Интуиция путей решения не предлагала, и она попыталась сосредоточиться и мыслить логически.
Итак. Три смерти. Две недавние и одна прошлогодняя. И Артур, и Иван Пантелеевич и тетя Вера были в приемной. И что? Здесь много кто бывает. Она сама сидит, опять же, каждый день…
Миле стало неуютно. Она снова осмотрела комнату, пытаясь определить, что все эти смерти может объединять. Может, случайность? Она покачала головой, не соглашаясь. В приемной тихо работал телевизор, телефон вообще пока молчал. Мила выключила телеящик и закрыла глаза. Тут же она увидела, как тетя Вера дремлет, свесив голову на грудь. Никогда такого не было. Она вообще никогда не садилась в приемной. Ни на диван, ни на…
Миле показалось, что она нашла зацепку и открыла глаза.
Стул.
Вот он, стоит боком напротив ее стола, обращенный к двери в кабинет генерального.
Вот оно!
На стул этот если и присаживались, то ненадолго. Если ждать приходилось дольше, перебирались на диван, там было удобнее. Диван был обит черной кожей, стоял у стены сбоку от окна прямо напротив двери в кабинет. А стул… Мила попыталась вспомнить, кто сидел на нем, кроме трех упомянутых покойников и не вспомнила ни одного лица. Как нарочно, в памяти проплывали то Артур, то тетя Вера, то Иван Пантелеевич. Артур блаженно щурится от забредшего в приемную солнечного зайчика, Иван Пантелеевич что-то увлеченно рассказывает, тетя Вера мирно дремлет.
Но ведь сидели же! И многие. Мила поднялась и, обойдя свое рабочее место, стала рассматривать стул. Им пользовались регулярно, а то и просто ставили на него свои портфели, клали какие-то папки, даже шляпы пристраивали. Курьеры, опять же, всегда садились на этот стул, копаясь в своих сумках. Ни один как будто не помер.
Мила поежилась и продолжила размышлять.
На предмет общения заходили Львович, Светка, финансистка Любовь Игоревна. Они, конечно, присаживались – именно на этот стул – но лишь ненадолго. Еще часто заходил сисадмин Тимур, так он вообще был единственный, кто пристраивался прямо на краешек Милиного стола. Но ему это разрешалось, потому что был он молод, и задница у него была хороша. Особенно в пятницу, когда дресс-код отменялся, и он приходил на работу в узких джинсах…
Мила тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли и обошла стул вокруг.
Был это обыкновенный деревянный стул, причем старый, неизвестно как попавший в приемную. На памяти Милы он всегда стоял в приемной по другую сторону стола секретаря. Мореного дерева, совершенно не подходящего под гамму остальной подобной мебели – Милиного стола, тумбочки, шкафов и стеллажей. Что за чушь, в самом деле! Она никогда не замечала этого несоответствия.
Сколько же ему лет? Она подошла ближе и внимательно осмотрела, а затем и погладила ладонью деревянное седалище и спинку, не обнаружив ничего подозрительного. Она выпрямилась, постояла, собираясь с духом, и раздумывая, стоит ли проводить этот эксперимент, наконец, решилась и села на него, чего никогда за время своей работы здесь не делала.
Сидеть было, вопреки ожиданиям, удобно. Она тут же попыталась представить, как выглядит сама с этого места. Должно быть, неплохо… Впрочем, сейчас ей было не до этого и она продолжила осмотр самого стула. Для этого пришлось подняться и перевернуть его, взяв за спинку и ножку. Стул оказался неожиданно тяжелым.
Хм. На нем даже не было инвентарного номера. Только на обратной стороне сидения было что-то написано химическим карандашом. Она положила стул на пол, взяла со стола лист бумаги и ручку. Надпись оказалась адресом. Мила записала: «Весенняя, 19, кв. 27».
Сзади хлопнула дверь и голос Львовича провозгласил:
– Мебель ломаешь?
Мила поднялась с корточек и оправила юбку.
– Привет, – дежурно улыбнулась она, потому что улыбаться не хотелось. – Поможешь?
И она кивнула на стул. Львович легко вернул стулу первоначальное положение и посмотрел на Милу:
– Шеф еще не прибыл?
– Скоро будет. Ты не знаешь, откуда у нас этот стул?
Львович пожал плечами:
– Хрен его знает. Тебе-то зачем?
– Да так… Инвентарные номера сверяю.
– Звякнешь, когда сам появится?
– Ага.
Львович ушел и Мила снова осталась наедине со стулом.
Чем же он может быть опасен? Она села на свое место и тут ее осенило. Радиация! Ей тут же вспомнилась какая-то давняя история в новостях, когда какого-то бизнесмена убили, подложив в его офисное кресло контейнер с радиоактивным веществом. Мила невольно откатилась на своем кресле подальше от стола, и тут ей по-настоящему стало не по себе. Она лихорадочно соображала, как быть и вспомнила, что у ребят из охраны на проходной есть прибор для измерения радиации. Кто-то, помниться, возился с ним там же, на проходной и Мила еще поинтересовалась, что это за штука.
Не медля ни минуты, она набросила пальто и выскочила из приемной, даже не переобувшись.
Осеннее небо провисло тяжкими тучами, которые то и дело роняли на землю седые пряди унылого дождя, и создавая еще более гнетущее настроение.
