Садина изо всех сил старалась быть помягче, но, так или иначе, слово душат, слетевшее с ее языка, словно нож, ударило Триш в грудь.
– Душат? – переспросила Триш и, побледнев, отошла к леерам.
О, черт, подумала Садина.
– Триш! Дай мне закончить! – сказала Садина, встав и подойдя к подруге.
– Нет! Я не хочу душить тебя. Я постою здесь и поплачу, ведь тебе нужно пространство, так?
– Я не собираюсь порывать с тобой.
– Садина! Но ведь это и называется мне нужно пространство, – произнесла Триш, глядя на Садину с неизбывной горечью в глазах.
– Я знаю. Но это не то, что я имею в виду.
Садина глубоко вздохнула и продолжила:
– Я хочу, чтобы ты знала, что я чувствую, если что-то случается. Там, на Аляске, с нами может произойти что угодно. Меня могут забрать, без тебя, в какое-нибудь жуткое местечко. Но мне и тогда нужно будет знать, что с тобой все путем и ты не сходишь с ума оттого, что меня забрали. А если произойдет что-нибудь ужасное… как, например, произошло с моей мамой…
Садина сглотнула и попыталась обуздать слезы, которые, словно утренняя роса, готовы были появиться на ее глазах при мысли о матери.
– Так вот, – продолжила она. – Если ты действительно хочешь мне помочь, помни – когда мне плохо, мне нужно пространство. И время. Мне нужно больше времени, чем нужно тебе, я знаю. Для того, чтобы поразмышлять, собраться с мыслями. И в такие минуты прикосновения и прочие дела меня лишь отвлекают и заставляют нервничать. Нет, мне нравится, когда ты прикасаешься ко мне, я люблю твои прикосновения, но когда мне нужно обдумать что-то важное, требующее концентрации, они мне мешают. Слишком возбуждают и отвлекают. Ты понимаешь?
– Возбуждают, – повторила Триш. – Слишком. Я понимаю.
– То есть когда ты трогаешь меня за руку или берешь в руку мою ладонь, а в это время в моей башке делается черт знает что, это не ощущается как нормальное прикосновение…
Садина попыталась найти самое убедительное объяснение тому, что она хотела сказать, а потому взяла Триш за руку и принялась постукивать кончиками пальцев по тыльной стороне ее ладони.
– Меня начинает плющить…
Она прекратила стучать Триш по ладони и просто сжала ее руку – нежно и с любовью.
– Даже если ты хочешь лишь прикоснуться, и ничего больше.
Черт побери, но Садина и сама не вполне понимала суть терзавших ее чувств. Самым большим ударом в жизни для нее был вечер в амфитеатре. Она так и не оправилась от полученного тогда стресса, и с тех пор, день за днем, напряжение только усиливалось.
Триш покусывала нижнюю губку.
– Но это не всегда так, – сказала Садина взволнованно. – Это бывает, скорее, редко, чем часто. Ну, например, последние дни… Тут же можно было чокнуться. А так, когда нет ничего страшного, когда мы отдыхаем, купаемся у скал или гуляем, когда нет стресса, нет этого безумия…
– Когда нас всех колбасит…
– Точно, когда нас колбасит от стресса, – подхватила Садина, заставив Триш наконец улыбнуться.
Триш медленно кивнула.
– Я понимаю. Реально, – сказала она. – Только, пожалуйста, не произноси больше плющит и колбасит. Только мне можно говорить эти глупые словечки.
– Заметано, – улыбнулась Садина. – Спасибо, что выслушала меня и поняла. Я знаю, я зануда.
– Это мне известно, – отозвалась Триш и поцеловала подругу в лоб. – Но ты – моя самая любимая зануда.
Садина залезла в карман и достала приготовленный для Триш подарок.
– Вот, возьми. Я сделала его еще на берегу, перед тем как мы сели на корабль.
Она с волнением смотрела, как Триш медленно разворачивает пальмовый лист, в который было завернуто самодельное ожерелье – кусочек металла, дерево и проволока, – которое она соорудила с помощью Айзека.
– Это кусок дерева, плавник, который я нашла, когда нас с Айзеком похитили. Я сохранила его, даже не знаю, почему. Может быть, у меня ничего другого не было, и этот кусочек плавника был единственной вещью, которая принадлежала мне. Она была частью меня.
– Как красиво!
Каждый изгиб, каждую деталь ожерелья Триш внимательно исследовала кончиками пальцев.
– Спасибо тебе! – сказала она.
– И я хочу, – продолжала Садина, – чтобы ты знала: этот кусочек дерева был единственным, что принадлежало мне, когда у меня ничего не было, и я отдаю его тебе – вместе со своей любовью. Моя любовь принадлежит тебе, и только тебе. И как куски плавника всегда возвращаются на берег, так и я всегда буду возвращаться к тебе – куда бы меня ни забросила судьба.
Она потянулась, чтобы помочь Триш надеть ожерелье.
– Те же бури, что могут нас разлучить, опять же нас и соединят, да? – закончила она и, посмотрев на Триш, крепко ее обняла.
– Как же это классно! – воскликнула Триш. – Каждое твое слово – это как мед. А это!.. Просто чудо!
