Мы шли почти без отдыха 12 часов, а лесной зоны не было. С большим трудом, совершенно усталые, с тяжелым грузом прекрасного материала подтянулись мы поздно вечером к слиянию двух ручьев Каскасньюнаиока, и на высоком сухом берегу, среди отдельных елочек, мы разложили костер и стали готовить себе навес из брезентов. Наш трехлетний опыт экспедиции в Центральной Лапландии научил нас в экскурсии в 5—7 дней не брать палатки, а лишь легкие двухфунтовые брезенты, из которых мы легко могли в любых условиях соорудить шатер, используя природные условия: то это была нависшая скала, к которой можно было подвязать брезенты, то прекрасная раскидистая ель, то целая группа деревьев; в каждом данном случае форма шалаша видоизменялась, и у нас выработались опытные «спецы», на обязанности коих было, немедленно по приходе к стоянке, разбивать шатер. А как это надо было, когда в дождливую погоду хотелось на ночь иметь сухое местечко, где можно было бы просохнуть и, не боясь дождя и порывов ветра, спокойно отдыхать!
Место нашего лагеря было весьма живописно: около него спокойно бежали в зеленых берегах извивающиеся протоки Северного Каскасньюнаиока, мягкие склоны предгорий создавали непривычный для нас ландшафт, и только на западе высились громады гор с их обрывами и ущельями: мы ведь находились в той центральной низине Хибин, по большей части покрытой осыпями и элювиальными россыпями, в низинах одетой сплошным лесным покровом, с более спокойными реками и своеобразно неровным моренным рельефом, который так много трудов нам доставил в наших дальнейших странствованиях в этой области.
Мы скоро убедились, что как раз на нашей площадке останавливались лопари: следы костров и оленьи тропы говорили нам об этом; да это и понятно, так как, как это потом оказалось, эта долина Северного Каскасньюнаиока является самым лучшим путем для движения с запада от Имандры к востоку на озеро Умпъявр.
На следующее утро погода испортилась, с 4 часов ночи с запада надвинулись тучи, поднялся сильный юго-западный ветер; мы не любили этих «южных» ветров с Белого моря, ибо они нам всегда приносили дождь и туман, но в них была и своя хорошая сторона: они никогда не длились больше трех дней и не были так грозны, как те северо-восточные бури, которые пришлось нам позднее испытать.
Медленно, подхлестываемые мелким дождем, мы стали подниматься по зеленым лужайкам довольно широкой долины Северного Каскасньюнаиока. Карта служить нам больше не могла: все долины и высоты в ней были перепутаны, и мы шли наугад, тем более, что вершины горы скрывались за нависшими тучами.
Каскасньюнаиок стекает по каменному ложу элеолитового сиенита; сквозь прозрачную воду вырисовываются пегматитовые жилы[8], то как по ниточке вытянутые с севера на юг, с большими черными кристаллами эгирина и арфведсонита, то извилистые, менее правильные альбитовые белоснежные прожилки тоже меридионального направления, но несколько изменчивых румбов.
Рис. 4. Лопарская вежа около озера Вудъявра.
Рис. 5. Центральное плато Кукисвумчорра.
Мы шли по воде реки, любуясь этими жилами, и перед нами вставали картины из прошлого этой огромной магматической области…, но о них речь впереди — в последней главе.
А между тем погода портилась, сильный дождь хлестал нас в спину, все усиливаясь, пока мы постепенно, втягивались в чудный перевал, названный нами Умпъявргором, то-есть перевалом к Умбозеру, так как это оказался лучший и самый живописный к тому же перевал всей гряды гор, соединявший долину Кукисвума с восточными предгориями. Его высота всего лишь 430 метров над Имандрой и около 350 над долиной. Три живописных озера расположены на самом перевале, обрамленном высокими горами Рисчорром с юга и Партомчорром с севера.
Большие водопады скатываются по уступам цирков Рисчорра, а мелкие зеленые лужайки доходят почти до самой высокой точки, отделяясь лишь небольшою каменистою грядою с озерком. По этому перевалу обычно проходят лопари со своими стадами оленей, но в тот день безжизненна была сама природа под сумрачным покровом нависавших туч.
Совершенно промокшие и прозябшие спустились мы в долину с чудным сосновым лесом; направо заблистало озеро Кунъявр и, цепляясь за склоны скал Партомчорра, направлялись мы к восточному берегу большого озера — туда, где мы заранее на карте наметили место лагеря. Ветер переходил в бурю, и мы с огромным удовлетворением остановились на сухом берегу между двумя бурными потоками, вливавшими свои воды в Кунъявр — Лявоиоком и Северным Лявоиоком. Быстро соорудили шалаш, с трудом при диких порывах ветра натягивая брезенты, шинели, одеяло, все что у нас было с собою, лишь бы защититься от дождя и ветра. Костер согрел нас очень быстро, и мы стали готовиться к тому своеобразному состоянию дневки, когда никуда не надо идти, ни беспокоиться о выборе пути, не волноваться перед кручами или карнизами, а спокойно сидеть у костра, записывая дневник, помешивая кашу или просто беседуя о прошлом и о планах на будущее.
