ИИИИИ… Это дикая свинья визжала в глубинах его сознания, желая вырваться на свободу. Будущее мира зависит от шизов. Шизов! Смех, да и только! Полное безумие! Следовало застрелить всех шизов – до последнего – еще в бункере. А он этого не сделал, потому что, убивая шизов, он убивал бы самого себя. Убивал бы все, ради чего живет и работает.
Так куда мы летим? А, в хижину. Нужно сесть и добраться до хижины.
Словно заправский капитан, Михаил развернул берг и в очередной раз отхлебнул из фляжки.
Александра
Богиня помешивала чай, вглядываясь в крутящиеся в чашке чайные листья – словно в них мог содержаться ответ, способный успокоить ее встревоженный ум. Но ответа не было. Маннус пережил поездку на лодке. Те женщины, что жили на Вилле, наверное, знают больше, чем Александра, относительно того, как создать лекарство, но она, Александра, знает больше них, как его использовать.
Она знала, что такое Эволюция.
И что Эволюция – это хорошо!
Эволюция уже коснулась ее, Александры. Она была внутри, она составляла ее суть.
Александра принялась декламировать числа. Пусть и ненадолго, но ей удалось убедить ученых женщин, живущих на Вилле, воздержаться от разрушения и уничтожения всего, что они успели сделать.
– Богиня!
Дверь открылась, и внутрь заглянул Флинт. Без стука. Хотя, может быть, он стучал, да она не расслышала из-за звона, который стоял у нее в ушах. Но, так или иначе, от него нужно побыстрее отвязаться.
– Что такое, Флинт? – проговорила она, четко выговаривая слова и таким образом давая слуге понять, что задерживаться ему не стоит.
Тот стоял в дверном проеме, держась за дверную ручку.
– Обращение к пилигримам назначено на воскресенье. После службы.
Но Флинт явно нервничал – иначе не переминался бы с ноги на ногу и не постукивал бы по поверхности двери кончиками пальцев.
– В чем дело? – спросила она. – Что там еще?
– Ничего, Богиня Романов, – ответил он и после паузы добавил: – Ничего, что заслуживало бы сейчас вашего внимания.
И повернулся, чтобы уйти.
Александра отставила свой чай.
– Это сейчас. Но потом, когда проблема разрастется до невероятных пределов, ты ее на меня и обрушишь, так? Что случилось?
Флинт кивнул и, повернувшись к Александре, сделал шаг вперед.
– Пилигримы… – начал он, – распространяют всякие слухи о смерти Николаса.
Он вздохнул и сказал:
– Вы же знаете, как ведут себя люди, когда им нечего делать.
Скоро, очень скоро им будет что делать! Она не зря убила Николаса. Без него Эволюция пойдет вперед семимильными шагами. Но они никогда не скажут ей спасибо за то, что она для них сделает, потому что ничего об этом не узнают. А если узнают, то вряд ли поймут.
– Что ты предлагаешь? – спросила Александра, подходя к Флинту, стоящему в дверях.
Руки его дрожали.
– Я думаю, они успокоятся, если им рассказать о том, как идет следствие.
Александра едва не рассмеялась, но сдержалась, постаравшись ничем не выдать своих чувств. Перед смертью Николаса пилигримы более всего боялись Северных Огней. Их слабые умы пугались всего, в том числе и всяких пустяков.
– Ты же понимаешь, я в трауре. Люди должны…
Снаружи донеслись женские крики. Но не они остановили ее, а выражение полного ужаса, которое появилось на лице Флинта. Глаза его расширились, дыхание замерло. Александра слишком хорошо знала своего слугу, чтобы понимать – тот боится, что Богиня услышит то, что кричит женщина.
Александра подошла к окну и распахнула его.
– Там нет ничего серьезного, Богиня! Пилигримы…
– Тихо! – оборвала слугу Александра. Внизу, на улице, какая-то женщина в горчично-желтом плаще, что-то крича и гримасничая, размахивала руками. Александра, прищурившись, вгляделась. Рогов у той не было, но это была одна из тех женщин, с которыми она встретилась, когда раскрыла свои планы Маннусу. Одна из страстных верующих, которых Богиня водила в Лабиринт.
Ее ноги ступали по священной земле.
Она делила с Александрой титул убийцы.
Женщина металась под окнами, выкрикивая слова, которых Александра не понимала – просто потому, что вслух эти слова произносить было нельзя. Как и сакральные свойства Лабиринта, смысл этих слов обязан был оставаться тайной. Но как бы ни сопротивлялся ум, смысл того, что кричала женщина, постепенно дошел до Богини. Та кричала о смерти Николаса и об убийстве, над ним учиненном. Звон в ушах Александры зашкаливал. Она принялась декламировать про себя ряды чисел. Красный свет застил ей глаза.
– Один из Богов убил другого! – хрипло вопила женщина.
Александра повернулась к Флинту, закрыла окно и, насколько смогла, спокойно проговорила:
– Жаль, что они распространяют столь нелепые слухи.
И покачала головой, словно происходящее было всего-навсего проявлением безумия.
– Распорядись, чтобы эту женщину убрали с улицы, ради ее же собственной пользы, – сказала она.
Она вернулась к своему чаю, который к этому времени безнадежно остыл.