И, вновь потрогав кончиком пальца висящий на груди кусочек плавника, она проговорила:
– Если тебе нужно будет пространство, я тебе его дам. Если к тебе нельзя будет прикасаться, потому что от этого тебя плющит и колбасит – да бога ради! Я все для тебя сделаю! Я думала, ты хочешь со мной порвать, и чуть не сошла с ума, а ты подарила мне такую романтичную вещицу! Спасибо, что все мне объяснила.
Она обняла Садину и прошептала:
– Я тебя люблю.
– Я тебя тоже люблю.
Садина обняла Триш еще крепче, и эти объятия могли бы продолжаться вечно, если бы снизу не прибежал Доминик, который орал так громко, что можно было подумать, что корабль горит.
– Вы не поверите, что я нашел! – кричал он, подбегая и хлопая ладонью по обложке небольшой книжки, которую держал в руке.
– И что же это? – спросила Триш, освободившись наконец от объятий Садины.
– Корабельный журнал!
Он громко выкрикивал каждое произносимое слово.
– Я нашел корабельный журнал Клеттер! – вновь прокричал он и направился к Минхо.
Минхо
Хаос! Шум! Беготня!
Доминик с воплями носился по всей палубе, после чего все сгрудились вокруг капитанского мостика. Минхо, с трудом сдерживаясь, отвернулся от штурвала и посмотрел на стоящих перед ним членов группы. Садина, Триш, Доминик и Миоко. Все здесь, за исключением Рокси и Оранж, которые распутывают мотки канатов. Слава Богу, никто не вывалился за борт!
Если Доминик действительно нашел корабельный журнал, там можно найти что-нибудь про дефекты руля.
– Дай-ка, я посмотрю, – сказал он, протянув руку к книжке, которую держал в руках Доминик.
– Почитать хочешь? – поинтересовался Доминик. – Желаю удачи!
– А что, у этой Клеттер жуткий почерк? – поинтересовалась Триш.
– Нет. Здесь какой-то шифр, – ответил Доминик.
Миоко ущипнула Доминика за руку:
– Ты что, дал ее сначала посмотреть Счастливчику, а не мне?
– Кому, ты сказала? – спросил Минхо, но когда никто не ответил, поинтересовался:
– Где вы ее нашли?
Ответила Миоко:
– За деревянной панелью, на лестнице. Доминик поскользнулся и шлепнулся.
Это было похоже на правду. Несколько минут назад Минхо слышал глухой удар, но думал, что они просто носятся по кораблю.
– А потом мы стали смотреть, не сломалась ли лестница, – продолжила Миоко.
– Со мной все в порядке. Кстати, спасибо, что спросил, – вторгся Доминик.
Миоко, не обратив на него внимания, продолжила:
– И там, между панелями, была засунута эта маленькая книжечка.
Минхо пролистал книжку. Алфавит нормальный, английский, но все как-то перемешано и перекручено, прочитать нельзя. То тут, то там он находил более-менее знакомое слово, но не был уверен в том, что понимает его. Colección, científico observación, extraordinario, reacción, exploración… потом одно словечко, которое поймет любой на планете: infección. Инфекция…
– Это не шифр, – сказал Минхо. – Это написано по-испански.
– По-испански? – переспросил Доминик с таким видом, будто никогда не слышал этого слова.
– Ну да! Совершенно другой язык. Может быть, Рокси сможет прочесть? Подержите-ка штурвал.
Садина подошла и взяла управление на себя. Минхо пошел прочь, но, пройдя пару шагов, повернулся к Доминику:
– Не вздумай крутить.
Доминик был ошарашен.
– А откуда ты знаешь, что я как раз собирался покрутить?
Минхо посмотрел на Садину и сказал:
– Не разрешай ему!
В южной части палубы, среди спутанных-перепутанных веревок и канатов, сидели Рокси и Оранж. Чего только здесь не было! Веревки разного цвета и разной толщины, мотки белого нейлона, желтого корда, оранжевого шпагата, бухта синего якорного каната – все это в крайнем беспорядке лежало вокруг. Рыболовные лески переплелись с парусным такелажем, и Оранж иногда приходилось использовать нож, чтобы рассечь узлы, которые нельзя было развязать. Рокси и Оранж были настолько поглощены работой, что не увидели приближающегося Минхо.
– Эта Клеттер, которая до нас плавала на этом корабле, оставила записную книжку, – сказал он.
– Что за записка? – спросила Оранж, не поднимая головы.
– Не записка, а целая книжка записей. Корабельный журнал, но он по-испански.
Он склонился к ним.
– Можешь прочитать, Рокси? – попросил он. – Ты знаешь испанский?
– Немного.
Судя по убогому состоянию корабля, вряд ли можно было извлечь из корабельного журнала много полезной информации, но все равно было любопытно.
– Может, сделаешь перерыв и посмотришь? – спросил он и протянул книгу. – Может, какие-то слова к тебе и прилипнут?
Рокси посмотрела на Минхо так, словно тот был мотком перепутанных канатов, после чего взяла книжку Клеттер и принялась листать.
– Не знаю… – протянула она. – Я учила испанский по всяким предупреждающим знакам.
– Вот, посмотри. – Минхо нашел страницу, на которой было несколько знакомых ему слов. Слов об экспериментах и экспедициях.
– Даже я тут кое-что узнаю, – сказал он.
Он показал пальцем на слово, которое встречалось практически на каждой странице книжки.