно не смешно, я же только проснулась. Дай мне где-то два часа, – попыталась отшутиться я. – Вообще, как так получилось, что срочно нужно столько денег?! Ты же говорила, что все оплачено! Тебе мой папа высылал деньги неделю назад разве не на визовый сбор?
Это была правда. Света обратилась за деньгами на визовый сбор к моему отцу. Узнала я об этом только из разговора с ним по телефону. Когда я спросила Свету, почему она мне об этом не рассказала, она долго извинялась. По ее словам, она просто не хотела, чтобы я расстраивалась и переживала из-за денег. Ведь я и так в долгах. Я знала, что папа дружит со Светой, и была уверена, что они сами разберутся – взрослые ведь люди.
Тогда я не догадывалась, как часто и мерзко Светлана Богачёва спекулировала в разговорах с папой моим именем, много раз выпрашивая у него деньги. Рассказывая, что мне нечего есть или носить, пугая его выдумками о преследовании и уговорами, что в Армении я не буду в безопасности. Папа не понаслышке знал о тюрьме в России. И был до безумия напуган россказнями Светланы. Об этом я узнаю спустя год, когда папа об этом расскажет. Переписок об этом у него не осталось – Света их удалила. Да и в целом просьбы выслать денег она проговаривала устно в телефонных звонках, не оставляя цифровых следов.
Но в тот день, зная, что папа только недавно выслал ей приличную сумму на визовый сбор, я не понимала, почему поднялся такой шум с самого утра. Света объяснила:
– Да. Высылал. Но цены резко поднялись. Ты же видишь, какая политическая ситуация, все меняется со скоростью света.
– Жаль. Значит, не поедем в Грецию.
Мой взгляд на эту ситуацию был крайне прост.
– Таня!!! – закричала Света. – Это и твоя жизнь тоже. Одолжи у Поперечного!
Я нахмурилась и поджала губы. Просить Даню я точно не хотела. В разгар этой эпопеи он уже одолжил нам сто семьдесят тысяч, которые ушли на какие-то Светины траты по поводу документов. При этом снова сказал, что возвращать нам их не надо. Я считала в заметках телефона все деньги, которые Даня нам уже одолжил, и была твердо настроена их вернуть, как только накоплю. Я ненавидела себя за то, что снова обратилась к нему, хотя обещала так больше не делать. Но Света убедила меня, что нам нужно срочно оплатить документы. В тот день она плакала, и в какой-то момент упала передо мной на колени. Это было последней каплей, и я, скрипя зубами, попросила у Дани еще денег в долг. Огромную сумму.
Я не знала, как вообще он продолжал со мной дружить и общаться после этого. Я поклялась, что не возьму у него больше ни копейки. И сказала это Свете. И никакая ситуация в мире сейчас не могла заставить меня сделать это снова.
Об этом я и напомнила Свете. Но она не сдавалась:
– Одолжи тогда у Гарика Оганисяна, у него точно есть деньги.
– Да как я верну Гарику две тысячи евро? – воскликнула я.
– Говорю же, они у меня есть! Просто три дня будут идти. Я сто процентов верну! Пиши ему! Сейчас! – давила Света.