чревоугодия. После возлияний с закускою, далее шли: гордыня (у Жоры было чем гордиться, от славного дедова прошлого до профессии), что у многих гостей, зачастую виденных им впервые, вызывало зависть. Многие гости, они же клиенты, заказывая очередное украшение из драгметалла, впадали в алчность до такой степени, что готовое изделие в конце его производства попросту оказывались не в состоянии выкупить. Что логичным образом вызывало у них уныние, которое время от времени скрашивалось блудом – групповым или индивидуальным, по настроению. Тем не менее, был Жора хлебосольным и простецким до последней крайности. То есть, мог и обласкать, а мог и морду набить, если один из упомянутых грехов у него ли, или у его гостя вступал в противоречие с другим грехом (опять же, у него, либо у его незадачливого визави). Мила познакомилась с ним случайно, будучи приглашенной одной из своих подруг к нему в гости. До блуда дело у нее с ним никогда не доходило (далеко не в ее вкусе он был), просто пополнила она несметную рать его клиентов, и теперь регулярно починял ей Жора порванные цепочки и вставлял обратно выпавшие из оправ камешки.
Как-то, зайдя к нему забрать из починки тоненькую цепочку, она не смогла устоять перед его настойчивым приглашением «посидеть и культурно тяпнуть за приятной беседой». В этот вечер в квартире хозяина было редкостно пустынно: никто не сидел за столом на кухне, никто не дрых на диванчике либо подле него в передней, не доносилось из туалета совершенно определенных звуков, которые обычно следуют после обильного возлияния не слишком умелых выпивох. Мила не особо верила в приятность обещанной беседы, потому как Жора был уже несколько подогрет, а рассказывал он нередко в этом случае давно и многократно что-нибудь ею слышанное. Однако в кухне царил густой и сногсшибательный мясной запах, Мила с ужасом поняла, что завтра снова придется садиться на диету, а ноги уже несли ее за стол у окна и Жора суетился, звеня стеклом и бряцая столовыми приборами. Готовить, как уже было замечено, он умел и любил.
Выпили за встречу, обменявшись обычными в таких случаях вопросами-ответами насчет жизни/последних свершений и скоро, чуть не урча от удовольствия, Мила, стараясь изо всех сил не торопиться, ела мясо по-бургундски. И разговор на этот раз, зацепившись за сущий пустяк, миновал заезженную колею.
Когда Мила насытилась и мысленно сказала себе «стоп», твердо отказавшись от добавки, разговор уже шел о влиянии драгоценных и полудрагоценных камней на здоровье человека. Жора и здесь был экспертом номер один (в любой области, кроме компьютеров, он был таковым) и Миле удалось только поведать ему о том, как один ее давний знакомец таскал кулон с лунным камнем и все время чем-то болел, хандрил и вообще регулярно чувствовал себя словно баба в период месячных. И длилось это все до тех пор, пока он этот кулон не потерял.
– Ничего удивительного, – невозмутимо заметил Жора, принимаясь набивать трубку пахучим золотистым табачком и начал очередной, неслыханный доселе Милой рассказ: – Есть у меня одно колечко. Сделал как-то, да так никому еще и не продал. Золотое, с бриллиантом в ноль три карата. Камешек этот достался мне по случаю. Знакомый один бросил как-то клич. Мол, есть камни. Никакой он не ювелир, просто бабла не меряно. Встретились мы, показал он товар: камней пять-шесть – не помню точно. Бриллианты – залюбуешься, старой работы, такие, что зависть берет. К ним даже фотка приложена была: огромная брошь, усыпанная алмазами. Ну, большая часть уже повыковыряна – владелец (а то и не один) потрошил свое сокровище помаленьку да на продажу отдавал. Как вот моему приятелю. С деньгами у него всегда хорошо было, а вот с воображением не очень. Повалялись они у него, да и решил он их сдать к лешему. Смотрел я на камешки эти, любовался, а у самого как назло с деньгами в то время было хреново. А приятель еще подначивает: мол, есть у меня кому их сдать. Даже торговаться не станут. Тебе потому, говорит, и показываю, что ты мастеровой, в дело бы их настоящее пустил. Ну, и выбрал я себе камешек – хоть один, думаю, но мой будет. К тому же брошь та, из которой его сняли, с историей. Я люблю такие вещицы: сейчас таких не делают – возни много, а то и таланта не хватает. Ювелиров-то не один полк, да мастеров наперечет. Себя не беру – я сошка мелкая, зато и свою цену знаю. Так вот, брошь та, как приятель рассказал, случайно в России осталась. Ну, он за что историю купил, за то и продал: мол, в почти советской уже Одессе эту брошь завернули. Хозяин свалить в Стамбул хотел, как многие тогда, и то ли свалил, то ли не смог – не важно, главное, брошь эта осталась.