– И пусть о ней позаботятся. Жалко будет, если с ней что-нибудь случится.
Садина
Несмотря на разлуку с матерью, со своим лучшим другом и с Фрайпаном, с которым так хорошо было коротать ночи у костра, Садина не чувствовала себя одинокой. Их всех старалась ей заменить Триш. Триш следила, чтобы Садина вовремя ела и пила, то есть вела себя как настоящая мать. Она же позволяла Садине подшучивать над собой, как это делал Айзек. И время от времени Триш изрекала нечто умное – в чем была совершенно похожа на старину Фрайпана. И вместе с тем все это было не то. Прошлое не вернуть, а чтобы обдумать настоящее, нужно было время и уединение. Так что усилия Триш отчасти были напрасны. Уединения Садине она дать не умела.
В редкие минуты, когда ей удавалось оставить Триш, Садина уходила на палубу и садилась спиной к кнехту, к которому крепился якорь. Минхо с капитанского мостика кивал ей, и Садина в ответ приветственно махала ему рукой. Больше всего Садине хотелось, чтобы и ей, и Триш было хорошо и вместе, и порознь, но сразу и окончательно добиться этого было трудно.
Она доставала из рюкзака Книгу Ньюта и, читая ее, скользила пальцем по истертым буквам, которые жили в кармане Фрайпана бог знает сколько лет. Не понимая, зачем она это делает, Садина нюхала страницы, но вместо ожидаемого запаха пота и затхлости ощущала аромат кожи и вкусной еды, готовить которую Фрайпан был настоящий мастер. От этого Садина еще больше тосковала по старику.
Пролистав несколько страниц, Садина позволила своим пальцам остановиться на случайном абзаце.
Знание приносит мир и покой. У меня были друзья, и они считали меня своим другом.
Это – главное в жизни.
Это – единственное, ради чего стоит жить.
Чтобы не разреветься, Садина закрыла книгу. Она прочитает всю Книгу Ньюта, как и обещала Фрайпану. Но сегодня она этого делать не станет. Боль от потери Лейси и Карсона все еще жила в ее сердце; она не знала, встретится ли когда-нибудь с Айзеком и Фрайпаном и увидит ли живой и здоровой свою мать. Вспомнив близких, она почувствовала, как слова Ньюта острым ножом полоснули по ее сердцу.
– Эй! С тобой все в порядке?
Это была Триш. С почти яростным выражением лица она приближалась к Садине по слегка раскачивающейся палубе.
– Да! – отозвалась Садина, глубоко вздохнув. Она знала – ей крайне необходимо поговорить с Триш о своих чувствах. Но она была настолько истощена эмоционально, что эта задача казалась ей невыполнимой. С другой стороны, Садина понимала, что, если она не сможет поделиться с подругой болью своего сердца, все станет намного хуже.
– Можешь со мной поговорить? – спросила она.
Триш явно нервничала, глаза ее бегали быстрее, чем шарик для пинг-понга, в который Доминик играл сам с собой на устроенном внизу теннисном столе.
– Не нравится мне твой вид! – произнесла Триш.
– Триш! Просто сядь рядом.
Садина указала на место рядом с ней на палубе, и Триш устроилась, прислонившись спиной к кнехту.
– Послушай…
– Ничего хорошего не случается, когда ты говоришь кому-нибудь «Послушай»…
– Послушай! – повторила твердо Садина. Нужно было, чтобы Триш преодолела собственную нервозность и действительно услышала то, что собиралась ей сказать Садина. Триш похрустывала костяшками пальцев, и Садина, протянув руки, взяла ее ладони в свои.
– Когда ты нервничаешь, – сказала она, – тебе нужно вот это: прикосновение, а еще – спокойный, неторопливый разговор. Это придаст тебе уверенности.
Садина сделала паузу, раздумывая, как перейти к следующему пункту разговора.
– Со мной все иначе, – начала она. – Когда я напугана или нервничаю, или не знаю толком, что чувствую…
Она оставила руки Триш.
– …мне нужно совсем другое. В общем, когда ты делаешь то, отчего тебе лучше, мне, наоборот, бывает только хуже… Как-то неловко и неуютно…
Садина глубоко вздохнула и посмотрела в глаза Триш, которые начали наливаться слезами.
– Послушай, я знаю, что ты прошла через ад, когда нас с Айзеком похитили. Это было страшно трудное время – и для меня, и для тебя. Я думала о тебе каждую секунду. И когда я вернулась, ты испытала страшное облегчение, но потом ты ни на минуту меня от себя не отпускала, а мне нужно…
– Я знаю, – перебила ее Триш. – Прости. Просто… я заснула, а потом Доминик заорал, и я увидела, что тебя рядом нет, и страшно забеспокоилась…
– Это было не сейчас, и даже не сегодня. Я хочу сказать тебе вот что. Когда у меня проблемы, в качестве поддержки мне нужно пространство. И это при том, что я люблю тебя больше всего… больше всего, что может быть в нашей вселенной. Но мы здесь как сельди в бочке, а мне порой нужно…
– Так ты говоришь, тебе нужно… пространство? – тихим голосом произнесла Триш.
– Я говорю: то, что тебя успокаивает, меня иногда раздражает. Тебе от прикосновений хорошо, а меня они порой… душат.