– Все… хватит… – Слышу, как Сучка стонет, и я вытаскиваю из нее свой член, такой же твердый, как и в начале.
Сижу на ее постели и пытаюсь хоть немного согнуть свой твердый член, чтобы в джинсы поместился. Такое ощущение, что у тебя в штанах деревяшка или железный брусок какой-то. Хочется или отломить его, или отхватить чем-нибудь. Меня передергивает, когда я представляю себе, какое у меня, должно быть, давление.
– Безумие какое-то… – откинувшись, выдохнула Злобная Сучка.
Мне пришлось полежать с ней, пока я не услышал, что все ушли. Слава богу, она глубоко заснула. А я лежал себе, весь напряженный, смотрел в потолок и думал о том, что за хреновую жизнь я веду. Мне даже подумалось, что вот, надо было оттрахать подмышки у Сучки, пока была возможность. Если уж приходится делать что-то крайне неприятное, о чем потом пожалеешь, то хоть исполнение твоих давних эротических фантазий могло бы скрасить серую действительность.
Через какое-то время я пошел в гостиную, Соло с Джаско заснули на кушетке. Я выбрался из квартиры и пошел бродить по городу. Любители экстази спешили – шли или уже возвращались из клубов с улыбками на лице, держа друг друга за руки; пьянчуги горланили песни, шатаясь по улицам; и были еще всякие прочие, что замешивали себе в безумные коктейли все возможные виды наркотиков.
Голова гудела, пока я шла по Принцесс-стрит. Мэри сегодня утром пришлось отправляться на работу в Министерство по делам Шотландии, для меня подобный подвиг был бы слишком. Утром в ее квартире я взяла с полки томик стихов Шелли. Я не могла остановиться, все читала и читала, потом – Блейка и Йейтса. Мозг мой требовал подзарядки, мне было не насытиться.
На Ганновер-стрит я зашла в художественную лавку. Мне хотелось рисовать. Вот что мне было нужно – купить набор красок. Потом я заметила музыкальный магазин HMV и заглянула внутрь. Я бы купила там все диски, что мне попадались, и я сняла весь свой лимит – триста фунтов – с карточки. Мне было никак не решить, что же выбрать, и в итоге я купила несколько сборников хауса, может и не настолько хороших, но все, что угодно, неплохо после Dire Straits, U2 и Runrig, которых слушает Хью.
Я зашла в книжный «Уотерстоунз». Порылась немного и купила книжку про Битлов и их музыку в контексте шестидесятых. Сзади на обложке было написано об одном парне, который прочитал эту книжку и пошел и купил себе полное собрание битловских альбомов на CD. Я сделала то же самое. Хью Битлы не нравились. Как могут они не нравиться?
Потом я пошла выпить чашку кофе и читала «Нью мьюзикал экспресс», который не покупала себе уже много лет. Я прочитала интервью с человеком, который играл в Happy Mondays, а потом собрал группу Black Grape. Я снова вернулась в HMV и купила себе их альбом «It’s Great When You Are Straight… Yeah!»…[24] Да! только потому, что этот парень рассказал про себя, что он принимал горы наркотиков.
Еще купила себе несколько книжек, а потом села на поезд – домой. На автоответчике было сообщение: «Дорогая, это Хью. Позвони мне на работу».
На кухне я нашла записку:
Ты меня здорово напугала. По-моему, это немного эгоистично. Позвони, когда появишься.
Хью
Я смяла записку. Диск «Brothers in Arms»[25] лежал на кофейном столике. Хью всегда его ставил. Мне особенно не нравилась песня «Money for Nothing», именно ее он постоянно напевал. Я поставила свой диск Black Grape, а «Brothers in Arms» сунула в микроволновку. Мне хотелось доказать – то, что говорят про лазерные диски, якобы их не испортить, просто чепуха. И еще, чтобы удвоить свои доказательства, я посмотрела на то, как с лица земли так же исчезает «Love Over Gold»[26].
Хью вернулся домой встревоженным. К этому моменту у меня настроение тоже поменялось. Я чувствую себя загнанной, подавленной. Вчера я приняла четыре таблетки экстази, что, по словам Мэри, и так слишком много для первого раза. Но мне не хотелось останавливаться. Хотя она предупреждала меня об отходняке. Сейчас все кажется безнадежным.
А Хью встревожен.
– Ты не видела «Братьев по оружию», дорогая? Не могу найти… «у нас есть музыка и цветное ТээээВээээ…».
– Нет.
– «Дееееньги ни за что»… слушай, а… Давай прокатимся.
– Я здорово устала, – отвечаю.
– Выпила лишнего с Мэри? Что за пара! Но серьезно, Хизер, если ты собираешься прогуливать работу, этого я не могу оправдывать. С моей стороны было бы лицемерием убеждать собственных сотрудников в важности нормальной дисциплины после того, как все станет известно; а ведь Данфермлайн не такой уж большой городок, и, Хизер, если люди начнут говорить, что моя собственная жена – прогульщица и что я попустительствую этому…
– Я устала… Мы действительно выпили лишнего… Пойду-ка я наверх, прилягу…
– Прокатимся, – говорит мне он с ключами в руке, помахивая ими, будто я собачка, а ключи – мой поводок.
Не могу с ним спорить. Мне нехорошо, голова кружится, я устала и выжата, как будто меня прокрутили на полный цикл в стиральной машине.
– Мне просто кажется, что небольшая прогулка поможет тебе чуточку взбодриться, – улыбается он и выгоняет машину из гаража.