Жора прервался, отложил уже тщательно набитую трубку и показал свою ладонь – без единого кольца-перстня, кстати – и пальцем другой руки очертил круг:
– Вот такая она на фотке была, там и коробок спичек для сравнения лежал, ну, ладонь, только если без пальцев. Я таких никогда не видал, – Жора взял в руки трубку, выудил откуда-то с подоконника коробок спичек, основательно и вкусно ее раскурил и стал продолжать свой рассказ. А рассказывал он всегда обстоятельно, не торопясь, и слушать его истории, даже уже известные, было интересно. – Ну, так вот. Кто владел этой брошью сначала, от Одессы – неизвестно. Может, какая-нибудь портовая сволочь, за такой вот куш позволившая хозяину подняться на пароход. Ну да не в том соль. Лежал у меня этот купленный камешек, лежал. Я и позабыл уже про него. А тут случился простой в работе – это у меня бывает. Запью неделю, тут не до дела. Ну и клиенты тоже как-то притихли, а я возьми да и вспомни про камешек. Руки аж зачесались – после запоя такое редко бывает. Обычно наоборот – и руки трясутся и вообще, гори она огнем, эта работа. А тут как вдохновение нашло. Придумал я колечко: этакое футуристичное, нарочно грубоватое, и камешек мой туда поместил. Хорошо получилось, сам налюбоваться не мог. Клиентам сперва даже не показывал, сам нацепил – на мизинец налезло – да и стал носить.
Жора посопел погасшей трубкой, раскурил вторично и рассказ продолжился.
– Ну, вот, ношу я свое колечко новехонькое и замечаю любопытные вещи. Я, в общем, парень не пуританского склада. Нужна баба – баба найдется, нет проблем. А тут начал у меня складываться этакий спонтанный секс. Раз по делу поехал, в какой-то офис, даже костюм-галстук нацепил, хоть терпеть их не могу…
Мила взглянула на короткую шею Жоры – на ней словно стояла незримая, но неоспоримая печать, говорящая о том, что шея эта не знала ни галстуков, ни тем более шейных платков и даже пионерский алый лоскуток будто бы был ей неведом.
– …в офисе этом я, в промежутке между дел, имел в какой-то подсобке бурный трах с доселе незнакомой мне офисной дивчиной, между папок, скоросшивателей и пачек бумаги формата А4. В общем, так и поехало. Секс был всюду – в туалетах и даже за портьерами ресторанов, за кулисами сцены какого-то клуба, один раз в купе «Красной стрелы» и один раз на плацкартной боковушке. И все это при том, что я этим делом люблю заниматься в нормальной постели, по-человечески.
Здесь Мила мысленно усмехнулась, наслышанная о групповушках в различных местах этой самой квартиры. Жора, пуская в распахнутое окно дым, из которого доносился монотонный уличный гвалт, продолжал:
– По улице передвигаться начал короткими перебежками, как при артобстреле. Веришь, от юбок шарахаться начал. Потому как и работать ведь надо – кушать-то хочется. А кольцо с камушком снял – и все. Как отрезало. Никаких спонтанных встреч. Только по утвержденной заранее программе. В общем, убрал я колечко от греха. А тут зашел ко мне давний приятель. По жизни суетится, вертится: туда метнулся, здесь стрелу забил, там, кому надо, отслюнил. Весь в бизнесе, словом. Поговорили с ним о всяком, выпили. Он возьми да и пожалуйся: мол, живу бобылем: и с бабами жить не сладко, но и без них не просто. Но даже на один вечерок склеить и то времени нету. Дичаю, мол. Скоро совсем одноруким бандитом стану. Ну, я ему и предложи колечко приобрести под рассказ про свои приключения, когда оно у меня на пальце сидело. А у него и бабло есть, да только он эти кольца-перстни не любит, отнекивается. Ладно, говорю, бери на прокат. Он и согласился.
Проходит неделя, другая. Звонит этот мой приятель, и говорит только одно, без комментариев: еду сдавать тебе кольцо. И, натурально, приехал. Я, когда дверь открыл, его не узнал. Морда перекошена, очки зеркальные синюшные подфарники неумело скрывают. Рука на перевязи. Хромает. Спрашиваю: к садо-мазо пристрастился, что ли? Мне, говорит, не до смеха. И кольцо из кармана достает. Забирай, говорит, иначе меня вовсе убьют.
Посидели мы с ним. Он и поведай, что и как было. Как только кольцо надел, сразу приключения начались. Стали с ним случаться членовредительства. То у родного подъезда морду набили ни с того, ни с сего, то у офиса какая-то пьяная молодежь попинала. То джигиты наваляли на обочине, типа, подрезал он их. Хорошо, машина целая, говорит. Окончательно его подкосило другое. Сижу, говорит, в ресторане. Обычный вечерний перекус. И начинает его клеить какая-то баба. Подвыпившая – ну да нашего брата это только бодрит, полдела уже, считай, сделано. Ну, он, само собой, радуется, думает, что вот колечко и сработало. Он ее уже за талию и волочит из зала.
Жора докурил, явил на свет хитрое крючковатое приспособление и принялся выколачивать и чистить трубку. Мила заерзала на месте, сказала:
– Ну? Дальше-то!
Жора довольно усмехнулся и продолжил, копаясь в люльке:
– Баба не одна в ресторане была. С самцом. На голову выше моего приятеля. Говорит, рыкнул, аки лев, кинулся, посетители не сразу разнять смогли. Дома приятель мой отлежался, кольцо с пальца стянул, когда отечность прошла, и сразу, хромая и скрипя уцелевшими зубами, ко мне поскакал. Вот такие дела.
– А кольцо это ты еще не продал? – спросила Мила, на что Жора отрицательно помотал бритой головой, молча поднялся и вышел из кухни. Вернувшись, положил на стол кольцо и уселся на свое место.