В комнате на проходной скучали двое охранников. Их она знала давно и была с ними в хороших отношениях. С охраной вообще было не все так просто. Она знала, что другие точно недолюбливают ее, за глаза пренебрежительно называя фотомоделью. Были у нее с ними стычки по работе: то долго не пропускали машину, которая регулярно привозила различные вещи для приемной, то человека важного мурыжили, потеряв пропуск, выписанный ею днем раньше, то еще что-то по мелочи. Мила считала их тупыми животными, они ее – глупой вертихвосткой, думающей о нарядах. Лешка же и Колян из этой смены работали давно, и только им она улыбалась, проезжая мимо утром и вечером, и болтала с ними о судьбах завода, выбегая во время обеда в скверик, посидеть под тополями с девчонками.
Парни смотрели по маленькому телевизору какой-то криминальный сериал на НТВ.
– Привет, – сказала она, хотя сегодня они уже здоровались.
– Чего это ты прискакала? – добродушно спросил Колян, с удовольствием разглядывая Милу.
– Дело есть. Кажется, был у вас такой аппарат, для измерения радиации. Так?
– Был и есть, – отозвался Лешка, перевода взгляд с икр Милы на ее лицо.
– Дадите? – обернулась она к нему.
– А что? Есть подозрения? – Лешка поднялся и сдвинул черную форменную кепку на затылок.
– Да так, – по возможности беззаботно махнула рукой Мила. – Цветок у меня чахнет, а грунт случайный. На улице раздобыла, – соврала она.
– Так он у тебя тогда не чахнуть должен, а расти как бамбук, – отозвался Колян и хохотнул.
– Ладно, пошли, – сказал Лешка и повел Милу в комнату для отдыха, где стоял шкаф, и диван, заваленный журналами и газетами.
– А Сан Саныч где? – спросила Мила про начальника смены, которого недолюбливала.
– Дозором обходит владенья свои, – рассеянно ответил Лешка, шурша в шкафчике. – Ага. Вот он где.
И он вытащил небольшой плоский чемоданчик зеленого армейского цвета.
– Сходить с тобой? – предложил он, на что Мила отрицательно помотала головой:
– Не надо. Ты мне лучше объясни, как им пользоваться. Или это сложно?
– Не сложно, – отозвался Лешка, кладя чемоданчик на диван. – Смотри.
В чемоданчике лежал приборчик со шкалой, наушники и еще несколько неясных предметов вместе с проводами и брезентовым ремешком с карабинами на концах. Лешка достал приборчик, приладил к нему провод, к этому же проводу прицепил зеленый цилиндрик, а сам цилиндрик укрепил на небольшой штанге.
– Тебе для каких лучей? – лукаво глядя на Милу, спросил Лешка, прилаживая к приборчику наушники.
– Чего? Я же сказала, радиацию мерить…
– Ладно, с вами все ясно, барышня, – усмехнулся Лешка. – Включается так. Будешь щелкать вот этим переключателем, тут альфа, гамма и все такое. Вот здесь стрелка, показывает уровень радиации. Этот цилиндр на держателе будешь направлять на то, что хочешь проверить. Если в наушниках затрещит, беги к нам и рассказывай, что именно фонит. Треск будет такой.
Лешка нацепил на Милу наушники, и повернул что-то на конце цилиндрика. Мила услышала сухой неприятный треск, отдаленно похожий на помехи в радиоэфире и стащила наушники прочь.
Лешка снова повернул что-то на цилиндрике, поясняя:
– Тут немного радиоактивного вещества, все безопасно, это для проверки работоспособности. Все ясно?
– Ага, – кивнула Мила. – Так мне чего, весь чемоданчик брать?
– Не надо.
Лешка пристегнул брезентовый ремешок к прибору со шкалой, дал Миле в руки цилиндр на штанге и улыбнулся:
– Иди, измеряй свой цветок.
Мила без лишних слов выскочила на улицу и чуть не бегом кинулась к зданию заводоуправления.
…Стул был чист и упорно молчал, как ни водила Мила датчиком вокруг, как ни щелкала переключателем.
На всякий случай она облазила всю приемную, опасаясь, впрочем, что кто-нибудь застукает ее за этим загадочным занятием (шеф тоже пока не появился), но все обошлось.
Вся приемная оказалась безо всяких признаков радиации, кроме пакетика с дренажем, купленным Милой совсем недавно для цветов, но еще не пущенным в дело. Когда в наушниках затрещало, Мила отпрыгнула в сторону и потом долго не решалась взять его в руки, чтобы показать Лешке.
Лешка проверил злополучный пакет и заявил, что радиоактивность дренажа лишь чуть-чуть превышает норму. Мила поблагодарила его, но на обратном пути все-таки оставила пакетик от греха на заводской помойке.
Итак, радиоактивная версия не подтвердилась. У Милы чесался язык поделиться своими умозаключениями со Светкой, но она все же решила подождать, пока не проклюнется в этом деле что-нибудь еще.
На следующий день новости сами нашли Милу. В двенадцатом часу позвонила Светка:
– Про тетю Веру слыхала?
– Что умерла? Так я же и…
– Да нет! Вскрытие делали, рак у нее нашли.
– Так она от рака умерла?
– В том-то и дело, что нет. И ни она, ни родные о нем не знали. Вскрытие показало, что рак был на последней стадии, и ничего уже было бы нельзя сделать. Еще чуть-чуть и он бы себя проявил, начались бы боли и все такое…