В дождливые, ненастные дни такие дневки являлись естественными, но как трудно было насильно удержать отряды для отдыха в хорошие дни, заставляя всех заняться неизбежными вопросами хозяйства, подогнать свой дневник, проэтикетировать образцы и заготовить топливо!
Полтора дня сидели мы в нашем импровизированном шалаше, пока не успокоился ветер, не выглянуло солнышко, и мы смогли немного осмотреться вокруг. Мы были на берегу красивого горного озера, обрамленного полосою прекрасного елового леса, до высоты 250—300 метров ползущего на крутые склоны гор; на севере высоты Северного Лявочорра, а далее болотистая лесная низина, на юге вся долина Кукисвума с панорамою гор, за нами гряда центральных массивов и среди них острый хребет главной и самой высокой точки Лявочорра. Только потом, когда здесь более месяца кипела жизнь наших отрядов, мы оценили, как удачен был выбор места для этой базы. А в большой экспедиции, как и в военном деле, правильные организация и расположение центральных баз — половина успеха всего дела. Только подход с долины Куниока нам казался нелегким по болотистым и крутым склонам Партомчорра, но и здесь мы скоро нашли выход.
Итак, новая база найдена, под большою елью завешанный ветками наш новый склад минералов, теперь скорее назад по долине к нашей палатке, выработка новых планов и диспозиций на новый период!
Мы понимали, что для того, чтобы протащить грузы с лагеря Куниока в новый лагерь Кунъявра, необходимо было прежде всего выискать удобный путь; правда, он шел по лесистой долине без гор и перевалов, но это только пугало нас, ибо мы знали, как неприятны болота или каменистые склоны с обвалившимися деревьями или быстрые реки, а между тем нас ожидали именно все эти три главных препятствия наших лесных странствований. Однако, судьба, оказалось, благоприятствовала нам, и мы скоро набрели на верный путь. Выяснилось прежде всего, что озеро двумя большими косами наносов, идущих с двух берегов, разделено на две части, соединяющиеся узким, но довольно глубоким протоком. Этот проток оказалось возможным переходить вброд, и мы сразу оказывались около устья Куниока в самой долине Кукисвума. Здесь среди деревьев на берегу озера мы неожиданно увидели спрятанную маленькую лопарскую лодку и весла. Мы еще в прошлом году слышали, что на Кунъявре ловит рыбу лопарская семья Кобелевых, и что у них есть на озере маленькая лодочка с изогнутым носом, несколько напоминающая нам индийские пироги. Дальше в сосновом лесу мы увидели старую лопарскую вежу, покрытую берестой, а вокруг массу вытоптанных оленьих троп. Правда, людей не было, но тропки показывали, что в последние годы здесь бродило много оленей. Эти тропки далее сливались в большую тропу, и мы могли легко убедиться, что напали на след того старого лопарского пути, по которому идет передвижение лопарей и стад оленей, протаскивание летом на санях лодок и снаряжения через весь Кукисвум от северных озер к южным. Тропка вела нас к прекрасным бродам через глубокие и бурные речки, и хотя купание в них и было довольно неприятным, благодаря 4—6° Ц. в воде, но тем не менее совершенно безопасным. Тропка обходила болота, пересекала ручьи, и хотя мы ее много раз теряли, но потом вновь находили. На пересечении Рисиока мы ее окончательно потеряли, но отсюда путь был нам знаком, болота, поросшие морошкою, казались не страшными, и через четыре часа после выхода из места ночевки мы оказались уже у своей палатки Куниока.
Скорее отправить часть наших работников обратно на Имандру за провиантом, скорее ликвидировать лагерь и постепенно, несколькими партиями, перетащить весь груз (кроме сбора камней) к нашей новой базе! Тяжелое ненастье сопровождало эти наши странствования, непомерно вздулись от дождей реки, снесло наш мост через Куниок, и в течение почти четырех дней перетаскивали мы вчетвером нашу палатку и груз снаряжения в 15 пудов!
План был рассчитан таким образом. Пока мы ликвидируем лагерь и переносим нашу базу к озеру Кунъявру, другой наш отряд в 4 человека вернется на ст. Имандру, возьмет там рабочих и проводника лопаря, с которым велись нами еще раньше переговоры, и к утру 9 августа вдоль предгорий Хибинского массива протащит первую партию грузов.
К 2 часам 9 августа, после тяжелой борьбы с разбухшими реками, мы подошли к месту нашей новой палатки. Но вместо нашего маленького двускатного шалаша мы увидели огромную индийскую остроконечную палатку на 15 человек, около нее костер, молодой лопарь жарит рыбу «по-лопарски»[9], под разными елями склады консервов, снаряжения, бурового инструмента, а в самой палатке спящие фигуры нашего отряда, пришедшего в ночь из Имандры!
Проблема оказалась блестяще разрешенной: при содействии лопаря, через леса, окаймляющие Хибины, отряд с 6 рабочими тяжелым восьмичасовым переходом подошел к озеру Кунъявру; на лодке перевезли все грузы и успели уже разбить палатку и поймать рыбу.
Я понимал, что теперь трудная часть нашей задачи решена, легкий путь со ст. Имандры обеспечивает нам обслуживание этой базы, а от нее открывались грандиозные высоты скалистого Лявочорра и удобные пути к заветному для нас озеру Умпъявру.