Рядом с ним сидит женщина с растрепанной головой и темными кругами вокруг глаз. Откуда-то я ее знаю.
Я достаю темные очки из бардачка. Хью неодобрительно ерзает.
– Я ужасна, – слышу я свой тоненький голосок.
– Ты просто устала, – отвечает он. – Подумай о том, чтобы перейти на неполный день. Нелегко работать в организации, в которой идут перемены. Я хорошо это понимаю – у нас то же самое. И люди твоего уровня обязательно это чувствуют. К сожалению, всегда кто-то да страдает. Но ведь яичницу так просто не сделаешь, правда? Боб Линклейтер уже вторую неделю в отгуле. Стресс. – Хью оборачивается ко мне, закатывая глаза. – Я уверен, что в твоем случае все по-настоящему. Некоторым людям не вписаться в современную организацию. Грустно, но что поделаешь. Но подумай, у нас и так все идет неплохо, и нет необходимости превращать себя в мученицу, только чтобы что-то кому-то доказать, Хизер. Ты же сама это прекрасно знаешь, правда, сладкая моя?
Я снимаю с себя темные очки и гляжу на это бледное больное лицо, смотрящее на меня из отражения в боковом зеркале. Мои поры открываются. Под моими губами – пятно.
– …возьми жену Алана Коулмана… как ее зовут? Вот она – отличный пример. Сомневаюсь, что она вернется, даже если ей и приплачивать за это будут. Мы все хотели бы так, большое спасибо! Иэн Харкер из гольф-клуба не вылезает с тех пор, как ушел на пенсию…
Мужчина двадцати семи лет рассуждает о пенсии!
– …и понимаешь, Алистер и Дженни и в самом деле просто перевернули отдел вверх дном. Жаль, конечно, что кто-то из них останется ни с чем, когда другой займет место Иэна. Похоже, деньжата глядят в сторону Дженни, хотя, возможно, они и возьмут кого-то свежего со стороны, чтобы не расстраивать никого из этих ребят…
Я все ждала, когда же Дженни появится в этом разговоре.
– А ты бы хотел полизать ей?
– …потому что при всех прочих равных условиях, а они оба профессионалы, если одного из них назначат, а другого нет… прости, дорогая, ты что-то сказала?
– Как тебе кажется, у нее есть имидж? У Дженни? Сама как на витрине, куча пиара, как ты однажды выразился.
Я вся дрожу, парализующая дрожь проходит по всему телу точным цифровым ритмом раз в две секунды.
– Да я никогда еще не работал ни с кем более настойчивым и целеустремленным, будь то мужчина или женщина. – В улыбке Хью сквозит обожание.
Ты трахаешь ее, трахаешь уже четыре года, я надеюсь на это, потому что не может быть, чтобы ты трахал меня настолько плохо, если только в это время ты не трахаешь кого-то еще…
– У нее есть любовник? – спрашиваю я.
– Она живет с Колином Норманом, – отвечает Хью, безуспешно пытаясь не придать словам «Колин Норман» смысл «маньяк-педофил» или, что еще хуже, «сотрудник с большим количеством больничных дней».
Конечно, вся эта поездка была подстроена. Я знаю, куда мы направляемся. И вот мы въезжаем в знакомый дворик.
– Билл с Молл сказали, что мы спокойно можем заскочить на стаканчик-другой, – объясняет мне Хью.
– Я… э… я.
– Билл что-то рассказывал о том, что он свой кабинет увеличил. Я думал взглянуть.
– Мы почему-то никогда не ходим к моим друзьям!
– Дорога-ая… Билл с Молл – это и твои друзья!
– Мэри… Карен… они тоже были твоими друзьями.
– Ну, эти университетские знакомства; студенческие глупости, дорогая. Жизнь не стоит на месте…
– Я не хочу заходить…
– Ну что с тобой, дорогая?
– Мне кажется, я лучше пойду…
– Пойдешь? Пойдешь куда? О чем ты говоришь? Ты хочешь домой?
– Нет, – шепчу я, – мне кажется, я лучше уйду. Просто уйду. Навсегда. – Мой голос сливается с тишиной.
Уйду от тебя, Хью. Ты играешь в теннис, но живот у тебя все же появляется…
– Ну вот и хорошо, дорогая! Вот молодец! – говорит он, выпрыгивая из машины.
Билл уже в дверях, приглашает нас войти с поддельным удивлением.
– Двойняшки Томсон![27] Как наша прелестная Хизер? Великолепна, как и всегда!
– Хью завидует, – говорю я, рассеянно теребя Билла за пуговицу, – говорит, что твой кабинет больше его. Правда, что ли?
– Ха-ха-ха, – немного нервно смеется Билл, а Хью устремляется дальше, и вот он уже чмокается с Молл, и я чувствую, как чьи-то руки снимают с меня пальто.
Меня передергивает, и я снова начинаю дрожать, хотя в доме тепло. На столе в гостиной накрыто что-то типа фуршета.
– Отведайте знаменитой чесночной пасты от Молл, – зовет нас Билл.
Чувствую, что сейчас мне надо бы сказать Молл: НЕ НУЖНО БЫЛО ТАК БЕСПОКОИТЬСЯ, но сейчас мне все до фени. Я ощущаю, как приходят слова, но их слишком много, и они застревают у меня в горле; мне кажется, что мне придется физически доставать их пальцами. Так или иначе, Хью первым открывает рот.